Первым, что она увидела, был нож.
Дженни подняла голову, чтобы посмотреть на мужчину, державшего этот страшный предмет. Какая разница, в конце концов? Она знала, что живой ей отсюда не выйти, и не важно, сможет ли она опознать его или нет.
Все же, взглянув ему в лицо и убедившись, что догадка верна, она почувствовала, как живот словно стянуло обручем. Он вновь пихнул ее ногой.
– Снимай.
Придерживаясь за стенку, Дженни неуверенно встала и, путаясь в складках, стянула одежду через голову. Он выхватил платье из рук и встал напротив. Понурившись, Дженни чувствовала, как убийца рассматривает ее наготу. Болезненно стучало сердце. Он придвинулся ближе, и она ощутила его запах, смогла почувствовать его дыхание на своей коже. «Господи, что он задумал?» Украдкой она бросила взгляд на нож и уже не смогла оторвать от него глаз, страстно желая, чтобы мужчина опустил его хоть на секунду. «Хотя бы на миг. Один только шанс, это все, чего я прошу».
Увы. Он медленно поднял лезвие, давая ей хорошенько его рассмотреть, затем протянул руку вперед. Дженни дернулась от резкой боли в предплечье.
– Но-но!
Усилием воли она заставила себя замереть. Нож прошелся по телу, цепляя кожу кончиком. При каждом уколе выступала капелька крови. Темно-красные бусинки росли, набухали и в конце концов скатывались вниз. Было больно, но сильнее всего мучило предчувствие чего-то еще более страшного. Дыхание мужчины участилось; как теплом от печки, от него несло возбуждением. Он придвинулся еще ближе. Дженни непроизвольно всхлипнула и отшатнулась назад, когда его ботинок наступил ей на пальцы. Этим движением она словно распахнула ворота для паники.
– Уйди! Уйди! – закричала Дженни и, ослепленная страхом, прыгнула в сторону, совсем забыв про веревку. Последовал резкий рывок за ногу, и она тяжело упала на пол. Перевернувшись навзничь, Дженни увидела стоявшего над собой мужчину. От его взгляда по телу побежала ледяная дрожь. Ничего человеческого, ничего разумного не было в его глазах.
– Я тебе сказал не двигаться.
От его голоса повеяло ледяным холодом. Мужчина нагнулся и взял Дженни за непривязанную голень.
– Зря ты решила бежать. Этого я допустить не могу.
– Нет! Нет, я не...
Не слушая, мужчина ножом пощекотал ей подошву ноги. Скулы его заострились, когда лезвие добралось до большого пальца.
– Этот поросенок пошел на рынок... – Голос стал совсем мягким, монотонно-убаюкивающим. Лезвие перешло к следующему пальцу. – А этот поросенок остался дома. А вот этому дали ростбиф...
Третий палец, за ним – четвертый.
– Этому ничего не досталось. А вот этот поросенок...
В последний миг Дженни поняла, что сейчас произойдет. Под ножом что-то хрустнуло, и боль раскаленным добела жалом пронзила ступню. Дженни закричала и конвульсивно дернула ногой. Не отпуская девушку, маньяк молча смотрел, как она бьется и корчится, затем разжал руку. На земле, напоминая окровавленный голыш, валялся ее мизинец.
– Этот поросенок уже не будет убегать из дому.
Пока мужчина стоял над ней, держа потускневшее от крови лезвие, Дженни подумала, что вот сейчас он ее прикончит. Захотелось взмолиться о пощаде, но последние капли упрямства не дали этого сделать. Сейчас она даже гордилась собой: в ней хоть что-то осталось от прежней силы. А потом, она все равно знала, что толку от мольбы не будет. Он только лишний раз насладится ее унижением.
Мужчина тем не менее просто оставил ее одну, придвинув доски на место и вновь заперев в темноте. Сколько времени прошло с тех пор? Часы? Минуты? А может, дни? Мучительная боль в ноге превратилась в горячие, до самой кости проникающие толчки, а пересохшее горло болело так, будто в него напихали осколки стекла. И все же ей становилось все труднее сохранять сознание. Очень хотелось спать. Дженни опять попробовала развязать веревку, но сил почти не осталось. Погруженная во мрак, она не могла сказать, начинает ли расплываться зрение, хотя и так уже понятно, что наступила гипергликемия, что уровень сахара поднялся до опасной отметки. А без инсулина дело только ухудшится.
Если, конечно, она доживет до такого момента.
Спустя некоторое время Дженни задалась довольно абстрактным вопросом: почему он до сих пор ее не изнасиловал? Похоть и ненависть уже дали о себе знать, и все-таки по какой-то причине маньяк сдержался. Впрочем, самообман здесь не поможет. Перед глазами вновь всплыло лицо, на миг подсвеченное пламенем спички. В нем – ни намека на милосердие или надежду. И девушка слишком хорошо понимала, что она далеко не первая жертва в этом подвале. Порезы, платье, танец – все это казалось частью какой-то непостижимой церемонии.
И Дженни знала, что этого ритуала ей не пережить.
Глава 26
К жилищу Бреннеров я добрался ближе к вечеру. День уже подернулся мутной дымкой, а доселе прозрачно-голубое небо начинало затягивать бледным туманом облаков. Притормозив у съезда в лощину, я принялся разглядывать полуразвалившийся дом. Такое впечатление, что он еще больше обветшал за время моего отсутствия. Никаких признаков жизни. Я подождал одну-две минуты и тут сообразил, что подсознательно оттягиваю то, за чем приехал. Переключив передачу, я поддал газу, и «лендровер» затрясся по ухабистой дороге.
Приняв решение, я с трудом сдержался, чтобы немедленно не помчаться к дому. Однако я знал, что шансы на успех предприятия напрямую зависят от отсутствия Бреннера. Бен даже предлагал отложить дело и дождаться, когда Карл наверняка отправится в «Барашек» или на охоту. «Он же браконьер. Занят ранним утром либо поздним вечером. Вот почему он еще в постели валялся, когда ты в тот раз приехал. Да Бреннер вообще, наверное, провозится со своими силками до самого рассвета».
С другой стороны, я не мог ждать так долго. С каждым часом уменьшались шансы найти Дженни живой. В конечном итоге в голову пришла до смехоты очевидная мысль: просто-напросто позвонить Бреннерам и, не называя себя, спросить, дома ли Карл. На первый звонок ответила его мать. Когда она велела мне подождать у телефона, я повесил трубку.
– А если у них стоит определитель номера и он тебе перезвонит? – поинтересовался Бен.
– Подумаешь! Скажу, что поговорить с ним хотел. Впрочем, на это рассчитывать нечего.
Бреннер так и не перезвонил. Мы подождали, а потом я опять набрал их номер. На этот раз к телефону подошел Скотт. «Нет, Карл ушел», – сообщил он и добавил, что понятия не имеет, когда тот вернется. Я вежливо поблагодарил его и положил трубку.
– Скажи «ни пуха», – попросил я Бена, вставая со стула.
Он тоже рвался поехать, но я запретил. Напарника иметь неплохо, но только Бен наломает там дров. Они с Бреннером и в лучшие-то времена напоминали гремучую смесь, а сейчас, когда Бен успел уговорить полбутылки виски... К тому же я рассчитывал на силу убеждения, а не кулаков.
Какое-то время я раздумывал, не поведать ли о своих планах Маккензи, однако вскоре отбросил эту мысль: ведь новых доказательств не прибавилось. Причем инспектор уже дал ясно понять, что не приветствует мое вмешательство. Он ничего не станет делать без веских оснований.
Вот, собственно, почему я отправился к Бреннерам.
Впрочем, сейчас уверенности у меня поубавилось. Моя прежняя убежденность дала трещину, когда я припарковался у дома. На звук машины выскочила давешняя собака и принялась лаять. Причем на этот раз куда злее. Должно быть, то, что я был один, придало ей смелости и она решила не отступать, как раньше. Здоровенная такая дворняга, с разорванным ухом. Вздыбив шерсть, она бегала между мной и домом. Я вынул из кабины аптечку первой помощи и, прикрываясь ею на случай атаки, двинулся вперед. Тут собака вконец разъярилась, и я замер на месте. Не прекращая рычать, она следила за каждым моим движением.
– Джед!
Собака кинула на меня последний угрожающий взгляд и затрусила к входной двери, где возникла миссис Бреннер. Остроскулая физиономия хозяйки выглядела столь же враждебно, как и у пса.
– Чего надо?
Я уже заготовил речь:
– Да вот хотел еще разок взглянуть на ногу Скотта.
Мамаша Бреннеров подозрительно уставилась на меня. А может, мне просто показалось...
– Вы ее уже смотрели.
– Да, но в тот раз у меня не было с собой всех нужных лекарств, я не хотел бы, чтобы в рану попала инфекция. А впрочем, как вам будет угодно...
И я повернулся, делая вид, что возвращаюсь к машине. Женщина вздохнула:
– Ох нет, вам лучше зайти.
Пряча облегчение – и нервозность, – я последовал за ней. В гостиной, на заляпанном диване перед телевизором, лежал Скотт, вытянув раненую ногу вдоль подушек.
– К тебе опять доктор, – сказала мать, заходя в комнату.
Он приподнялся с озадаченным (и виноватым, подумал я) видом. С другой стороны, все снова могло быть игрой воображения.
– Карл еще не вернулся...
– Это ничего. Я тут проезжал неподалеку и решил, что хорошо бы еще разок взглянуть на твою ногу. У меня с собой бактерицидные бинты. – Я пытался говорить непринужденно, хотя в моих собственных ушах голос звучал жутко фальшиво.
