— Они покупали инь-болото, — сказал Уилл. — Вычерпывают его. — На это Джем вскинул голову вверх, и он встретился глазами с Уиллом. — Они уже начали менять цвет, — сказал Уилл. — У многих были серебристые волосы или глаза. Даже их кожа уже начала становиться серебристой.
— Это очень тревожно. — Шарлотта нахмурилась. — Нам следует будет поговорить с Уолси Скоттом, как только этот вопрос с Мортмейном разъясниться. Если существует проблема пристрастия к порошкам колдунов в его стае, он должен знать об этом.
— А ты не думаешь, что он уже знает? — сказал Уилл, откидываясь на спинку кресла. Он выглядел удовлетворенным, что наконец-то, получил реакцию на свои новости. — В конце концов, это его стая.
— Его стая это все волки Лондона, — возразил Джем. — Он просто не в состоянии следить за всеми ими.
— Я не уверен, что ты захочешь ждать, — сказал Уилл. — Если вы хотите заполучить Скотта, я бы поговорил с ним как можно скорее.
Шарлотта наклонила голову набок.
— И почему это?
— Потому, — сказал Уилл. — Один из ифритов спросил вервольфа, зачем ему нужно так много инь-болот. По-видимому, оно действует на вервольфов, как стимулятор. Ответом было то, что Магистру нравится, что лекарство заставляет их сохранять работоспособность всю ночь напролет.
Чашка Шарлотты с грохотом упала на блюдце.
— Работать над чем?
Уилл ухмыльнулся, явно польщенный тем эффектом, который он произвел.
— Без понятия. Примерно в это время я потерял сознание. Мне снился прекрасный сон о молодой девушке, которая потеряла почти всю свою одежду…
Шарлотта побледнела.
— О, боже, я надеюсь, что Скотт не спутался с Магистром. Де Куинси был первым, теперь волки — все наши союзники. Соглашения…
— Я уверен, что все будет в порядке, Шарлотта, — сказал мягко Генри. — Скотт, кажется, не из тех, кто спутается с таким, как Мортмейн.
— Возможно, тебе следует быть со мной, когда я буду говорить с ним, — сказала Шарлотта. — Номинально, ты глава Института…
— О, нет, — сказал Генри с выражением ужаса на лице. — Дорогая, ты справишься со всем достаточно хорошо и без меня. Ты гений в том, что касается переговоров, а я просто не такой. И, кроме того, изобретение, над которым я сейчас работаю, сможет разбить вдребезги всю армию часовых механизмов, если я получу правильную формулу!
Он сиял от гордости.
Шарлотта посмотрела на него долгим взглядом, затем отодвинула стул от стола, встала и вышла из комнаты, не сказав ни слова. Уилл посмотрел на Генри из-под полуприкрытых век глаз.
— Ничего не может помешать твоим кругам, не так ли, Генри? — Генри моргнул.
— Что ты имеешь в виду?
— Архимед, — сказал Джем, который, как обычно, знал, что имеет в виду Уилл, даже не глядя на него. — Он чертил математические диаграммы на песке, когда его город был атакован римлянами. Он был таким поглощенным, что пока делал это, не увидел солдат, подошедших сзади. Его последними словами были: Не беспокойте мои круги. Конечно, к тому времени он был стариком.
— И он, по всей вероятности, никогда не был женат, — сказал Уилл и улыбнулся Джему через стол. Но Джем не улыбнулся в ответ. Не глядя на Уилла или на Тессу, не смотря на кого-либо из них вообще, он поднялся на ноги и вышел из комнаты за Шарлоттой.
— Тьфу ты, — сказала Джессамин. — Это что один из тех дней, когда все удаляются в бешенстве? Потому что мне просто не хватает энергии для этого.
Она положила голову на руки и закрыла глаза. Генри растерянно перевел взгляд от Уилл к Тессе.
— Что такое? Что я сделал неправильно?
Тесса вздохнула.
— Ничего страшного, Генри. Просто… Я думаю, что Шарлотта хотела, чтобы ты пошел с ней.
— Тогда почему она этого не сказала? — Глаза Генри были печальными. Его радость по поводу яиц и изобретения, казалось, исчезла. Возможно, ему не следовало жениться на Шарлотте, подумала Тесса, ее настроение было такое же мрачное, как и погода. Возможно, как и Архимед, он был бы счастливее, чертя круги на песке.
— Потому что женщины никогда не говорят то, что они думают, — сказал Уилл.
Его глаза скользили в сторону кухни, где Бриджет убирала остатки еды. Ее заунывное пение доносилось в столовую.
— Я боюсь, что ты отравлен, мой милый мальчик,
Я боюсь, что ты отравлен, мое утешение и радость!
О, да, я отравлена; мать, вскоре выроет мне могилу,
В моем сердце боль, и я хочу немного отдохнуть.
— Клянусь, что в прошлом эта женщина была мародером, продающим трагические баллады близ Семи Циферблатов, — сказал Уилл. — А я просто хочу, чтобы она не пела об отравлении, после еды. — Он покосился на Тессу. — Разве тебе не нужно идти, чтобы переодеться в тренировочный костюм? Разве у тебя сегодня нет тренировки с сумасшедшими Лайтвудами?
— Да, этим утром, но мне не нужно переодевать одежду. Мы просто практикуемся в метании ножа, — сказала Тесса, несколько удивленная тем, что она в состоянии вести спокойную и сдержанную беседу с Уиллом после событий прошлой ночи. Носовой платок Сирила с кровью Уилла был по-прежнему в ящике ее платяного шкафа, она вспомнила теплоту его губ на ее пальцах, и отвела свой взгляд от него.
— Какое счастье, что я первая рука в метании ножа. — Уилл поднялся на ноги и протянул руку к ней. — Пойдем. То, что я буду наблюдать за тренировкой, приведет в бешенство Гидеона и Габриэля, и я смог бы вытерпеть немного безумия сегодня утром.
Уилл был прав. Его присутствие во время тренировки, казалось, раздражало, по крайней мере Габриэля, хотя Гидеон, как, казалось, терпеливо относился ко всему, бесстрастно приняв это вторжение. Уилл сидел на одной из низких деревянных лавочек, которые стояли вдоль стен, и ел яблоко, вытянув свои длинные ноги перед собой, иногда выкрикивая советы, которые Гидеон игнорировал, а Габриэль принимал, как удары в грудь.
— Он должен быть здесь? — проворчал Габриэль Тессе во второй раз, когда он чуть не уронил нож, вручая ей его. Он положил руку ей на плечо, показывая ей линию визирования на цель, она нацелилась на нее, черный круг, начерченный на стене. Она знала, как сильно он хотел бы, чтобы она нацелилась на Уилла. — Ты не можешь сказать ему, чтобы он ушел?
— И почему я это должна делать? — разумно спросила Тесса. — Уилл мой друг, а тебе я даже не нравлюсь.
Она кинула нож. Он пролетел мимо цели в нескольких футах, ударившись о стену рядом с полом.
— Нет, ты по-прежнему нагружаешь острие слишком сильно… и что это означает, я тебе не нравлюсь? — спросил Габриэль, передавая ей другой нож, как будто рефлекторно, но на самом деле выражение его лица было очень удивленным.