— Нафс?
— Это животная душа человека, которая толкает его вслед за страстями. Из-за нафса человек не может достичь хакика — просветлённого состояния. Не может узреть гайб.
— Дед мне что-то говорил об этом, — задумался Тимур.
— Постигший гайб — просветлённый человек, способный к истинному состраданию, прощению, милосердию…
— А! Вспомнил, дед говорил мне: Тимур, за всем, чем манит этот мир, не угонишься, просто потеряешь жизнь, лучше стать слабым мюридом, чем сильным мира сего.
— О! Да ваш дед был муршидом!
— Кем?
— Духовным наставником.
— Да, он учил… Он жил очень долго. Войну прошёл. Его уважали в селе. Очень уважали. За советом приходили. Но я был маленький, не всё понимал. Дед презрительно относился к деньгам, ненавидел роскошь, никому никогда не завидовал, не ссорился с христианами и говорил, что люди должны вернуться к земле, работать на земле, иначе они не смогут себя прокормить в последние времена.
— Вам повезло с дедом.
— Профессор, обращайся ко мне на «ты», мы же не на светской беседе.
— Ну да, ну да…
— Помню, дед иногда раскрывал газету, потом комкал её и говорил: джахилия.
— Грубость, дикость, невежество, служение материальному миру, — тут же перевёл профессор. — Видимо, ваш… твой дед, Тимур, считал, что нынешние времена близки по своей сущности ко временам доисламского периода. Христиане называют это апостасией. Временем, когда многие отходят от веры.
— Надо было слушать деда, — сам себе сказал Тимур, безотрывно глядя в окно. — А я хотел сначала машину, потом дом, большой дом на берегу моря, и чтобы меня все уважали.
Михаил Давыдович только вздохнул в ответ.
— Я тоже хотел, чтобы меня уважали. Потому вроде, с одной стороны, хвалил добро, с другой — оправдывал зло.
— С такой башкой, как у тебя, как можно ошибаться? — простовато удивился Тимур.
— Количество информации не есть знание, — грустно ответил профессор. — Как говорит Макар: человеческая мудрость очень часто, перерождаясь качественно, превращается в банальную хитрость.
— Э-э-э… — протянул Тимур, — скажи проще: иной мудрец простой хитрец.
— Гениально, — оценил упрощение формулы профессор.
В это время на этаже появился Эньлай. Он подошёл к собеседникам, выглянул в окно и спросил:
— Тихо?
— Да вроде, — ответил Тимур.
— Там внизу парламентёры появились. На чёрном «лексусе» прикатили. Зовут Никонова на переговоры. Он берёт Макара и тебя.
— Меня? — удивился Тимур.
— Тебя. Говорит, так представительнее будет.
— Э, а чё с ними разговаривать, с шакалами этими?! — возмутился Тимур. — Думаешь, стрелять не будут? Мы пока беседу-меседу будем вести, они тут всех обложат.
— Они не знают, сколько нас. В этом наше преимущество.
— Не, я валяюсь с этого мира! Тут всему кирдык приходит, а они законы устанавливают, воевать хотят, парламентёры какие-то…
— Ты идёшь? — перебил Лю.
— Иду, конечно, хочу в глаза этим шакалам посмотреть. Еду забрали, женщин забрали, гарем устроили… — Тимур уже шёл по коридору к лестнице, но вдруг обернулся и сказал Михаилу Давыдовичу: — Не спи, профессор, не спи, пожалуйста, сейчас тем более нельзя спать. В окно смотри. Понимаешь?
— Понимаю, — кивнул Михаил Давыдович, но Тимур уже переключился на Эньлая.
— Слушай, вас больше миллиарда, половину России уже отхватили, а чё ты один здесь остался? Щас бы твоих земляков сюда, с этими разобраться…
— Я русский китаец, — в который раз повторил Эньлай, — я крещёный.
— Э, а много вас крещёных?
— Много…
Михаил Давыдович слушал, как по лестнице удаляются голоса, и тревожно смотрел в окно. Он боялся оставаться один.
Глава восьмая
1
Чёрный внедорожник «лексус» с характерным номерным знаком 001 доставил Олега, Макара и Тимура к зданию городской администрации. По обеим сторонам от входа стояли два молодца с автоматами на груди. Забрав оружие, они дотошно обыскали «гостей» и, не найдя ничего подозрительного, кивнули сопровождающему: проходите. Вдоль коридора и по лестницам тоже стояли по стойке «смирно» бойцы.
— Гестапо какое-то, — покачал головой Тимур на всю эту военизированную инфраструктуру.
— Это порядок, — ответил ему сопровождавший их парень в тёмном костюме.
У кабинета главы города тоже стояли молодцы и расступились только после слов сопровождающего «Леонид Яковлевич ждёт».
Садальский сидел в глубоком кожаном кресле, листал какие-то бумаги, за спиной стоял Эдик. Увидев Никонова сотоварищи, Эдик метнулся к ним.
— Разрешите, я их на куски порву?!
— Не дёргайся, — Садальский отрезал таким холодным тоном, что Эдик заметно побледнел.
— Да уж, сдерживайте пыл, юноша, если не готов умереть, — глухо сказал Никонов. — У нас была масса возможностей превратить вас в фарш.
— Ты сам-то готов умереть? — не удержался телохранитель.
— Лет двадцать уже, — лениво зевнул Олег и сел без приглашения за длинный стол, приставленный перпендикулярно к столу, за которым возвышался Садальский. Макар и Тимур последовали его примеру.
— Выпьете что-нибудь? — осведомился Леонид Яковлевич, и мёртвый глаз его скользнул в сторону.
— Виски, грамм двести, — согласился Макар.
— Воздержусь, — ответил Никонов, и Тимур его поддержал.
Длинноногая лань тут же принесла для Макара бокал, наполненный до краёв золотистым напитком.
— «Дьюарс» двенадцатилетней выдержки, — по запаху определил Макар.
Садальский на это молча кивнул и здоровым глазом начал буровить Никонова. Сдвинутый зрачок мёртвого смотрел на Тимура и Макара. «Жутковатая внешность», — подумал Олег.
— Я пытаюсь установить в городе порядок. А ваша, так сказать, группа дестабилизирует обстановку, — начал Садальский. — Вы же человек военный, Олег Николаевич, — он заметно заглянул в бумаги, чтобы уточнить отчество Никонова, — значит, вы тоже должны быть сторонником порядка. Вы его попытались навести по-своему, у вас не получилось. Позвольте сделать это профессионалам.
— Мы вам не мешаем, — сдержанно ответил Олег.
— Ну как же, усыпили целую роту бойцов, увезли часть девушек, окопались в больнице.
— Я не позволю совершаться насилию, у вас остались те девушки, которые остались добровольно. Секс за бутерброд с колбасой и благосклонную улыбку этого анаболика, — Никонов кивнул на Эдика, — их устраивает. Это их право.
— М-да… — Садальский откинулся на спинку кресла. — Вы же понимаете, что порядок в городе мы всё равно наведём. И он будет таким, каким мы его видим.
— Мы — это кто?
Макар в это время залпом выпил бокал виски, отёр рукавом губы и, благостно посмотрев на Садальского, тоже спросил:
— А вам никто не говорил, что вы похожи на маленького антихриста?
При последнем слове лицо Леонида Яковлевича чуть заметно дрогнуло. Едва-едва. Как будто кто-то внутри него дёрнул за тройничный нерв.
— Радует, что у вас, Олег Николаевич, есть собственная похоронная команда, — парировал он после некоторой паузы. — Хотя, я слышал, есть у вас и другие уникумы.
— Всякие есть…
— Тут одного бойца пришлось связать и посадить в одиночку. Он бредит, что его убил китаец, а местный доктор его воскресил.
— Бредит парень. Хорошо, что вы его изолировали, — Олег был спокоен, как танк-памятник на постаменте.
— Ну да, ну да… Но вот доктор нам всё-таки нужен. Отдайте нам доктора, и можете покинуть город со всеми, кто захочет уйти. Я даже позволю вам вынести определённый запас продуктов.
Какое-то время в кабинете была тишина. Такая, что было слышно, как шумно дышит Эдик. Леонид Яковлевич всё это время буровил одним глазом Никонова, а вторым смотрел в преисподнюю.
— Мне всегда было интересно, откуда берутся такие люди, как вы, — наконец заговорил Олег, — которые вдруг решают, что они избраны для чего-то? Например, чтобы повелевать другими, начинать войны. Повязанные чем-то затхлым и очень тёмным друг с другом.
— Бросьте ваши инфернальные изыскания, Олег Николаевич, всё гораздо проще. И вы это знаете. Так как насчёт доктора?
— Доктора я вам не отдам, — твёрдо ответил Никонов.
— Вы не думали о том, что вы можете отсюда не выйти? — живой глаз Садальского поплыл в сторону, но явного раздражения он не выказывал. — Я же не обещал вам ничего, да если бы и обещал…
— А вы не думали о том, что я не зашёл бы в этот кабинет, если бы не обеспечил себе пути отхода? — устало вздохнул Никонов. — К моему телу медицинским лейкопластырем прикреплён пластид. Потому я и спросил у вашего гладиатора, — он снова указал на Эдика, — готов ли он умереть. Я — готов. А вы?
— Н-ну… Чего-то подобного, признаться, я ожидал. Лохи и непрофессионалы на входе за это ответят.
— Мне достаточно хлопнуть себя по груди, чтобы наша беседа продолжилась уже на другом уровне… если, конечно, нас там не разделят…
— Вы верите во всю эту ахинею? — искренне удивился Садальский, и по его лицу скользнули хоть какие-то эмоции.
