датированный 23 января 1978 года. По словам самого Дика, он подытоживает его ключевые озарения, в этот же период выраженные в «Экзегезе». Включен сюда в качестве эссе, поскольку Дик отпечатал его на машинке и отправил своему литературному агенту Расселу Галену, хоть и не выражал открыто желания его напечатать. В этом смысле он отличается от остальной «Экзегезы», которую Дик никому не показывал и лишь изредка делился выдержками с немногими друзьями. Впервые опубликован ограниченным тиражом в издательстве
Kerosina Books[122] в 1987 году.
«Письмо о Тагоре». Эссе впервые опубликовано в фэнзине Niekas (№ 28, ноябрь 1981).
Наркотики, галлюцинации и поиск реальности
(1964)
Давним невинным днем, еще в досумасбродной юности, в каком-то учебнике по психиатрии я наткнулся на фразу, которая, словно Юм Канта, навеки вырвала меня из безмятежной дремоты в райском саду. «Психотик не просто думает, что видит, как по стене вверх ползут четыре голубых моллюска с тряпочными крыльями, – он действительно их видит. Строго говоря, мозг не создает галлюцинацию – он ее воспринимает, так же как любые «реальные» данные от органов чувств; и в ответ на это совершенно реальное для него восприятие «реальности» пациент действует так же логично, как мы – в ответ на наши чувственные восприятия. В любом случае говорить «он только думает, что видит это», – значит, совершенно не понимать сущность психоза».
Долгие безотрадные годы размышлял я об этом; а тем временем фармацевтика, психиатры и некоторые знаменитости с сомнительной репутацией много сделали для того, чтобы подтвердить этот тезис и исследовать тему дальше. Нынешняя психиатрическая наука имеет очень мало общего со старым добрым времечком (около 1900 года), когда пациенты делились на две категории: сумасшедшие – то есть слишком больные, чтобы нормально функционировать в обществе, мыть машину, платить по счетам, поддерживать приятную беседу после порции мартини, так что их приходится запирать в лечебнице… и невротики – то есть те, кто догадался отправиться за помощью к психиатру сам и предъявляет чисто «истерические» жалобы, например, чувствует навязчивое желание всем расшнуровывать ботинки, или подсчитывать, сколько мальчиков на трехколесных велосипедах проедет за день мимо его окна, или же страдает от «невротических» расстройств, которые все можно свести к тревоге, непропорциональной «реальному положению дел», в особенности к каким-то специфическим фобиям – например, пациента парализует от ужаса при мысли, что теплым воскресным деньком беспилотная ракета, которая должна упасть в Атлантический океан, вместо этого упадет прямиком на задний двор, где он жарит барбекю. Между «сумасшедшими», которые заперты – или должны быть заперты – в сумасшедшем доме, и «невротиками» или «истериками», посещающими психиатра раз в неделю для беседы, никакой реальной связи не видели; в сущности, убеждение, что сумасшествие (или, по-современному, психоз) – болезнь скорее физической, чем психогенной природы, а невротик испытывает неестественные страхи из-за каких-то травматических событий в раннем детстве, настолько укоренилось, что изначальное открытие Фрейда было связано с созданием диагностической базы, помогающей врачу определить, к какому разряду относится больной. Если окажется психотиком, значит, глубинная психология – психоанализ – не для него; если он невротик, надо всего лишь вытащить из глубин его подсознания подавленный и давно забытый травматический сексуальный опыт, пролить на него свет… и навязчивые действия и фобии мигом исчезнут.
Все было прекрасно, пока Юнг не показал и не доказал две вещи:
1. Полноценные психотики, лежащие в больнице, отвечают на психотерапию так же быстро, как и невротики, при условии, что терапевт понимает их специфический психотический язык и устанавливает с ними коммуникацию.
2. Многие «невротики», лечащиеся амбулаторно, которые имеют работу, растят детей, регулярно чистят зубы и т. п., на самом деле являются не «невротиками-интровертами», как называл это Юнг, а самыми настоящими психотиками – как правило, шизофрениками – на ранней стадии болезни длиною в жизнь. И вот они на психоанализ отвечают хуже, чем кто бы то ни было.
Следовательно:
А) возможно, все психические заболевания, независимо от их тяжести, имеют психогенное происхождение;
Б) не исключено, что невроз – не болезнь и даже не симптом болезни, а конструкция, которую создает мозг, чтобы достичь стабильности и избежать более серьезного слома. Так что разрушать невроз может быть рискованно – что, если под ним скрывается полноценный психоз? Психиатр с улыбкой откидывается в кресле и говорит: «Вот видите? Вы больше не боитесь автобусов». А пациент вдруг понимает, что теперь боится всего, начиная с жизни как таковой. И нормально жить больше не в состоянии.
Так рухнула тщательно выстроенная схема с сознанием, бессознательным, подавленными детскими сексуальными травмами и так далее – схлопнулась, как средневековая карта плоского мира, превратилась в ничто, даже в опасность для тех, кого теперь называют «пограничными психотиками», что на практике означает: «те, кто не способен нормально функционировать в обществе, однако функционируют – кое-как». Рухнули, одна за другой, все теории: оказывается, существуют «рациональные» психотики – те, кого мы с усмешкой именуем параноиками… Однако довольно. Мы подошли к тому, что я считаю главной проблемой: к наличию у психотиков не только ложных идей («за мной следят, против меня заговор» и т. п.), но и галлюцинаций, которых нет у невротиков. Возможно, это и дает нам диагностическую базу, позволяющую определить если не природу болезни, то хотя бы степень ее выраженности. Перед нами сразу встает один жутковатый момент. Существует такая вещь, как негативная галлюцинация – иначе говоря, человек не видит то, чего нет, а не видит того, что есть. (Юнг приводит, пожалуй, самый экстраординарный пример такой галлюцинации: один его пациент видел людей без голов – только до шей, а выше – пустота.) И еще больше пугает, что этот пациент не был психотиком: он был совершенно точно всего лишь истерик, и это может подтвердить любой сценический гипнотизер, поскольку такую же иллюзию он запросто может внушить и заведомо небольным людям… и не только это – может внушить много такого, что, не будь влияния гипноза, однозначно расценивалось бы как психотические проявления.
Здесь, кажется, мы на что-то наткнулись – и это «что-то» вгоняет в дрожь. Мы вступаем сейчас на территорию, изображенную Ричардом Кондоном в его потрясающем романе «Маньчжурский кандидат»[123]: мало того, что ложные идеи и галлюцинации можно внушить буквально кому угодно – над каждым из нас навис ужас «постгипнотического внушения», которое вполне возможно использовать в политических целях. Вряд ли я фантазирую – вспомните: ведь Фрейд изначально занимался формой психотерапии, основным орудием которой был гипноз. Иными словами, вся современная глубинная психология – постулирующая существование некоей области сознания, недоступной нашему сознательному «я»,
