— Сэр — один из операторов связи подошел к высокому, массивному человеку, бывшему здесь самым старшим по должности — Альфа-Чарли запрашивает санкцию на применение силы.
Джон Уайт, министр безопасности Родины оглядел собравшихся. Сейчас он давал им урок — как теперь надо отстаивать безопасность своей страны, своей Родины. Безопасность не повышается оттого, что ты написал доклад на тысячу страниц, не повышается оттого что ты смотришь на экран и видишь, что читает какой-то бедолага на другой стороне земного шара. Иногда нужно пойти, и кого-нибудь убить.
— Применение силы разрешаю — чуть рисуясь, сказал Уайт
— Спасибо, сэр.
— Альфа-Чарли один у нас есть добро на применение силы, повторяю — есть добро на применение силы. Приступайте, прием
— Альфа — Чарли главный, подтверждаю, получено добро на применение силы. Приступаю к исполнению, конец связи.
Операторы снова переглянулись.
— Рок-н-ролл! — сказал один из них.
Тяжелая ракета Hellfire, "адский огонь" весом сорок семь килограммов первоначально предназначалась для вооружения вертолетов — конечно же, для того, чтобы противодействовать русско-германской угрозе. Потом, когда на средства поражения, применяемые ВВС стали ставить термобарические боевые части — обнаружили, что с ее помощью можно уничтожать и строения, причем довольно крупные. Преимущество ракеты перед авиабомбой заключалось в ее исключительной точности, ракета был скальпелем, в то же время как бомба — ножом. Но как бы ни старались — эту ракету не смогли применять со сверхзвуковых летательных аппаратов, только с дозвуковых типа Thunderbolt, SABA или Ares[96]. Лишь появление беспилотных летательных аппаратов — относительно тихоходных, способных оставаться в воздухе до двадцати четырех часов, имеющих сильные ограничения по применению тяжелого ракетного вооружения вызвали ренессанс Hellfire. Она быстро стала основным вооружением БПЛА, причем если Predator мог нести только одну ракету, то Reaper — все четырнадцать. Для нанесения быстрого и точного удара после длительного патрулирования и разведки лучше и придумать было нельзя…
А внизу, рядом с танком, обнявшись со стареньким автоматом Калашникова, который ему достался случайно, подобрал с трупа — спал некий Казимир Поклевский, девятнадцати лет от роду, по национальности поляк. Его политические воззрения и убеждения оформила в пять лет как ни странно — воспитательница из детского сада, которая чуть ли не каждый день рассказывала собравшимся перед дневным сном несмышленышам одну и ту же сказку. Жила-была красавица писанная, и звали ее Польша. И была она настолько красива, что посвататься к ней решили сразу три жениха. Но не поделив ее, они разрубили ее на три части, и она умерла. Вот и вся сказочка — за которую можно было запросто угодить в жандармерию, если бы кто-то про это узнал. Каждый сражался как мог и как считал нужным, и те кто сражались за неподлеглость и вспоминать не хотели, как до этого польская шляхта своей анархией, нежеланием всяческого более-менее сильного государства просто развалила страну, и когда русские, австрийцы и германцы пришли — пришли они, по сути на руины. Не хотелось это вспоминать — они и не вспоминали, просто травили детям жизнь такими вот сказочками… и Поклевский в числе прочих стал националистом и фанатиком возрождения Речи Посполитой. Детские воспоминания — живучи.
Когда начался рокош — он одним из первых в своем селе вступил в Гвардию Людову, а потом вместе с братьями Мархлевскими на глазах у людей повесил исправника, чем отрезал себе все пути к отступлению. За убийство полицейского чина полагалось от пятнадцати до двадцати пяти лет каторги, а за убийство во время мятежа — смертная казнь через повешение. Он это знал, но нисколько не опасался этого.
Сейчас Поклевский, уставший за день — весь день мотались по окрестностям, разыскивали какую-то диверсионную группу, заброшенную русскими, да так никого и не нашли, заодно расстреляли несколько человек из национал — предателей — прибыл обратно в город вместе со своим отрядом, и залег спать. Как деревенский житель он привык спать на свежем воздухе и потому лег не в казарме, как все — а около танка, но чуть в стороне, чтобы не дай Иезус, его не переехали. Раскладушка и спальный мешок — и то и другое добыто с мобилизационных складов — что еще нужно…
Сон снился дурной, ненормальный. Сначала Маритка, его любимая девушка которая осталась в селе — он видел какой-то хоровод, пламя горящего костра отбрасывает на нее блики, и они кружатся, держась на руки. А потом… потом он как бы вышел из своего тела, и увидел, что это не он держит за руки Маритку, а какой-то здоровенный, под два метра ростом, молодой казачина. Казак — враг любого поляка! И Маритка улыбается ему… смущенно, и в то же время порочно.
Потом приснилось еще… бьющий с неба огонь и встающие в темноте разрывы, султаны пламени, какие-то крики… Иезус…
Внезапно Казимир понял, что последнее, что он видел — это был не сон!
Он открыл глаза, путаясь между сном и явью.
Совсем рядом что-то горело, кто-то кричал, даже не кричал, а выл на одной ноте, обреченно и жутко. Пахло гарью, отблески пламени освещали улицу. Он лежал на земле… и не мог встать, раскладушка перевернулась, и его отбросило взрывом… он не мог встать.
Связан?!
Нет, мешок. Проклятый спальный мешок, не дающий двигаться…
Бешено отбиваясь, разрывая плотную ткань, Казимир Поклевский вырвался из кокона, схватил автомат, который валялся рядом — свой, чужой — было непонятно, но это и неважно. Огляделся — было непонятно куда бежать и что делать.
Просверк — почти незаметный — и на том месте, где стояла вооруженная зенитной установкой машина полыхнул огонь, пожирая металл и плоть. Раздался треск — рвались боеприпасы.
— С неба бьют!!! — заорал Поклевский изо всех сил, сам не зная зачем, после чего поднял автомат и открыл огонь в небо, сам не зная зачем.
Магазин быстро кончился, он в безумии своем жал на спуск, пока не осознал, что магазин пуст и выстрелов не будет. В нескольких местах тоже стреляли, но стреляли заполошно, неприцельно, во все стороны, только чтобы успокоить себя, изгнать грохотом страх. Красные нити трассеров разрывали ночь, врезались в стены домов, рикошетили, рассыпались искрами, взлетали в черное небо…
Со стороны школы подала голос зенитная установка — счетверенный пулемет калибра 14,5 алые трассы распороли небо, но все это длилось секунду, не больше — там, где была установка что-то полыхнуло, вспышкой осветило небо, и пулеметы замолчали.
— Русы идут!!!
Из казарм, освещаемые светом пожаров, бежали гвардейцы, кто без куртки, а кто и без штанов, с оружием — но большинство имело при себе один — два магазина, только то что было в автомате, подсумки догадались схватить немногие. Поклевский перевернул магазин — по совету более опытных товарищей он смотал магазины изолентой по два, яростно рванул затвор и бросился бежать вслед за остальными…
Струи трассеров распороли ночь — они были похожи на очень светлые, пульсирующие силовые линии, и это было действительно опасно, не для них, сидевших на базе в невадской пустыне, а для аппаратов, выполняющих задачу. Альфа-Чарли один подвел мигающую прицельную марку к плюющейся огнем зенитной установке, нажал на клавишу. Ракета рванулась к цели — двигатель на экране выглядел как пульсирующий комок огня — и белое облако вспухло там, где только что вела бой зенитная установка…
— Трайпл-эй уничтожена.
— Оба танка — в истории.
— Левее от здания. Видишь, машина движется.
— Да, она движется…
Один из вооруженных тяжелым пулеметом пикапов как раз двигался, в кузове пульсировавал огонь — пулеметчик вел огонь на прикрытие. Прицельная марка замерла на нем.
— Огонь!.. есть попадание
На экране расплылось еще одно мутно-белое пятно, было видно, как бегут, стреляют из автоматов люди.
— Где Отель — Новембер?
— На подходе, РВП — пять майк, примерно восемь кликов на юг.
— Сколько у тебя осталось?
— Шесть.
— У меня восемь. Прикрывай Отель-Новембер, я займусь оставшейся техникой. Следи за рынком, не нравится он мне.
— Есть.
— Командир… на девять часов!
— Вижу…
В темноте города отчетливо взбухающее огненное пятно в самом его центре было прекрасно видно.
— Контрольная точка Сьерра на девять часов от нас! Угроза с земли!
Была видна работа зенитных установок, стреляли и просто трассерами из легкого пехотного вооружения.
— Альфа Чарли главный, тишина в эфире! Срочно для Отель-Новембер, вы у контрольной точки сьерра, есть добро на применение силы, повторяю — вы у контрольной точки сьерра, есть добро на применение силы. Не подтверждать, повторяю — не подтверждать. Конец связи.
В кабину протиснулся полковник, уже в полном боевом снаряжении, с надетым на голову титановым штурмовым шлемом.
