– Мне через пару часов нужно будет снова уехать, – сказал Джон Форрестер.
– Да, – ответила Мора без интонации.
Он прошел в кабинет. Револьвер во втором ящике стола из красного дерева смазан был так щедро, что пришлось его вытереть монограммным платком. Джон Форрестер переместился в спальню и переоделся в менее официальный костюм.
Он поймал другое такси и проследовал на нем до маленького городка в Апстейте, указывая шоферу дорогу. Они проехали по узкой проселочной трассе через рощу. Внезапно шофер стал проявлять любопытство с тяжелым восточноевропейским акцентом. Джон Форрестер сказал, что навещает друга, живущего в этих краях, в летней резиденции.
Шофер остановил машину у чугунной решетки, за которой начиналась мощеная булыжником живописная аллея, ведущая ко входу в деревенский особняк, светящийся гостеприимством и напоминающий дворцы плантаторов вдоль Миссиссиппи (вместо кирпичей и дерева известняк служил в случае данного особняка основным строительным материалом). Дом и на самом деле принадлежал когда-то плантатору, переехавшему из Луизианы на север. Джон Форрестер расплатился с таксистом и вылез из машины.
Дворецкий в стильном фраке открыл дверь и осведомился, кого именно желает видеть гость.
– Скажите мистеру Коксу, что к нему приехал Джон Форрестер.
– Да, сэр, – согласился дворецкий. Он был из старой породы представителей профессии. Оставив Джона в вестибюле, он поднялся по мраморной лестнице полной достоинства походкой, добравшись до верха, похоже, быстрее, чем добрался бы прыгающий через три ступеньки атлет. Вскоре он вернулся и сказал бесстрастно, – Мистер Кокс ждет вас, сэр.
Джон вошел в кабинет через замысловатую с узорами дверь. Двое крепких парней, ждавших его у самой двери, мгновенно переместились к нему таким образом, что он не мог двинуться, и вытащили у него из бокового кармана пистолет до того, как он успел сказать хоть слово.
Кокс наблюдал за происходящим от письменного стола. Темно-карие глаза улыбались, губы зловеще искривились. Такое веселье не принято в домах с хорошей репутацией. Случай был исключительный.
– Надо же, – сказал Кокс. – Сам Джон Форрестер пожаловал. Вовремя. Пожалуйста подойди к столу.
Джон подошел.
– Ну и как, нравится, Форрестер? – спросил Кокс, наклоняя круглую голову. – Я ведь сказал тебе, что что-нибудь придумаю. Это заняло некоторое время, но, как видишь, слово я сдержал.
– Ты ниже всякого презрения, – сказал Форрестер.
– Ты так думаешь? – Кокс снова наклонил голову. – Джентльмены, – он повернулся к телохранителям. – Оставьте нас одних на некоторое время.
Не говоря ни слова, телохранители покинули помещение.
– Бедный, бедный Форрестер, – сказал Кокс. – Пятнадцать лет. Ты думал, что все забыто, не так ли? И вдруг узнаёшь, что некторые акции падают не просто так, некоторые политические кампании имеют смысл, и так далее. И все равно ты ничему не научился. Следовало обратить как можно больше имущества в наличные до того, как кривая долга ушла в космос.
– Это просто подлость, – сказал Форрестер. – Это как раз не страшно.
– Ну да?
– Надеюсь, ты готов к смерти.
– Ты собираешься меня убить?
– Да.
– Пока ты меня не убил, послушай, что я тебе скажу, Форрестер. Чтобы не осталось между нами непонятого. К убийству твоей дочери я отношения не имею. Вообще. Я хочу, чтобы ты это знал.
– Зачем ты мне это говоришь?
– Подумай, Форрестер. Если бы я хотел ее убить, я бы сделал это гораздо раньше, возможно сразу после того, как ты переспал с женщиной, на которой я хотел жениться против воли всей моей семьи. Помнишь? Ты решил поиграть в благородство и признался мне во всем, подонок, и я тебе сказал, что никаких эксцессов не будет, поскольку эксцессы – от слабости. Я мог бы убить тебя, или несколько членов твоей семьи, тогда же. Помнишь, что я тебе тогда сказал? Вспомни.
Форрестер молчал.
– Я сказал, Форрестер, ты упадешь очень низко, и весь твой клан вместе с тобой. Ты подумал, что я сумасшедший. Ты посмотрел на меня так, будто я нуждаюсь в сочувствии и санитарах. Ты тысячу раз попросил прощения, и каждый раз я отвечал, что я добьюсь твоего падения. Ты не думал, что такое возможно. Выдающийся представитель старой семьи, благодаря в основном твоей жене, если ты падаешь, тебя поднимают за уши и ставят в вертикальное положение ради сохранения клана. И где же теперь твой клан? Можно сколько угодно диверсифицировать вклады, но у каждого клана есть специализация. Я знал, какая специализация у твоего клана. Работал я очень осторожно, очень прилежно, подкупая политиков и адвокатов, подначивая активистов, и вскоре кампания началась. Кампания против продукта, на котором специализируется твой клан, Форрестер. Судебные иски начали разорять компании, акции пошли вниз … и все дальше вниз … и потянули за собой остальные вклады Форрестеров. И вот ты здесь. И ты один, Джон. Никто тебе больше не поможет. Есть и другие вещи, которые тебе неприятно было бы слышать … Хмм … Твоя жена, к примеру, спит … он говорит, что он художник, но это ложь … я его нанял специально для этой цели. Я бываю порой так мелочен, так мстителен, Форрестер … Сам себя перестану скоро уважать. Но ни в каких убийствах я не замешан. Самоубийствах – может быть. Но не убийствах. Ни одного. За все эти годы я ни разу не нарушил закон. Взятки – они называются в наше время – дотации. Касательно же твоей дочери – мне очень жаль. Серьезно. Пойми – мне было бы приятно посмотреть представление «Короля Лира» с тобой в главной роли. Я очень на это рассчитывал. Если бы я знал, что так случится, я бы сам нанял ей дополнительных телохранителей. Другая твоя дочь разделит с тобой судьбу, если, конечно, вдовец на ней не женится, что сомнительно. Ей я никого нанимать не буду…
– Заткнись, – сказал Джон. – Заткнись, Кокс. – Он вздохнул. – Я присяду, хорошо?
Кокс помедлил – ради собственного удовольствия. Он полностью контролировал ситуацию.
– Что ж, садись.
– Значит так, – сказал Джон. – Мне нужно найти убийцу дочери. Это необходимо. Нельзя ли бы на время поисков приостановить все это? Вот закончу – и гори все огнем. Два месяца, три месяца…
– Невозможно, – сказал Кокс. – Ситуация существует сама по себе. Тысячи людей заняты в кампании. Тебе следовало продать все акции, когда это можно было сделать. Скинуть все по дешевке. Как всегда, ты был слишком самодоволен и самоуверен. Тебе было лень.
– Всего месяц или два.
– Сожалею. Не могу.
– Ты мог бы мне одолжить денег.
– Одолжить?
– Хорошо, просто дать. Это было бы справедливо…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
