Но тот человек так и не пришел. Абу Заккур был очень раздосадован. Он возлагал на него большие надежды. Этот человек должен был дать ему ответ о возможности закупки оружия. Деньги они уже собрали — каждый добровольно внес определенную сумму. Абу Заккур нашел посредника для закупки, договорился с ним обо всем. И тот его подвел. Больше ждать он не может: ему тоже надо присутствовать на совещании в доме Заки Каабура. Посредники вообще народ ненадежный. А особенно если дело касается контрабандного оружия. Абу Заккур мысленно перебирал различные причины, которые могли помешать посреднику явиться на встречу: напали на след и арестовали торговца, перехватили самого посредника где-нибудь по пути, конфисковали контрабанду. Мало ли что могло произойти. А вдруг этот посредник оказался проходимцем? Обманщиком? Или еще хуже — провокатором? Доносчиком? Ну, тогда ему не сносить головы. У Абу Заккура до сих пор хранится нож, которым он разделывал когда-то мясные туши…
Теперь задача — незаметно уйти из кофейни. Абу Заккур стал пробираться к двери, не обращая внимания на возгласы посетителей, требовавших кто чай, кто кофе, кто наргиле, кто колоду карт. Выйдя на улицу, он пересек площадь и свернул в переулок. По дороге встретил учителя Кямиля и еще нескольких знакомых, которые тоже шли к Каабуру.
— Ну, что хорошего? — спросил он Кямиля.
— Да ничего. Дрянь дело, — ответил Кямиль. — Завтра студенты и школьники начнут демонстрации. Но это ни к чему не приведет, если их не поддержат массовые организованные выступления народа по всей стране. Только так можно подтолкнуть правительство на решительные действия. А без опоры на народ оно вообще ничего не добьется. Более того, потеряем и то, что удалось завоевать!
Большая гостиная в доме Каабура гудела как улей. Тут были представители почти всех кварталов города, самых различных партий и организаций. В дальнем углу пристроился Надим Мазхар, рядом с ним сидел Таруси — он даже здесь был со своей неизменной палкой. Разговор был серьезный и, очевидно, уже в самом разгаре. Многие были встревожены обстановкой, которая складывалась в Латакии в связи с возобновившейся активностью Муршида.
— Ну, до чего вы уже договорились? — спросил Абу Заккур, здороваясь со всеми.
— Ни до чего пока, топчемся на месте, — ответил хозяин дома. — Мы им про быка, они нам про корову. А доить быка, чтобы их разубедить, бесполезно, да и рискованно к тому же. Никак не поймут, что Латакия — это не Дамаск. И опасность, что повторятся события тридцать шестого года, вовсе не исчезла, как они думают. Муршид уже поднимает голову. Угроза нашей независимости существует по-прежнему.
— Ты прав, — поддержал его Кямиль. — И основная угроза исходит не от Муршида. Наша независимость не может быть полной до тех пор, пока не уберутся отсюда французы и англичане. А судя по всему, они пока и не собираются этого делать. Ищут всякие лазейки, чтобы зацепиться здесь. И не только ищут, но и сами, устраивая всевозможные провокации, искусственно создают условия, чтобы продлить свое пребывание в Сирии. Но если мы объединимся, противопоставим им единый народный фронт, они вынуждены будут уйти. Что же касается района Латакии, то Муршид тут действительно опасен. Это вполне реальная и серьезная угроза для целостности и независимости нашей страны. И чем раньше мы ликвидируем эту угрозу, тем лучше.
— Все, что поют нам сторонники правительственного блока, мы слышали уже много раз, — прервал Кямиля хмурый мужчина, который даже в годы войны выступал против какого-либо сосуществования с англофранцузскими военными властями. — Всякими заверениями и посулами мы сыты по горло. Нас опять хотят обмануть обещаниями. А почему мы им должны верить? Только потому, что они клянутся, будто эти обещания серьезные?
— Ну зачем ворошить прошлые обиды? — воскликнул Надим. — Мы ведь собрались здесь не для того, чтобы пререкаться и ссориться, а для того, чтобы договориться о совместных действиях. Разве не так?
— Правильно!
— Нечего вспоминать старое! Обсудим лучше, как объединиться нам всем для достижения одной цели — независимости, — поддержали Надима со всех сторон.
— Но получить независимость — это еще не значит обеспечить наше будущее, — вставил Кямиль. — Это только первый шаг по большому пути, который мы должны проделать. Второй шаг может быть сделан только после вывода всех иностранных войск.
— Ну а потом — третий шаг? Опять будем повторять наши старые ошибки? — не унимался хмурый мужчина.
— Не будем вспоминать старое, но и не будем слишком забегать вперед! — попытался вразумить его Надим. — Давайте говорить о том, что нам надлежит делать сегодня, сейчас!
— К сожалению, история слишком часто повторяется, — включился в разговор адвокат. — Все выглядит почти так же, как в тридцать шестом году. Тот же Сулейман Муршид, те же сепаратисты, те же споры…
— Нет, вы ошибаетесь! — возразил Кямиль. — История никогда не повторяется, она движется вперед. Сегодняшняя Франция совсем не та, какой она была вчера. И Англия не та. Они стали намного слабее. Зато мы окрепли, стали сильнее. И общая расстановка сил в мире изменилась в нашу пользу. Да и вообще весь мир изменился.
— Мир-то изменился, а Сулейман Муршид нет! — скептически заметил толстый торговец.
— Ну чего вы заладили: Муршид, Муршид! — вспылил Исмаил Куса. — Плевали мы на этого Муршида. Неужто страшнее кошки зверя нет? Нечего его в расчет принимать.
— Это как же так? Почему?
— Да потому, что его песенка уже спета.
— Нет, уважаемые, в том-то и дело, что еще нет, — возразил тот же торговец. — За его спиной французы. А они для Латакии все еще опасны. Зачем закрывать глаза на правду?
— Глаза никто не закрывает…
— Нет, закрываете!.. Вы видите только угрозу со стороны Франции. Так сказать, опасность в перспективе. Такая опасность действительно существует. Но Муршид представляет сейчас непосредственную и довольно близкую угрозу. Он может принести нам очень много бед. Джуба[11] уже сейчас стала его вотчиной. Он там что хочет, то и делает. А французский советник зачем там торчит? Отдыхает? Молится? Или охотится? Как бы не так! Плетет вместе с Муршидом новый заговор! Помяните мое слово: мы еще хлебнем горя! Перекроют главную дорогу и все другие пути, прекратится подвоз — и останемся мы без ничего, одни, отрезанные от всей страны. Тогда бандиты Муршида нас голыми руками возьмут.
— Правительство учитывает такую опасность, и оно начеку, — успокоил торговца Исмаил Куса.
— Это, конечно, хорошо, что оно начеку, но одно правительство мало что может сделать без поддержки народа. Для этого мы должны поднимать народ и готовить его к будущим битвам.
— Правильно! — послышалось сразу несколько голосов. — Правительство верит обещаниям и полагается на переговоры, а мы должны полагаться на оружие.
— Пока правительство будет вести переговоры, мы должны вооружаться сами и вооружить народ, — заключил Надим. — Оружие нам не помешает в любом случае. Французы заупрямятся — подтолкнем их штыком, Муршид поднимет голову — тоже припугнем. Короче говоря, нам необходимо сейчас оружие. Но чтобы достать его, нужны деньги. А где их раздобыть? По-моему, в первую очередь должны раскошелиться все наши толстосумы. Есть деньги — не скупись. Я так полагаю!
Все, обдумывая слова Мазхара, молчали.
— Я полностью согласен с Надимом, — первым прервал паузу Кямиль. — Нам в любом случае предстоит бороться, а для этого нужно оружие. Кто в состоянии — сам себе купит, а тем, у кого денег нет, надо дать оружие. Не с голыми же руками идти на врага!
— Почему с голыми? — усмехнулся Абу Заккур. — У меня, например, есть хороший нож.
— Уж не тот ли самый, которым ты пырнул когда-то полицейского?
Кто-то засмеялся. На лицах других тоже появились улыбки. Все знали, что Абу Заккур в молодости был мясником. Однажды, когда полицейский, повадившийся к нему в лавку за дармовым мясом, потребовал от Абу Заккура крупную взятку, тот пырнул его тем самым ножом, которым резал мясо. После этого он бежал в Палестину и вернулся в Латакию только через десять лет, когда объявили амнистию. Тогда-то он и открыл в Шахэддине свою кофейню.
— А чем такое оружие плохо? — спросил Абу Заккур. — За неимением лучшего и этим можно кое-кому перерезать глотку.
— Вот что значит призвание. Так и тянет тебя к старому ремеслу. А почему бы тебе, Абу Заккур, в самом деле не стать опять мясником?
Теперь засмеялись все, кроме Абу Заккура.
— Да сохранит меня аллах! — испуганно замахав руками, воскликнул он. — Из-за этого ремесла я чуть было на виселицу не угодил. Второй раз испытывать судьбу не хочу.
— Ну что пристали к человеку? — возмутился хмурый мужчина. — Вернемся к нашим делам. Я тоже согласен «Надимом… А ты, Исмаил, почему молчишь?
