чрезмерно заигрываться. Экипаж всегда пытался сначала сам договариваться с кораблем. И лишь потом, если искин откровенно мешал работе, о сложностях докладывали Лаккомо.
Однако, даже тогда Аллиет-Лэ не прибегал к грозному тону, а невольно просил Стремительный очень бережно, будто общался с ребенком.
Чего только стоили высказывания Лаккомо, брошенные в моменты хорошего настроения.
- Эо, перестань играть с дъерками шаровыми молниями в реакторной. Это не аквариум, а они не рыбки. Дъерки обижаются, люди пугаются, а в итоге заполняются не твои экспериментальные таблицы, а сортиры.
Говоря это, Лаккомо расслабленно полулежал босиком на мягкой кушетке в своем персональном закутке сада на корабле. Просторные брюки не сковывали движений, а темно-синяя рубашка, вовсе развязанная, прикрывала лишь плечи, оголяя теплому ветерку поджарый торс. В руках командир держал легкий рабочий планшет, который опирался ребром ему на живот, а в наушниках-вкладышах тихо играла музыка. Здесь в личном саду Лаккомо мог позволить себе выглядеть как угодно, не боясь, что за ним наблюдает кто-то из экипажа.
Пышные заросли плетущегося растения опутали почти все панели на стенах и поднялись на потолок, свесив гроздья нежно розовых цветов над бассейном. В тишине этого сада с настоящей травой на землистой почве можно было легко забыть, что за зеленью скрываются металлические стены космического корабля, а не каменная просторная пещера. Даже вода здесь в бассейне шла мелкими волнами от гуляющего ветра, искусственно созданного вентиляцией.
- Эо, я все вижу… - предупредил спокойным тоном Лаккомо, едва сощуривая в улыбке глаза поглядывая на мелкую таблицу скачков напряжения, выведенную на боковую панель планшета.
Словно бы в ответ несколько ламп в саду попеременно мигнули, чуть приглушили свет, а напряжение в реакторной пришло в норму.
- Благодарю, - с мимолетной улыбкой отозвался командир. – Кстати, запиши себе еще этот инструментальный альбом. Тебе понравится. Думаю, ты найдешь ему применение.
Палец вице-короля коснулся иконки музыкальных композиций на планшете и искин корабля мигом стянул из интерсети помеченный альбом куда-то себе в долговременное хранилище. Лаккомо знал, что потом Эо их изучит, обработает, возможно, доделает до некого идеала, компенсируя фактор не идеального человеческого слуха, и на выходе предоставит потом нечто волшебное. Что назовут нереальным. Завораживающим. Мистическим. Потому что, как бы не старались человеческие композиторы, все люди по своей природе имеют очень ограниченный слышимый диапазон. И исключительно по биологическим качествам они не в состоянии придать музыке то богатство тонов, каким может наделить ее искусственный интеллект, который видит музыку, как картину.
Сейчас Эо мог уже сам сочинять музыку. Боевой корабль, флагман торийского флота, персональный космолет вице-короля… был хорош в творчестве. Правда, пока только по просьбе и пока используя некогда сохраненные мотивы. Лаккомо старательно подбирал темы и настроения, которые «скармливал» своему искину, словно всерьез рассчитывал воспитать в нем некий характер и привить чувство вкуса. Но, как и в жизни, разум корабля впитывал все, что происходит в его стенах, запоминая и анализируя любое услышанное и увиденное от экипажа.
И можно было бы сказать, что спустя пятьдесят лет полета характер Эо безнадежно вобрал в себя не лучшие качества, но Лаккомо не бросал обучение, воспитывая только начинающий демонстрировать себя искин.
Покачивая стопой в такт музыке, Аллиет-Лэ листал на планшете новостные сводки, как вдруг в маленьком окне чата, оставленном специально без адреса второго собеседника, вдруг высветилась короткая иерографичная надпись на торийском языке:
«Э. С-В?..»
Несмотря на то, что Эо уже несколько лет приглядывал за экипажем и в последнее время начинал с ним взаимодействовать, его прямое общение с людьми было пока еще весьма образным и схематичным. Но Лаккомо, как настоящий воспитатель, понимал его даже в таком контексте.
- Да, брат обещал зайти к тебе в следующий раз, когда мы прилетим домой, - с улыбкой ответил командир. – Ты наконец-то его увидишь. И обещаю, что задержу его здесь на все время стоянки.
Экран чата словно бы удовлетворенно опустел. Но вскоре мигнул новым словом.
«М. С-В?..»
Лаккомо на мгновение подвис, а потом, когда понял, покачал головой.
- Нет, Эо, это будет слишком, - сказать, что у корабля нет понимания чувства меры у мужчины язык не повернулся. Конечно же, его не было. – Королеве здесь делать нечего.
«Просьба», - высветилось под предыдущим словом.
- Я понимаю, что тебе любопытно, но Мариэлла может не оценить. К тому же ей лучше не испытывать пока лишних перегрузок.
«+1!»
Лаккомо вздохнул и закатил глаза к потолку.
- А, вот что тебе важно… Эо, если я согласился принимать участие в воспитании двоюродного племянника, это еще не значит, что ты можешь считать его моим сыном.
Однако, у искина, похоже, было свое понимание ситуации, отчего в чате высветился радикально укоризненный ответ:
«Ты ошибаешься!»
Лаккомо запрокинул голову на небольшую подушку, потер пальцами переносицу, а потом тихо рассмеялся, понимая, как вся эта беседа звучит со стороны. И это при наличии штатных психологов на борту.
Эйнаор во время визита близнеца во дворец всячески взращивал в брате мысль, что от воспитания наследника он не отвертится. Сперва Лаккомо воспринял идею с настроженностью. Потом не увидел у Мариэллы отказа. А когда родной отец будущего наследника, Инарэс, лично поговорил с Аллиет-Лэ, оставшись наедине, командир Стремительного смирился. И еще больше потеплел. Аргументы у гвардейца были непрошибаемые и даже такой стратег и тактик как Лаккомо вынужден был согласиться. Будущему наследнику Тории светят сложные времена. И в детстве ему нужны сильные духом родственники, которые не обделят любовью.
В конце концов, логика Эо вообще не видела