Ричард Йорк правил страной здраво и мудро, но недолго. На Рождество 1454 года королю полегчало, а 30 декабря он впервые признал сына, которому теперь уже было четырнадцать месяцев. Демонстрируя показную радость, Йорк ушел в отставку. Однако возвращение во власть короля и королевы означало, что главенствовать снова будут Ланкастеры. Сомерсета тут же выпустили из Тауэра, сняв с него все обвинения. Солсбери убрали с поста канцлера, и его место занял, что могло вызывать некоторое недоумение, архиепископ Берчер, умевший, правда, держать нос по ветру; Йорку пришлось испытать еще один удар судьбы и уступить командование в Кале Сомерсету. Йорк и Солсбери сочли за благо ретироваться в свои йоркширские владения. Так же поступил сын Солсбери — Ричард, граф Уорик, назначенный Йорком в тайный совет, а шестью годами ранее наследовавший благодаря жене Анне Бошам самое богатое графство Англии.
Время шло, и становилось все очевиднее, что выздоровление короля оборачивается для Англии катастрофой. В мае 1455 года Сомерсет, которого злосчастья так ничему и не научили, в компании с королевой созвали в Лестере совет для принятия мер по «обеспечению безопасности короля от врагов». Поскольку на совет не были приглашены ни Йорк, ни Солсбери, ни Уорик, то было совершенно ясно, кто именно входил в число врагов короля. Тогда-то три вельможи и решили приступить к действию, пока они еще на свободе. Армия уже была готова, и они без промедления отправились в путь. Из Уэра в Хартфордшире герцог Йорк послал канцлеру, архиепископу Берчеру депешу, заверяя его в своей верности королю и подчеркивая, что он добивается только лишь свержения Сомерсета. Письмо было перехвачено, и архиепископ его не получил. В тот же день с несколько меньшим войском — около 2000 человек — из Лондона вышли король с королевой, Сомерсет и Бекингем. Ночь они провели в Уатфорде, а наутро — это был четверг, 22 мая, — две армии встретились близ Сент-Олбанса. Три часа Йорк и его друзья пытались убедить короля в своей верности ему, прося выдать им лишь несколько персон, которых они считают изменниками (они уже не полагались на обещания, которые, как показал опыт, не выполняются, если даже даются под присягой). Только после ответа короля, отказавшегося выдавать им кого-либо и пригрозившего казнить как изменников всех, кто ему не подчинится, Йорк приказал своим людям идти в наступление.
В Средние века битвы в городе или городке были крайне редки, армии предпочитали сражаться поблизости на открытых пространствах. Битва в Сент-Олбансе стала знаменательным исключением из правил. Королевская армия выстроилась вдоль Сент-Питер-стрит и Холиуэлл-Хилл, протянувшегося от церкви Святого Петра до реки Вер. Первая атака Йорка — с Хартфилд-роуд и Виктории-стрит — захлебнулась. Но Уорик ударил из садов между двумя постоялыми дворами («Ки» и «Чекер», теперь «Кросс-Киз» и «Куинз-Хотел») и после кровавой и ожесточенной схватки вынудил войско короля отойти. Сомерсета убили возле «Касл-Инн», рядом полегли его два главных сподвижника — Нортумберленд и Клиффорд. Бекингем с окровавленным лицом укрылся в аббатстве (теперь собор). Генрих в полном замешательстве, покинутый всеми и раненный в шею стрелой, беспомощно стоял у своего знамени на рыночной площади, пока его не увели в дом дубильщика. Там его и нашли Йорк, Солсбери и Уорик. Они почтительно преклонили перед ним колени и предложили скоротать время в аббатстве. Их приверженцы были менее любезны: они дочиста разграбили город, оставив лежать на улицах убитыми около 300 человек.
Битва в Сент-Олбансе уже не имела никакого отношения к Столетней войне с Францией. Она положила начало другой войне — гражданской, первой гражданской войне в Англии, вошедшей в историю под названием «Войны роз» — Войны Алой и Белой розы.
14
«Король Генрих VI». (Часть вторая)
(1441–1455)
Король Генрих:
Пойдем, жена. Научимся мы править,Иль Англия власть нашу проклянет.
«Король Генрих VI». (Часть вторая)
Действие второй части «Короля Генриха VI» начинается в апреле 1445 года, то есть за восемь с лишним лет до последних событий в предыдущей пьесе — гибели отца и сына Толботов в разгар лета 1453 года. Тем не менее она служит продолжением первой части, завершающейся монологом герцога Суффолка, отплывающего во Францию за невестой для короля Генриха. Как только поднимается занавес для представления второй части трилогии, Суффолк объявляет об успехе своей миссии и демонстрирует жениху и всему двору привезенную им красавицу принцессу. Однако почти сразу же возникает неловкая ситуация: герцог Хамфри зачитывает условия перемирия, и когда доходит до слов «герцогства Анжу и графство Мен будут очищены от войск и переданы королю, отцу ее…», ему становится дурно и бумага выпадает из рук. Дочитывает послание кардинал Бофорт.
Как чуть позже указывает Бофорт, герцог Хамфри все еще формально считается наследником; в его интересах соответственно, чтобы король оставался неженатым и бездетным. Если же и придется все-таки его женить, то герцог всегда отдавал предпочтение дочери графа Арманьяка. В данном случае у него имелись все основания для скорби. Менее оправданно его возмущение сдачей французам Мена и Анжу: хотя их уступка Англией и обсуждалась тогда на уровне слухов (об этом писал и Холл), она не была одним из условий перемирия[184]. Однако на этой неверной посылке построена вся остальная часть сцены — после отбытия Генриха и Маргариты на ее коронацию. Исторически Глостер никак не мог использовать потерю Мена и Анжу в качестве главного повода для нападок на Суффолка. Последний со своей стороны имел все основания для опровержения обвинений, и — после смерти в 1447 году своих антагонистов Глостера и Бофорта — сумел завладеть рычагами управления государством. (Кстати, Шекспир раньше времени удостоил его титулом герцога, который Суффолк получил только 2 июля 1448 года.) За три года до своего падения Суффолк показал себя способным и ответственным государственным деятелем и превосходным администратором. Наверное, он был честолюбив, но не страдал манией величия в той мере, в какой его представил нам Шекспир в последних строках первой части «Генриха VI», процитированных нами в конце двенадцатой главы.
Среди вельмож, разделяющих негодование Глостера, фигурирует и граф Уорик, претендующий к тому же на лавры завоевателя этих провинций:
Анжу и Мен![185] Завоевала их моя рука;И города, что приобрел я кровью,Возвращены французам с мирной речью!Mort Dieu![186]
Солсбери называет Уорика своим сыном; в таком случае не может быть никаких сомнений в том, что слова возмущения произносит юный Ричард Невилл — тот самый Невилл, который вместе с отцом и герцогом Йорком поведет йоркистов в бой с ратью короля в Сент-Олбансе, а потом станет «делателем королей». Но Невилл родился лишь в 1428 году, а графство наследовал в 1449-м, через четыре года после появления в Англии Маргариты. Ясно, что Шекспир путает его с отцом его жены Ричардом Бошамом, графом Уориком, от которого он и унаследовал титул. Бошам был зрелым и превосходным воином, в 1437 году служил наместником Франции и Нормандии, но даже и он вряд ли осмелился бы выступить с таким высокопарным заявлением, которое Шекспир вложил в уста его зятю.
После ухода Глостера кардинал Бофорт, как и следовало ожидать, пытается его дискредитировать:
Вот в ярости ушел протектор наш.Известно, лорды, вам, что он мне враг;И королю, боюсь, он друг плохой.Обдумайте: он ближе всех по кровиИ вправе унаследовать корону…Все ж я боюсь, что он при доброй славеОкажется протектором опасным.
Некоторое удивление вызывает то, что Шекспир упорно называет герцога Хамфри протектором. Парламент упразднил протекторат в ноябре 1429 года, через неделю или две после коронации Генриха. Возникает вопрос: что заставило Шекспира использовать этот термин еще шестнадцать лет? Если это не оплошность, что крайне маловероятно, то можно предположить три вероятные причины. Первая и самая главная — желание усилить пафос речи кардинала, дать ему возможность столкнуть в одном персонаже две ипостаси: формального защитника и подспудного изменника. Позже это позволит драматизировать и падение Глостера, начинающееся в следующей сцене. И наконец, драматург нашел удобную мотивацию для совершенно неисторического убийства герцога: в противном случае ему пришлось бы основывать свою вымышленную версию на одних подозрениях в коварных интригах против короля.
Теперь сцену покидает кардинал, и Сомерсет начинает поносить его, обращаясь к герцогу Бекингему почти в такой же манере, в какой он сам только что чернил герцога Хамфри: и дерзок он, и тщеславен, и хочет стать протектором. На что Бекингем отвечает:
