— А чего Иван сам обоз грабить не хочет?
— Людей у него мало, десяток только.
— Где встречаться должны?
— Как обоз в гору подниматься будет, мы напасть должны, а Иван со своими людьми на обоз сзади нападет. Он за обозом из самой Москвы ехать должен. Мало ли — вдруг планы изменятся у стрельцов.
В основном план прост и понятен.
— Твои люди где?
— Самоха и эти двое.
Я резанул его ножом но подбородку, брызнула кровь.
— Я же просил правду говорить. С этими тремя обоз с охраной не взять. У тебя еще два десятка быть должно. Где они?
Сзади раздался щелчок. Я слишком хорошо знал этот звук и мгновенно упал на бок. Громыхнул выстрел.
— Ах ты, сука! — Федор выбил пистолет из руки Самохи.
Когда мы отвлеклись на Серафима, Самоха вытащил из-за пазухи пистолет и выстрелил мне в спину. Только щелчок взводимого курка смог меня упредить. Руку-то искалеченную ему Федька перетянул ремнем, но не связал, вот он и решил воспользоваться моментом, пока на него никто не смотрит.
Обозленный Федор стал пинать сапогами Самоху.
— Тать паршивый! В спину! Убью!
— Остановись, Федор, допросить его надо!
Я хотел продолжить допрос Серафима, повернулся и обомлел — тот лежал на дороге навзничь, а вместо лица у него была кровавая мешанина из костей. Вместо меня Самоха угодил в лицо Серафиму. Со столь близкого расстояния свинцовая пуля просто разворотила кости.
Наука мне и Федору — не поворачивайся к живому врагу спиной. Мы сочли, что он ранен и слаб, и лишь случайность или чудо спасли меня от неминуемой смерти.
— Хозяин твой уже много рассказать успел.
— Сука он! Сволочь продажная! Ничего не скажу!
— Это мы сейчас посмотрим.
Я приказал Федору:
— Разведи костер.
Федор подобрал топор, с которым на меня бросался Серафим, срубил несколько веток и сложил их шалашиком. Наколол ножом лучину, поджег.
Сначала нехотя, а потом все живее огонь стал лизать ветки.
Я сунул нож в огонь.
— Эй, барин, ты чего удумал? — спросил Самоха севшим голосом.
— А вот как докрасна лезвие накалю, так глаза тебе им и достану.
— Нет, не надо, не хочу! — завыл Самоха.
— Тогда говори.
— Все скажу. Черт с ним, с Серафимом, все равно сдох.
— Где остальные люди?
— В разных местах проживают. В моем селе их больше нет, — Самоха мотнул головой в сторону убитых пищальников.
— Где еще и кто?
— Всех не знаю. За Ярославлем деревенька Ясенево есть, там Гаврила лысый, под ним — пять человек. От Ясенево на Вологду верст десять — сельцо Красный Яр, Горбун там. Звать как, не знаю, у него — тоже пяток мужиков. Все жестокие, злые, ребенка не пощадят. В Ярославле самом, возле церкви Святого Дамиана…
Голос Самохи стал тише, неразборчивее, он закатил глаза и смолк.
— Эй, Самоха, очнись! — я тряхнул его за плечо.
Куда там! Я взял его за руку — пульса нет. И этот мертвяк!
— Давай-ка, Федя, сбросим их с дороги да снежком присыплем. Хоронить — много чести.
Мы забросили трупы подальше от дороги и слегка присыпали снегом.
— Что делать будем?
— Для начала лошадь и сани на постоялый двор вернем.
— Ага, и лошадей этих разбойников туда же, они им уже не нужны.
По следам на снегу мы отыскали лошадь Серафима и с санями — лошадь Самохи, вывели их на дорогу. Чего животине в лесу мерзнуть да от голода мучиться?
Потом развернули сани и двинулись в село.
— Эй, хозяин, принимай! Лошадь твою с санями возвертаем в целости и сохранности — с прибытком даже.
Мы загнали во двор Самохинскую лошадь и сани. Увидев их, хозяин сразу понял, кому они принадлежали, и слегка побледнел.
— А Самоха где?
— С архангелом Петром беседует, наверное.
Хозяин осуждающе покачал головой.
— За что ж вы его так?
— Из кустов он по боярину стрелял, — пояснил Федор, — вот и поплатился.
Мы поехали по дороге назад, захватив с собой лошадь Серафима. Лошадь верховая, не тягловая, самим сгодится. Пока от самой Москвы за ним гнались, поняли — лошадь хоть и не арабских кровей, но ходкая и выносливая.
— Куда теперь? — спросил Федор.
— Пока к Ярославлю, а там думать будем.
ГЛАВА X
Я трясся на коне и размышлял. Найти названных Самохой людей вполне можно. А дальше что? Арестовать или казнить их нельзя — улик нет, оба свидетеля мертвы. Да и полномочий таких у меня нет. Стало быть, и людей искать — пустая трата сил и времени. А вот Ивана с его бандой прищучить вполне можно.
Через шесть дней обоз уже должен быть у горы. Про то, что Самоха и Серафим мертвы Иван никак знать не может, поэтому будет за обозом следовать и выжидать, когда на ценный груз нападение произойдет, чтобы коварно ударить в тыл стрельцам. А вот что сделать надо. Перехватить обоз и переговорить со старшим; если он — мужик головастый, то суть сразу поймет. И потом устроить пальбу и имитацию нападения на горе, а как Иван с бандой подоспеет, всеми силами обрушиться на него.
— Вот что, Федор, скачи в Вологду, домой. Коня вот трофейного бери в запасные. Возьми десяток свой, Василию передай — я велел. И будь с ними на горке, что Серафим описал, не позднее чем через шесть дней. Успеешь?
— Если очень надо — постараюсь обернуться.
— Успеха!
Федор намотал на руку уздцы серафимовой лошади, хлестанул своего коня и исчез в клубах снежной пыли.
А мне-то что теперь торопиться? Обоз должен пройти Ярославль не раньше чем через два дня.
Я в одиночестве прибыл в старинный русский город. Остановившись на постоялом дворе отъедался, согревался и отсыпался. Поскольку выезд из города на Вологду был только один, я весь следующий день — с утра до вечера — проторчал там, но все впустую: обоза не было. И только на вторые сутки утром увидел выползающий с боковой улицы обоз — четверо саней и два десятка стрельцов охраны.
Я вскочил на коня и подъехал к обозу, проезжающему городские ворота. Пристроился рядом с замыкающим стрельцом.
— Кто старший из охраны?
— Ты кто таков, чтобы спрашивать?
— Боярин Михайлов.
Стрелец оглядел меня, кивнул головой.
— Вон, у первых саней едет, рядом с казначеем.
Обоз уже проехал ворота, втянулся на тракт. Дорога была узкой, и старший из охраны ехал теперь позади саней. Я догнал его и пристроился рядом, стремя в стремя.
— Доброго утречка! Ты старший будешь?
— Ну.
— Не нукай, не запряг. Я боярин Михайлов, из Вологды. Поговорить без посторонних можно?
— Тут все свои, говори, коль дело есть.
Что-то не понравился мне старшина стрелецкий. Вид нагловатый, смотрит свысока, да и не представился, когда я себя назвал. Неуважение. Плюнуть бы на него, да дело уж больно важное.
— Нападение на обоз намечается.
— Это кто сказал?
— Я. От разбойника узнал.
— Вот в Разбойный приказ и обращайся.
Я решил предпринять последнюю попытку:
— За вами Иван, писарь из Казенного приказа, со своими головорезами следует. Думает в тыл вам ударить.
— Ништо, у меня два десятка опытных вояк. Ты где такие шайки видел, боярин?
— Как знаешь, старшой.
Я пришпорил коня и обогнал обоз. И нужно же было мне перед этим олухом унижаться? А, ладно, я свой долг выполнил, последствия теперь пусть сам расхлебывает.
Я гнал коня по вологодскому тракту почти до вечера, изрядно опередив обоз. С комфортом переночевал на постоялом дворе и — снова в путь.
Ближе к полудню дорога стала подниматься на холм. Зимник вился среди деревьев, забираясь выше и выше. Я обернулся.
С возвышенности открывался отличный обзор: равнина, покрытая ослепительно белым снегом, кое-где — островки леса, хорошо просматривалась дорога, верст на пять — как на ладони. Место для засады — лучше не придумаешь. По обеим сторонам лес — укрыться можно, и из него видно далеко, особенно — если наблюдателя на дерево посадить. Лошади на подъем ход сбавят, целиться удобно. А если еще и учесть, что ближайшая деревня — в десяти верстах, то место для разбоя прямо отменное.
А ведь Федька скоро должен здесь быть или подъезжает уже.
Я всмотрелся вдаль — на дорогу. Не видать пока обоза. Да и рано еще его ждать. У саней ход невелик — почти вдвое меньше, чем у верхового. Так что вероятнее всего, обоз будет завтра, да и то — после полудня.
Я решил проехать вперед — осмотреть дорогу. После нескольких поворотов справа открылась вершина холма.
Я остановил коня, всмотрелся, отыскал взглядом тонкую полоску дороги. А ведь скачет кто-то с севера, да не один! Не Федор ли сюда торопится?
Учитывая, что мою помощь старший из стрельцов отверг, даже не дослушав суть, то зря хлопцев своих напрягал. Подожду их здесь, мимо меня не проедут. Посоветуюсь с Федором. Исполнитель он очень хороший, десятник — лучше не надо, но это — его потолок. Тем не менее одна голова — хорошо, а две — лучше.
