— Но мама, по всей видимости, считает, что это была просто блажь, минутное увлечение, и все утрясется.
— Ну ты же ее знаешь. Она живет в своем собственном иллюзорном мире.
— Так, значит, ты не хочешь вернуть его? И я не должна стать судьей в следующей встрече?
— Нет! — выкрикнула я. — Последний раз повторяю, я рада, что рассталась с ним. Да, это больно. Да, все произошло ужасно. Но ни в коем случае, никогда в жизни я не захочу вернуться к нему.
— Ну, слава богу! — Ее лицо озарилось улыбкой облегчения. Покопавшись в сумке, она извлекла духи с распылителем и незаметно побрызгала на далеко не ароматного водителя. — Я всегда считала, что он тебе не подходит.
Мы втащили чемоданы и четыре порции пикши с жареной картошкой, возможность купить которые вызвала у Эрики такое воодушевление, словно она нашла затерянную Атлантиду, в квартиру Серены на последнем этаже трехэтажного дома.
Эрика съела всю свою рыбу с картошкой и большую часть моей. Я не знаю, как ей удается оставаться такой стройной. Пищи, которую она поглощает, хватило бы для борца сумо. После еды мы начали устраивать ее на новом месте.
Теперь я знаю, зачем она всегда возит с собой столько чудесной одежды. Это дает ей возможность палец о палец не ударить, пока мы с подругами распаковываем ее вещи, только ради того, чтобы посмотреть, что будет в следующем чемодане. Мы разрывались на части, пытаясь выбрать вещи, которые нам хотелось бы позаимствовать — и в дальнейшем изъять — до ее возвращения в Штаты.
— Мы ведь не собираемся сидеть здесь весь вечер? — поинтересовалась Эрика, наблюдая, как мы лихорадочно примеряем наряд за нарядом. — Давайте прошвырнемся по городу, развлечемся. Найдем каких-нибудь парней. — В ее голосе зазвучали похотливые нотки.
— Парней? — с ужасом спросила я.
— Вот именно. У меня пять месяцев не было секса — на моей киске уже написано «не работает», — пожаловалась она.
Эмма прыснула, поперхнувшись белым вином. Мои глаза недоверчиво расширились.
— Не смотри так, Алекс. Тебе прекрасно известно, что я не девственница-весталка. Хотя сейчас я вполне подошла бы на эту роль! С последнего раза прошло столько времени, что у меня, скорее всего, восстановилась девственная плева.
Неужели это моя Эрика? Может, ее подменили в тот самый момент, когда Сандра превратилась в Сэнди?
— Что такое, Алекс? Ты так смотришь, как будто у меня рога выросли.
— Не знаю. Но с тех пор как ты переехала в Америку, ты стала более… более… — Я пыталась подобрать не очень резкое определение.
— Активной? — предложила Эрика. — Боже, девочка, да ведь одиноких, привлекательных, гетеросексуальных мужчин так мало, что приходится идти на все, чтобы заполучить хоть одного. Это как драться на распродаже в «Харви Никс» из-за последней «Донны Каран» твоего размера.
— А я думала, что в Нью-Йорке полно Энди Гарсиа и Аль Пачино. Темноволосых задумчивых мачо.
— Не верь всему, что видишь в кино. Все подходящие мужчины или голубые, или женаты.
— А мне казалось, что количество разводов в последнее время возросло.
— Да, но нужно, чтобы твое имя занесли в лист ожидания при рождении, тогда еще можно рассчитывать заполучить разведенного. А зачем, ты думаешь, я приехала?
— Навестить меня? — с надеждой спросила я.
— Это, конечно, в первую очередь, но я хотела немного поохотиться, пока я здесь. Привезти домой мускулистый сувенир шести футов ростом.
Что ж, я как раз собиралась научиться кое-чему у своей старшей сестры. Эрика всегда знала, что ей нужно и как это получить. А я, если и решу после долгих раздумий, чего мне хочется, то как добиться этого, у меня обычно нет ни малейших представлений.
Двум нашим подругам не потребовалось много времени, чтобы подобрать себе наряды из вещей Эрики, и мы все отправились в бар, где я встречалась с Мейсоном, на традиционную охоту. Мы нашли столик и заказали две бутылки недорогого шабли.
Меня поразило количество мужчин, которых Эрика назвала «абсолютно потрясающими» или «совершенно неотразимыми». Судя по всему, три года в лишенной мужчин пустыне существенно снижают первоначальные запросы. То, что для меня было маленькой лужицей, Эрика считала настоящим оазисом.
Возможно, мне стоит некоторое время провести в добровольном изгнании, после этого, видимо, у меня не будет таких проблем с выбором партнера.
— О-о-о, какой милашка, — замурлыкала Эрика, углядев очередного кандидата и показывая мне на него.
Я с ужасом оглянулась. Это был Мейсон.
Я попыталась соскользнуть под стол, но было слишком поздно, нас заметили, и Эмма, глупая кошелка, даже позвала его к нам.
Я сбежала в бар за выпивкой, в надежде, что Мейсон и его друзья просто поздороваются и исчезнут, но, когда я вернулась к столику, мое место было занято его задницей и он с головой погрузился в беседу с девочками.
Эрика смотрела на него с интересом. Либо она просто напустила на себя восхищенный вид, а в мыслях была за тысячу миль отсюда. Я посмотрела внимательнее, но не заметила в ее взгляде этой мечтательной поволоки.
— Что с ней? — шепнула я Эмме.
— Мейсон ее заговаривает.
— Я знаю. Меня волнует то, что ей это нравится.
— Да чего здесь такого? Он довольно забавный.
— Ты находишь забавным человека, который три часа без передышки говорит о себе?
— Если ты говоришь о вашем злополучном свидании, то он сказал мне, что ты молчала весь вечер. Думаю, он только пытался заполнить паузу.
— У него это получилось.
— Может, ты просто встала не с той ноги?
— Может, он просто мне не понравился
— Ну, на всех не угодишь, правда ведь? Судя по всему, Эрике он приглянулся.
Она была права, Эрика смеялась, болтала и вообще прекрасно проводила время. Я была обязана спасти сестру от огромной ошибки и при первой возможности перехватила ее взгляд и показала, что хочу переговорить с ней в туалете. Я торчала там уже пять минут, изображая, что поправляю прическу, когда она наконец соизволила появиться.
— В чем дело, Алекс?
— Ты знаешь, с кем разговариваешь?
— Да-а-а… — медленно ответила она. — Его зовут Мейсон. Эмма представила нас, ты что — забыла?
— И это тебя не беспокоит?
— Алекс, дорогая, я что-то пропустила?
— Послушай, я знаю, что значит отчаянно пытаться найти мужчину… пусть даже для того, чтобы получить очередное очко.
Эрика расхохоталась.
— Дорогая, ты такой ребенок! Когда ты успела узнать, что такое отчаяние?
— Мне двадцать семь. Я чувствую себя развалиной.
— А мне тридцать три. Как, ты думаешь, я себя чувствую?
