Пока Лучана кормила дочку и кушала сама, Алина поднялась в свой кабинет и оттуда позвонила в полицию:
– Юля! Могу тебя порадовать – пропавшая три дня назад девочка Инес Хольц находится у меня в целости и сохранности. Если будут интересовать подробности – потом расскажу. А пока нам надо довести до конца дело об убийстве Дмитрия Коновалова… Не могла бы ты раздобыть сведения о семье Магдалены Хольц и матери Юргена Хольца? Через два часа? Хорошо! Я заеду к тебе! Не за что меня благодарить! Как там дела у твоих коллег Элеоноры и Ильи? Они не думают еще возвращаться на работу?
* * *
– Это почти должностное преступление! – Юля, вздыхая, протягивала Алине папки для служебного пользования. – Надеюсь, ты не будешь использовать архивные данные в своих статьях, иначе мне не поздоровится!
– Что с тобой? Не переживай, никаких личных целей я не преследую. Главное, чего я хотела – чтобы с малышкой Инес было все в порядке. Но, получается, что убийство Коновалова непосредственно связано со всеми событиями в доме, хотя, на первый взгляд, он совершенно посторонний там человек. Но первый взгляд очень часто бывает обманчив… Давай папки и занимайся своими делами.
Алина уселась за свободный стол в кабинете Юли Хафер и начала листать полицейские досье Юргена и Магдалены Хольц.
Итак, начнем с Юргена. Сорок пять лет, доктор биологических наук. Мать – фармацевт, умерла тринадцать лет назад. Отец – неизвестен. С десяти лет, после замужества матери, воспитывался в доме профессора Дитмара Бауэра. Профессор его не усыновлял, поэтому у Юргена сохранилась фамилия матери. В девяносто пятом году женился на Магдалене Шнее. Перечисление научных трудов, фамилии родственников и знакомых в Бразилии. Контакты с коллегами в разных странах, направления научной деятельности. В общем, ничего, что привлекло бы внимание Алины, не нашлось.
Магдалена… Сорок три года, доктор биологических наук. Воспитывалась в семейном детском доме. Приемные родители – Ангела и Карл Шнее. Кроме нее, в семье шестеро сводных братьев и сестер – Адольф, Йозеф, Мартин, Генрих, Ева, Герман…
Алину передернуло – каким извращенцам придет в голову сделать из своей семьи «ставку фюрера»? Имена деток красноречиво свидетельствуют о взглядах родителей. Теперь вполне объяснимы взгляды самой младшей из нацистского выводка – Магдалены… Хотя, она немного переделала свое имя, из Магды превратившись в Магдалену. Алина вспомнила известные ей из истории факты о семье Йозефа и Магды Геббельс. Родители, собственными руками отправившие на тот свет своих шестерых детей. Значит, это они – кумиры Ангелы и Карла Шнее? Значит, это на их примере воспитывались приемные детишки? Весьма любопытно! И многое объясняет. Но пока не все.
Карл Шнее – бывший офицер вермахта, десять лет после войны провел в тюремном заключении. Ангела Шнее, урожденная Вайс, – врач, работала в родильном отделении научно-медицинского института проблем врожденной детской патологии. Детей брала на усыновление из «отказных», которых в институтах подобного профиля находится немало… Интересно, это что же, «дефективная» Магда-Магдалена стала доктором наук? Или, может, ее неполноценность выразилась в наличии шестого пальца на ноге? Неужели, из-за этого родители отказываются от своих детей? Собственно, часто и от совсем здоровых отказываются. И им наплевать при этом, в какие руки попадет их детка – то ли к садистам и извращенцам, то ли к нацистам, шовинистам или сектантам.
Один из сводных братьев Магдалены – Генрих Шнее, пошел по стопам матери, стал врачом и работает в том же институте, где и она раньше работала…
Это же надо! Самой Ангеле Шнее девяносто пять лет, и она живет в одном из самых дорогих домов престарелых в пригороде Дюссельдорфа. Интересно, Магдалена навещает свою приемную мать? Еще любопытный факт – во время войны Ангела Шнее, вернее, тогда еще – Вайс, работала в одном из пансионатов системы «Лебенсборн», расположенном в Дании.
* * *
– Вы что, русская? – надменно поинтересовалась старуха с аккуратными кудельками седых волос и ярко подведенными губами.
– Да. Но к делу это не относится, – как можно мягче ответила Алина Ангеле Шнее. С детства ее учили уважительно относиться к пожилым людям, хотя нередко встречаются старички бесцеремонно напрашивающиеся на ответное хамство.
– А какое у нас с вами может быть дело? Терпеть не могу русских и не собираюсь с вами лицемерить. Если вы выиграли у нас войну, это еще не дает вам право приезжать к нам и устраивать допросы!
– Во-первых, я живу в Германии, а во-вторых, со времен войны прошло шестьдесят лет, и все взаимные обиды пора забыть.
– С какой стати я должна что-то забывать? Потому что тебе этого хочется? Все вы русские – шлюхи. Я ненавижу русских баб!
– А мужчин русских тоже не любите? – спокойным тоном спросила Алина. – Например, имя Дмитрий Коновалов, – вам как, по вкусу или не очень?
– Что вы имеете в виду? – сквозь трясущиеся губы просвистела фрау Шнее.
– Как вы нашли сына профессора? Судя по тому, что поспешили от него избавиться, в качестве родственника вашей приемной дочурки Магды он бы вас не очень устроил?
– Да! – затрусила своими кудельками Ангела Шнее, злобно прищуривая ледяные глаза. – Да! Не устроил! Я ненавижу всех русских! Ненавижу! Его мать – шлюха! Она хотела прибрать к рукам Дитмара, она родила от него ребенка! А он сбежал от нее! Ха-ха-ха! Он сбежал! А теперь явился этот выродок, чтобы заявить свои права! Да не имеет он никаких прав! Он никто! Его уже нет – и все!
– Эту криминальную присказку «нет человека – нет проблемы!» я знаю. Но вы-то… знаете, что Дмитрий Коновалов – сын профессора Бауэра? Откуда вам это известно?
– Ф-ф! – презрительно потянула воздух старая докторша. – Еще бы мне это не было известно. Он же – вылитый Дитмар. Я-то его помню и двадцатилетним, и двадцатипятилетним, когда он вернулся из плена, и шестидесятилетним. Я никогда не упускала его из вида. А он – он отпихнул меня! Отпихнул, когда я пришла утешить его! Этого оскорбления я никогда не забывала! И не прощу до самой смерти!
Глава 24
В оговоренное заранее время, Алина подъехала к уже знакомому ей неприметному входу в дом профессора Бауэра. В руках она держала альбом с рисунками, который должна была передать хозяину. Входную дверь открыла фрау Петерсен:
– Проходите, – величественно наклонив голову, сказала домработница, – профессор вас уже ждет.
Алина в сопровождении датчанки прошла в кабинет.
– Рад с вами познакомиться, – обратился симпатичный седой мужчина, протягивая руку Алине. – Извините, не могу подняться. Вот уже несколько лет сижу, – грустно наклонил он голову, указывая взглядом на инвалидное кресло.
«А он не такой уж дряхлый старик, как мне показалось издалека. Наверное, это беспомощность в передвижении создает такое первое впечатление…» – подумала Алина и протянула ему альбом, прекрасно понимая, зачем ее сюда пригласили:
– Пожалуйста, ваш альбом. Хорошо, что так удачно получилось, и он не потерян для вас безвозвратно…
– Спасибо, это самое дорогое, что у меня осталось в этой жизни… – сказал профессор, и в уголках глаз у него появились слезы. – Сколько я вам должен? Фрау Петерсен с вами рассчитается…
– Денег не надо! – сразу ответила Алина. – Расскажите мне о той, чьи портреты изображены в альбоме.
Профессор вздрогнул от неожиданности и внимательно посмотрел на гостью сквозь сильные линзы очков.
– А зачем вам это? – тихо спросил он.
– Разрешите, я скажу вам об этом позже. Но не думайте ничего плохого…
Профессор задумался и после минутной паузы заговорил по-русски:
– Я слышу у вас русский акцент. Вы откуда?
– Из Москвы. Но уже несколько лет живу в Германии. У меня муж немец.
– Чем занимаетесь?
– Я журналистка. Работаю в дюссельдорфском издательстве, выпускающем газеты и журналы на русском языке.
– Ах, да! Мне попадались как-то ваши издания в газетном киоске. Я еще удивился тогда – это же надо! Даже купил просмотреть – любопытно… Я читаю немного по-русски, хотя язык забывается без практики. Вас привел ко мне профессиональный интерес?
– Можно и так сказать. Но личная заинтересованность тоже есть. Мой сын Михаэль подружился с дочкой вашего пасынка Юргена Хольца…
– Очень хорошо… Но я пока не уловил связи…
– Разрешите, я все-таки объясню вам позже, – еще раз напомнила Алина свое пожелание, понимая, что пожилой мужчина никак не может решиться раскрыть постороннему человеку свои сокровенные тайны.
Нежно прикоснувшись старческой рукой с вздувающимися узелками кровеносных сосудов к бархатистой обложке альбома, он погладил его, как горячо любимое живое существо.
– Это мои рисунки… – начал он и снова задумался.
Алина молча ожидала продолжения рассказа. О том, что художник он сам, в общем-то, догадаться было несложно. Осторожно разглядывая стенки кабинета и содержимое книжных шкафов, она обратила внимание, что других рисунков и картин в нем не видно. «Нельзя сказать, что профессор уделял этому хобби много времени», – подумала она, а старик продолжил ее мысль:
