— Тем не менее я сожалею о том, что сказала и подразумевала…
— Нет, — ответил Борегар, прямо глядя на Женевьеву. — Ты была совершенно права. Я несправедливо относился к Пенелопе. Я не испытываю к ней тех чувств, какие должен ощущать мужчина к собственной жене. Я всего лишь использовал ее, чтобы заменить то, чего заменить нельзя. Ей будет лучше без меня. Буквально недавно мне казалось… не знаю, казалось, словно я потерял руку. Словно без Памелы я не целен.
— Ты хотел сказать «Пенелопы»?
— Я хотел сказать именно «Памелы», вот в чем вся беда.
— И что ты будешь делать теперь?
— Мне надо повидаться с Пенелопой и прояснить ситуацию, сложившуюся между нами. Она найдет себе более подходящую пару. Что касается меня, есть дела поважнее.
— Например?
— Например, уайтчепельские убийства. А еще я хочу узнать, не могу ли я спасти тебе жизнь.
Глава тридцать пятая
ПАРТИЯ ДИНАМИТА
— Ты только взгляни на них, — сказал фон Клатка, кивая на фургон. — Они же от нас просто в ужасе. Это ведь хорошо, нет?
Он наслаждался сам собой. Карпатскую гвардию вызвали в парк слишком поздно, поэтому им не оставалось ничего, кроме как ликовать и злорадствовать. Полиция уже окружила и загнала в фургоны большинство смутьянов.
Ряд взволнованных лиц пристально смотрел сквозь похожие на решетку плашки, скрывавшие окно ближайшей передвижной темницы. Там держали женщин. Большинство носили белые одежды с красными крестами на груди.
— Христианские крестоносцы! — насмехался фон Клатка. — Глупцы!
— Мы тоже когда-то были христианами, — заметил Костяки. — Когда шли за принцем Дракулой против турок.
— Это старая битва, мой друг. Сейчас надо покорять новых врагов.
Он подошел к повозке. Пленники захныкали, пытаясь отойти вглубь фургона. Фон Клатка осклабился и зарычал. Послышались сдавленные женские крики, и карпатец расхохотался. Была ли во всем этом хоть какая-то честь?
Костяки заметил знакомое лицо среди суетящихся вокруг полицейских.
— Шотландец, — крикнул он, — приветствую, рад встрече!
Инспектор Маккензи оторвался от разговора с надзирателем и увидел Костяки, склонившегося над ним.
— Капитан Костаки, — признал его Маккензи, тронув край шляпы. — Вы пропустили все веселье.
— Веселье?
Полицейский горько хмыкнул:
— Вам бы случившееся понравилось. Мне кажется, на ваш вкус, пролито недостаточно крови. Никого не убили.
— Уверен, это упущение исправят. Должны быть зачинщики.
— Без показательных казней не обойдется, капитан.
Костаки чувствовал смятение «теплого» инспектора, его подавленный гнев. Немногие союзы длятся долго. Этому человеку, наверное, чертовски трудно было примирить свои обязанности с привязанностями.
— Я уважаю вас, инспектор.
Шотландец удивился.
— Подумайте о себе, — продолжил капитан. — Сейчас довольно неловкие времена. Все положения сомнительны.
Фон Клатка протянул руку в фургон и пощекотал лодыжку съежившейся девушки. Он явно был доволен собой и теперь повернулся к Костаки, улыбкой ища одобрения.
Из тенистого парка появился вампир. Капитан немедленно отдал ему честь. Йорга — хвастун, каких поискать, — попал в самый разгар бунта; теперь он шагал, сопровождаемый этим высокомерным дьяволом Хентцау, так, словно лично выиграл битву при Аустерлице. Генерал заворчал, привлекая внимание фон Клатки, и тот вознаградил его еще одним торжественным приветствием. Офицеры вроде Йорги, столь часто встречающиеся в армиях как живых, так и не-мертвых, постоянно требуют доказательств собственной значимости. Когда старейшина не лицемерил перед вышестоящими, он зверски третировал подчиненных. Четыреста лет назад Йорга поклялся в вечной преданности делу Дракулы и столь же долго надеялся, что кто-нибудь водрузит Пронзителя на один из его собственных колов. Командир гвардии видел себя в качестве Короля Вампиров. Правда, в этой фантазии он был одинок; рядом с принцем генерал Йорга имел вес крайне незначительный.
— В казармах состоится празднование, — заявил он всем присутствующим. — Сегодня гвардия восторжествовала.
Маккензи сдвинул шляпу, чтобы скрыть в тени лицо, преисполненное отвращения из-за столь наглого присвоения чужих заслуг.
— Фон Клатка, — объявил Йорга. — Выбери полдюжины «теплых» женщин из этой толпы и препроводи их в наши казармы.
— Есть, сэр, — ответил вампир.
Пленницы плакали и молились. Фон Клатка устроил целое представление, злобно рассматривая каждую из заключенных, отвергая одну за чрезмерный вес и возраст, другую за худобу и жилистость. Он подозвал Костаки, но тот притворился, что не расслышал.
Йорга и Хентцау ушли, хлопая плащами. Генерал подражал в одежде принцу-консорту, однако был слишком полным, чтобы носить ее с достоинством.
— Он напоминает мне сэра Чарльза Уоррена, — сказал Маккензи. — Ходит напыщенный, сплевывает приказы и даже не представляет, каково это — находиться на острие событий.
— Генерал — глупец. Впрочем, обычно таковы все, кто выше чина капитана.
Полицейский захихикал:
— Как и все, кто выше должности инспектора.
— Не могу не согласиться с вами.
Фон Клатка сделал выбор, и надзиратель помог ему вытащить девушек — вампир указал на самых молодых — из фургона. Те сбились вместе, дрожа. Их одежды не подходили для прохладной ночи.
— Из них получатся прекрасные жирные мученицы, — сказал фон Клатка, ущипнув ближайшую за щеку.
Тюремщик вынул наручники с цепями и принялся сковывать избранных вместе. Вампир шлепнул одну по заду и захохотал, словно веселый дьявол. Девушка упала на колени и взмолилась об избавлении. Фон Клатка склонился и засунул свой красный язык ей в ухо. Та отреагировала с комичным отвращением, и капитан чуть ли не задергался в судорогах от смеха.
— Вы, сэр, — сказала одна из женщин Маккензи, — вы же «теплый», помогите, спасите нас…
Инспектору явно стало не по себе. Он отвернулся, снова скрыв лицо в тени.
— Я приношу свои извинения, — сказал Костаки. — Это дикость. Эззо, доставь женщин в бараки. Я присоединюсь к тебе позже.
Фон Клатка отдал честь и утащил девушек за собой, напевая пастушью песню, пока вел стадо прочь. Гвардейцы располагались близ дворца.
— Вас не должны просить о защите в подобных ситуациях, — сказал Костаки полицейскому.
— Никого не должны.
— Возможно, нет.
Фургоны, громыхая, уехали, развозя пленников по лондонским тюрьмам. Капитан предположил, что большинство из них закончат жизнь на колах в Тайберне или станут трудиться в Чертовом Рве.
Он остался с Маккензи наедине.
— Вы должны стать одним из нас, шотландец.
— Неестественным созданием?
— А что более неестественно? Жить или умереть?
— Пережить других.
— Кто может сказать, что он не пережил других?
Маккензи пожал плечами, вынул трубку и набил ее табаком.
— У нас много общего, у вас и у меня, — заметил Костаки. — Наши страны завоевали. Вы, шотландец, служите королеве Англии, а я, молдаванин, следую за валашским принцем. Вы — полицейский, я — солдат.
Маккензи зажег трубку и всосал дым:
— Вы сначала солдат, а потом уже вампир или наоборот?
Костаки задумался:
— Мне бы хотелось думать, что я — солдат. А вы кто прежде всего, полицейский или «теплый»?
— Живой, разумеется. — Чашка трубки светилась.
— Значит, у вас больше общего с Джеком-Потрошителем, чем, скажем, с инспектором Лестрейдом?
Полицейский вздохнул:
— Вот тут вы меня поймали, Костаки. Признаюсь. Я сначала полицейский, а уже потом живой человек.
— Тогда я повторюсь: присоединяйтесь к нам. Неужели вы оставите такой дар бахвалам вроде Йорги или Хентцау?
Маккензи ответил не сразу:
— Нет. Извините. Может, на смертном одре я изменю свое мнение. Но Господь Бог не сотворил нас вампирами.
— Я верю в совершенно противоположное.
Недалеко от них послышался шум. Мужские крики, вопли женщин. Лязг стали о сталь. Что-то хрустнуло. Костаки сорвался с места. Маккензи прилагал все усилия, чтобы не отстать от него. Грохот доносился оттуда, куда ушел фон Клатка. Инспектор схватился за грудь и тяжело дышал. Вампир оставил его позади и покрыл расстояние за несколько секунд.
