Художница отхлебнула из стакана и, не закусывая, прижала тыльную сторону ладони ко рту. Растерянно спросила:
— Но как же это — уехать? И все?
— А как уезжали и уезжают, — грубо сказал он, — что, все изменники, что ли? Я ведь не с Россией хочу порвать, а с нынешней бестолковостью и хамством, со стоянием в очередях, с бесконечным враньем и обещаниями. Я устал ждать, пока меня оценят…
Ответ Марины «каппа» отсекла. Следующую порцию воспроизведения компьютер выдал с еще большим эффектом иллюзорности — самоподстройка, введенная, очевидно, в программу, работала за счет накопившейся статистики. Было видно даже, как от выпитой водки у женщины набухли подглазные мешки. Ее хорошенькая, головка тяжело клонилась набок. Мужчина, искоса взглянув на тахту, положил руку на шею Марины под стянутые тугим узлом волосы. Она поежилась:
— У меня ощущение, что на нас смотрят. Вот странно.
Холмов влажным пальцем ткнул клавишу перемотки. Он понял, что проскочил целое десятилетие, когда увидел большую бригаду деловитых школьников, с азартом строивших модель космического корабля. «Время Гагарина: шестьдесят первый год», — прошептал он, подкручивая аппаратуру: в этом более глубоком слое взаимодействие оставило не такие сильные следы, компьютерная система работала со сбоями, рывками. Все же можно было понять, что помещение оборудовано, как подростковый клуб, — кто-то «качал пресс» на шведской стенке, в углу резались в шашки. Звук был слабый.
Холмов углубился во время сороковых годов, переключив «каппу» на максимальную производительность. Перед глазами его замаячили неясные силуэты, вспышки лилового света чередовались с полной темнотой.
Хриплый, хватающий за сердце вой сирены и устрашающий грохот взрывов рвал барабанные перепонки, стеклянный водопад звенел на асфальте Невского, гремели сорванные листы кровельного железа. Чердак скрипел и охал, и все здание ходило ходуном, как старый корабль в штормовом море. Мертвый свет шарящих по небу прожекторов слабо подсветил темную внутренность чердака. Холмов содрогнулся: прямо перед ним-раскачивался, шаркая по стене, изуродованный, развороченный человеческий торс. Изображение было смазанным и от этого еще более жутким. Рядом на полу смутно белели, словно в кошмарном сне, оторванные руки и ноги. Еще дальше, как догадался наконец Холмов, громоздились кучей сломанные костыли и протезы, куски гипсовых панцирей, снятых с изувеченных людей, умерших или выживших. Весь чердак был наполнен, забит горем, непомерным людским страданием. Близкий разрыв бомбы тряхнул здание, кошмарный госпитальный хлам будто ожил, и гипсовый торс качнулся прямо на Холмова. Он автоматически мгновенно протянул руку к терминалу, но рука погрузилась в пустоту: терминала не было. Тогда он отшатнулся от торса, как от призрака, и выхватил из нагрудного кармана спасательную коробочку Христофора.
Глава 4
У привыкшего видеть сражения минувшего в образе атакующих самолетов и танков Холмова еще подрагивали руки. «Недаром знавший что к чему закаленный боец Верещагин апофеоз войны изобразил в виде груды черепов, — беззвучно шептал Ростислав, — ах, Христофор…» Постепенно он успокоился. Годовая подшивка «Нивы» по-прежнему лежала на столе, открытая на той же странице. Холмов всмотрелся: аппаратура Линдберга не была похожа ни на один из известных физических приборов, которые могли быть использованы для телеуправления… Стоило бы взглянуть, — решил заинтересованный исследователь. Но было ясно, что с помощью «каппы» в ее теперешнем состоянии это невозможно. Сто лет — не шутка. У Холмова давно лежала на сердце одна математическая идея, и фантастические возможности нового компьютера позволяли надеяться на успех ее воплощения в жизнь.
Он вызвал на экран укрупненную схему программы распознавания — алгоритм нулевого уровня. Вывел на принтер блок реставрации стереоизображения и сопровождающего звука. Идея Холмова заключалась в том, чтобы заставить машину перебирать случайным образом все возможные способы реконструкции утраченных частей картинок и тут же оценивать их качества. Для каждой мельчайшей детали компьютер должен найти наилучший из известных математических методов. Громадное быстродействие машины позволяло выполнить всю довольно сложную процедуру реконструкции за какие-то микросекунды, и человеческий глаз мог видеть только конечный результат — качественное, четкое изображение.
Когда Холмов скомпилировал и отладил блок, был уже полдень.
Солнце простреливало Невский прямо по его оси. Пробившийся на чердак луч косым пятном лег на левую створку книжного шкафа. Приходилось прерываться на обед, Да и Ольга, вероятно, ждала звонка и отчета о впечатлениях первого дня самостоятельной работы. В то же время подкатывало желание немедленно попробовать обновленную программу «каппы». А может быть, желуди, подставленные хитрым полуазиатом Христофором, действительно в достатке снабжали организм калориями и микроэлементами.
Холмов счел своим долгом организовать. раздел памяти машины специально для записи результатов испытаний и продиктовал «каппе» ровным голосом:
— Обследован временной интервал до начала сороковых годов прошлого века включительно. Качество динамического стереоизображения и звука до уровня семидесятых годов — хорошее, до уровня шестидесятых годов — удовлетворительное. Далее система не обеспечивает устойчивой работы, поэтому внесены изменения в блок реконструкции. Старый вариант временно перезаписан на резервное поле памяти. Особое внимание пользователей системы обращено на эффект присутствия оператора в исследуемом временном диапазоне. Причины этого явления предположительно могут лежать либо в особой области человеческого сознания, изучения парапсихологией, либо в области информационной деформации времени.
Холмов подумал и добавил:
— Либо указанный эффект может являться результатом взаимодействия психологических и машинно-информационных факторов.
Сердце его начало вдруг бешено колотиться, а голос срываться, когда «каппа» доложила о полной готовности. Он, будто бросаясь в ледяную воду, запросил сразу год постройки дома — самый ранний временной слой и тут же почувствовал, что сознание гаснет. Спустя не более секунды глаза Холмова резанула белизна свежекрашеных стен и потолка. Оконные стекла сияли хрустальным блеском. Оранжевый луч солнца играл на стрельчатом переплете книжного шкафа. На столе перед Холмовым вместо терминала стояли ему неизвестные приборы.
Ростислав быстро освоился: склонился над столом, пытаясь понять принцип действия установки, и не понял.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
