Были друзья для побегов из дому, к лесу ли, на старую ли гавань, где после отлива оставались драгоценные россыпи раковин. Были игры в фанты и еще в городки. В шарики мраморные, которые прятали под ступенькой нашего дома. Отец разрешал.
И змея воздушного смастерил.
Запускали на берегу, все вместе.
Те мои друзья не думали, что я — это противоестественно, возможно, потому, что в городе половина жителей были нечистой крови. Смешанные браки — не такая уж редкость, просто… мама была очень хорошей породы.
Я успокаиваюсь. На Одена злиться бессмысленно, он — то, что есть, и вряд ли способен измениться. А вот по руке дать, чтобы прекратил плечо расчесывать, — это я могу.
— Зачем она вернулась? — Оден сунул руки под мышки.
— Сначала — чтобы помириться…
Ту первую поездку я помню плохо, слишком мала была. Кажется, тогда Брокк получил свой первый патент, и на радостях дед согласился встретиться с непокорной дочерью.
Помирились они?
Теперь я понимаю, что был достигнут вооруженный нейтралитет.
— Потом — чтобы брата проведать… она им гордилась.
И не хотела, чтобы мы стали чужими друг другу. Дед не мешал, он любил меня по-своему, как теперь понимаю, но этой любви стыдился. На людях держался холодно, отстраненно, едва замечая, зато каждый вечер я находила под подушкой маленький подарок.
Шоколадного зайца.
Или гладкий кусок сердолика на ленточке.
Или бабочку-ветряка…
Вещи пахли ижеровой мазью, которую дед использовал, потому что у него болели суставы. Всякий раз я давала себе слово, что поблагодарю его за подарки, но утром за общим столом, наткнувшись на холодный взгляд, терялась. Вряд ли он еще жив, тот упрямый старик… я так и не сказала ему спасибо. А он ни разу меня не обнял.
По условиям молчаливого соглашения между дедом и мамой, моему отцу не было места в усадьбе. И визиты не затягивались надолго.
Разве что тот, последний… два месяца почти.
Два замечательнейших месяца.
— Детский бал? — Оден до отвращения догадлив. — Тебя все-таки решили представить?
И что его удивляет?
Хотя… теперь я понимаю, что это была не самая удачная идея. Конечно, побег мамы не удалось скрыть, равно как и ее позорный брак. И мое появление на свет… но одно дело — слышать о чем-то, а другое — видеть.
По логике повествования мне следует вспомнить, что все два месяца меня мучили смутные терзания, порой переходящие в уверенность, что ничего хорошего на балу меня не ждет. Глянув искоса на Одена, который слушал с мрачным любопытством, я про терзания упомянула. И про предчувствия. И про дурные знаки…
Нет, на самом деле я ждала бала с нетерпением и восторгом, который простителен двенадцатилетней девочке, уверенной, что весь мир вертится вокруг нее.
Как же, я взрослая.
Мне платье бальное шьют из атласа, шелка и органзы. И я с преумным видом подолгу обсуждаю фасоны. В модных журналах столько нарядов, каждый из которых я желала бы примерить. И как тут выбрать? А еще шляпки, перчатки и туфельки есть. Прически. Ленты. Шпильки…
Чем ближе заветный день, тем сильнее я нервничаю.
Мне так хочется быть красивой…
Оден морщится, и в порыве вдохновения я начинаю описывать то свое платье, которое, оказывается, помню распрекрасно. Нижние юбки, накрахмаленные до хруста, в количестве пяти штук, тяжеленные и неудобные, но я готова терпеть неудобства. Еще были панталоны с оборочками. И чулки…
Меня не прерывают.
Ему и вправду интересно или это воспитание сказывается?
Но вообще сам виноват, нечего было родителей обзывать.
Противоестественно ему, видите ли…
И я с наслаждением рассказываю о складочках, оборочках, кружевах, фижмах и прочих милых женскому сердцу штучках. Только как-то… грустно становится. Неужели это и вправду со мной происходило?
Было на самом деле.
И платье. И леди из городского салона, привезенная дедом специально ради того, чтобы сделать мне прическу. Она долго щупала локоны, вздыхала, приговаривая, что не уверена, сумеет ли справиться. Тогда я не понимала причин этого ее смятения.
А она расчесывала волосы черепаховым гребнем, сплетала в косицы и вымачивала их в особом патентованном средстве на основе пчелиного воска. От этого средства волосы становились тяжелыми и мокрыми, а леди скрепляла их шпильками, создавая сложнейшую конструкцию. Мне казалось, что у меня замок на голове возводят…
— Мне было легче. — Оден улегся на живот и голову устроил на сложенных руках. — Форму надел, и все. Главное, чтобы стрелки были хорошо наутюжены и ботинки блестели. Но за этим камердинер следил. Тебя не приняли на балу?
Приняли. И даже замолчали при моем появлении, вот только сейчас я четко осознаю, что не восхищение было тому причиной. Но в тот момент разве думалось о всяких неприятных вещах?
Первый бал — это же…
Чудо? Сказка, ожившая специально для меня? Бумажные фонарики в саду. Огромный зал, и свет сотен газовых рожков отражается на отполированном до блеска паркете. Музыка. Цветы.
И вкус волшебства в бокале с горячим шоколадом.
Мой брат вызвался меня сопровождать. А мама не поехала…
…своим поступком она раз и навсегда вычеркнула себя из числа тех, кого пристойно приглашать на подобного рода мероприятия.
Нет, я вовсе не скучаю — брат не позволяет.
И он ведет меня танцевать, потому что в моей бальной книжке нет ни одного занятого танца, а мне так хочется показать, чему я научилась. Брокк угадывает мое желание, и обида, поселившаяся было в душе, уходит без следа.
Он лучший.
Он самый высокий и самый красивый. Он станет вожаком, уже мог бы стать, но говорит, что пусть скучными делами дед занимается. Вот когда дед устанет…
Но разве об этом думают на балу?
О вальсе, музыке, цветах, и только…
Наутро ливрейный лакей принес письмо, и Брокк, прочитав его, стал меня избегать, а дед кричал на маму, она — на него, про меня же все вдруг забыли.
Подарки под подушкой больше не появлялись, а домой мы отправились на месяц раньше, чем планировали. Я все допытывалась у мамы, что произошло, но она злилась и не хотела отвечать. И только спустя год призналась: тот бал расстроил помолвку Брокка.
А девушка ему действительно нравилась.
— Это логично. — Мне казалось, что Оден придремал на солнце, а он, оказывается, слушал.
И вот вопрос: чего ради я разговорилась? Прежде как-то на откровения не тянуло. В принципе последние пару лет и откровенничать особо не с кем было.
— Что логично?
— Произошедшее. — Он срывает травинку и засовывает между зубами. — Поступок твоей матери был в высшей степени безответственен. Она пошла против воли рода. Связалась с… альвом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
