— Столько денег ни к чему хорошему не приведут, — улыбнулся я. — Обесценятся.
— Шутить изволите. — Ли сокрушенно покачал головой. — Ну шутите, шутите. Вас, конечно, не посвятили во все тонкости операции, но задумайтесь на секунду. В каком виде вы поставляете выручку за дверь? Неужели в полновесных золотых?
— Нет, — согласился я. — Драгоценные камни, частью ограненные, частью в природном варианте. Золото и серебро оседают в местных банках. Ли, дружище, — улыбнулся я. — Вы, помнится, упоминали о развязанных руках. Что это может означать? Поясните.
— Все. — Вонг затряс головой, словно его земляк — китайский болванчик. — В первую очередь вы сможете увеличить поставки, а следовательно, установить дополнительный атомный реактор тут, в королевстве. Пусть бы даже и у себя во дворе. Это будет санкционировано, и даже более того. Под обслуживание реактора будут выделены солдаты, чернорабочие, подводы и продовольствие. С установкой реактора вы сможете нарастить интенсивность и проходимость, и ввезете, наконец, оборудование и машины, нужные нам для постройки шахт и буровых вышек.
— А что будет, если, скажем, банкет сорвется и в грамотке будет отказано?
— Плохо будет, — в ужасе отмахнулся Вонг. — Даже думать об этом не хочу. Один негоциант выйдет из игры, и если это будет Подольских, на базе которого осуществляется первичная переброска, то плохо для всех, и вдвойне. В сухом остатке возвращение к торговле и снижение прибылей. Врата тоже надо оплачивать, и теперь придется доплачивать и за отстраненного участника.
— Все ли негоцианты участвуют в сырьевой гонке?
— Все, я даже больше скажу, все боссы давным-давно заключили взаимовыгодные контракты с будущими потребителями и друг с другом. Под эти цели на Земле заточены счета, компании, уставной капитал. Еще немного, и нас будет не остановить. Мы сомнем всех! Всех, вы понимаете? Не будет больше Бритиш Петролеум, Шелл, Газпрома. Будем только мы. Себестоимость готового продукта будет смехотворно мала, и вынужденный демпинг повалит этих колоссов на глиняных ногах. Сначала, конечно, поднимется шум, но потом все опять придет на круги своя. Возможно, изменится политическая обстановка, поменяется власть, сменится религия. Это остаточно. Главное, что мы будем при деньгах и с теми, кто имеет власть этими деньгами распоряжаться. Нам с вами сказочно повезло. Мы творим историю, новую веру. За нами новый век потребления и процветания всего человечества.
Из негоциантского дома Вонга я ушел с мрачными мыслями. Торговля, казавшаяся мне в один момент занятием неблаговидным, после слов азиата показалась не таким уж и плохим занятием. Сырье, ресурсы, алмазы и нефть, вот что крутится в его маленькой голове. Власти взалкал, захотел миром править. Попробуй, малыш Ли. Если дело все-таки дойдет до массовых поставок того же газа, то ни Шелл, ни Газпром с его бойцами закалки девяностых не будут сидеть сложа руки. Большинство нефтедобывающих компаний и без того находятся под плотным колпаком тех государств, где имеют честь держать свою штаб-квартиру, а те парни наверху, что покрупнее немца и китайца, не дадут и рыпнуться. Задавят, прожуют и выплюнут. Неужели он действительно не подозревает о мирно покоящейся под толщей воды «Новой Гвинее»? Не верю, слишком умен и хитер для столь очевидных просчетов. Озарение о всеобщем знании истоков было почти вбито в мою бедную голову, и я почти поверил, почти.
Если сорвется королевский прием, то будет плохо всем? Как бы не так. Было бы это правдой, вокруг представительства Подольских торчала бы когорта автоматчиков, и на пушечный выстрел не подпускающая праздных зевак, а снайперы на крыше, наплевав на запрет огнестрельного оружия, прилежно выкашивали бы особо интересующихся, раздавая бесплатные свинцовые семерки. Зачем ему это все? Чего ради? Деньги? Конечно, деньги, только деньги и в основном деньги. Допрыгаешься, азиат, сожрет тебя возведенный тобой же на пьедестал золотой телец.
К черту все, спать. Завтра трудный день. Званый обед в представительстве фон Фальц, а на ужин должен прибыть старший королевский советник. Слишком много для одного меня.
Добравшись до кровати, я скинул опротивевшие за день ботинки и, не раздеваясь, рухнул на перины. Чертовы перины, мягкие, все еще мягкие. Ортопедический бы матрас с Земли выписать. Вот было бы славно.
Просыпаться не хотелось. Политические дрязги, как колодец с жидким дерьмом, в который пришлось окунуться с головой, выматывали и вгоняли в депрессию. Все кругом врали. Все! Вонг врал так, что уши краснели. Лепетал о взаимной любви, общих проектах, добыче самоцветов, но как я ни старался, документов, подтверждающих деятельность Подольских в этом разрезе, не нашел. Может, они еще где хранятся? Ну не может столь серьезное мероприятие основываться на честном слове. Должны быть накладные, расписки, контракты на поставки и договора с рабочими. Что-то должно быть. Хоть строчка, хоть полслова.
Будет врать и немец, почти уверен. Пудрить мозги, льстиво улыбаться, а сам прикидывать, что же еще можно устроить этим русским, чтобы себе побольше заграбастать. Тот же Грецки, в конце концов, и тот о чем-то умалчивал. Ну как, как, я спрашиваю, находиться в такой обстановке и не стать закоренелым параноиком? Правильно, никак. Чувствую, что большую часть гонорара, полученного за работу, придется спустить на психиатра. Не нашего только. Не то чтобы я в силу наших мозгоправов не верил, нет. Поеду в клинику, импортную, швейцарскую. Посуществую как часы, нет, как сыр лучше. Там подлечусь, расположу мысли в нужном порядке — и снова в бой. Времени, впрочем, до этого момента еще предостаточно. Успею спятить.
Открыв глаза, я с недовольством посмотрел на солнечный луч, нахально пробивающийся в комнату сквозь щель в неплотно задернутых портьерах. Мерзкий солнечный хам! Изведу! Прикажу повесить римские шторы, или что там еще из плотного и большого, и все, нет прохода, запретная зона, вход только по пропускам.
— Господин негоциант?
— Что тебе, Ирик?
— Господин негоциант, господин Подольских прибыл.
Упоминание о милом шефе мигом развеяло недовольство солнечным нахалом. Глаза раскрылись, сон улетучился.
— Черт.
Вскочив с кровати, я принялся судорожно одеваться. Ботинки, так, нет, лучше туфли. Черт возьми, сначала брюки, а потом уже обувь. Что, спрашивается, этот старый хрыч здесь делает? Ну, ничего. Мне бояться нечего. Именно благодаря мне его приемная доченька жива осталась, так что все без исключения Подольских в этих стенах мне по гроб жизни обязаны.
Подольских Семен Петрович, в окружении шести бодигардов, одетых не по местной моде в костюмы, плащи и выступающие из-под них рукоятки пистолетов, вольготно расположился в обеденном зале и наслаждался свежезаваренным кофе.
Телохранители хмурились и молчали, главный негоциант улыбался.
— Дмитрий! — Увидев меня, Семен Петрович встал и пошел навстречу. — Рад вас видеть!
— Господин Подольских, взаимно. — Стуча палкой по деревянным ступеням, я похромал вниз и пожал крепкую руку босса. — Какими судьбами?
— По делу, — кивнул старик. — Ради такого дела, мой юный друг, пришлось даже лишний раз запустить реактор, а потом нестись в закрытой карете в ночи, и вот теперь я здесь.
— Дела, — улыбнулся я. — Всегда дела. Должен расстроить вас, босс, сами дела идут не очень-то и хорошо, и только-только начали поправляться.
— Знаю. — Старик нахмурился и, усевшись в кресло, скрестил руки на груди. — Собственно из-за этого я и здесь. Грязно играют, твари. Кто, уже ясно, осталось вывести на чистую воду остальных участников, а затем устроить милые моему сердцу крысиные гонки.
— Не понял, босс. — Усевшись напротив Подольских, я отхлебнул кофе, принесенный Ириком.
— Ты тут случайно, — вдруг выдал старик. — Тебя и твоего друга вообще не должно было быть в этом мире, но, признаюсь, я рад, что так получилось.
— Объяснитесь, — потребовал я.
Старик смерил меня внимательным взглядом и вновь улыбнулся, показав ряд идеально ровных белых зубов.
— Игры, мой друг. Соперничество. Конкуренция. То, что меня хотят вытеснить с рынка этой планеты, я понял еще пять лет назад. Целенаправленные налеты на подводы, бандитские нападения на доверенных лиц, лжесвидетельства. С этим я справился просто, задав корму местным служителям правопорядка. Как только вы дойдете до бухгалтерии, то увидите, что Подольских еще и меценаты. Солидная по нынешним меркам сумма в полновесных золотых ежеквартально переводится на счет городской стражи. С тех пор они к нам лояльны, но и только.
Смерть Андрея, странная и пустая, насторожила еще больше. Не был он таким человеком, чтобы подставлять под удар успех предприятия в целом и голову свою в частности. Умер, казнен, лишен головы.
