— Зачем тебе микрофон? — спросил Рагима Ариф Мансуров.
— Для важного сообщения — был ответ.
— Что за сообщение? Пока не скажешь, я не дам тебе слова
— Я хочу сообщить народу, что армии исламских стран перешли границу и идут на помощь Баку, — ответил Рагим Газиев.
Естественно, Ариф Мансуров этому «видному деятелю нациально-освободительного движения Азербайджана» для столь важного сообщения микрофона не предоставил.
После того, как группировке Абульфаза Алиева ценой огромной крови удалось свалить Везирова, встал вопрос о том, как избежать ответственности за содеянное. Этибар Мамедов срочно выехал в Балакен, откуда его переправили в Грузию. Из Грузии Этибар Мамедов вылетел в Москву, и там, в Постпредстве Азербайджана, впервые встретился с Гейдаром Алиевым. Его попытка устроить пресс-конференцию сорвал штурм Постпредства московским ОМОН-ом, который арестовал Мамедова. Зато пресс-конференцию провел опальный член Политбюро ЦК КПСС, генерал КГБ Гейдар Алиев, который осудил действия советского руководства в Баку, убийство безвинных людей. Эта пресс-конференция легла краеугольным камнем в политико-идеологическое обоснование необходимости возвращения к власти Гейдара Алиева, который «в трудную минуту оказался вместе с народом против имперского руководства и его местной продажной клики». Пленка с кадрами, показывающими, как худой, осунувшийся после трудной болезни Гейдар Алиев высказывает свое возмущение расправой над мирным населением Азербайджана, прокручивалась несчетное количество раз. Но никогда, эту съемку не показывали азербайджанским зрителям полностью, вырезав из него кадры с яростным обличением молодой журналистки Илахи Балахановой бывшего сатрапа империи. Тогда она высказала в лицо опального члена Политбюро, бывшего опорой тоталитарной власти в республике, что таилось в сердце каждого азербайджанца.
Не афишировался и другой важный факт, связанный с 20-ым января. Спустя годы ведущий передачи «Момент истины» задаст Гейдару Алиеву вопрос о содержании разговора между ним и Михаилом Горбачевым 19-го января, всего за несколько часов до начала штурма Баку озверевшими карателями в форме Советской Армии. Вопрос Андрея Караулова не застал Гейдара Алиева врасплох — с довольной улыбкой он раскрыл «секрет» своей беседы с Генеральным секретарем ЦК КПСС. По его версии, Горбачев ему позвонил и потребовал убрать с улиц «его людей», на что Алиев ответил, что у него нет на это полномочий. Явный намек на то, что есть смысл наделить его полномочиями, то есть опять назначить Первым секретарем ЦК КПА.
Другой герой кровавой провокации, Неймат Панахов, несколько дней шлялся открыто по городу, затем отправился в Иран делать для себя «легенду». Перейдя границу, он пробыл несколько месяцев в Иране, где, если верить его рассказу, арестовала иранская контрразведка и пыталась склонить к сотрудничеству, но героический Неймат сумел бежать из иранской тюрьмы, перешел то ли в Турцию, то ли обратно в СССР. Короче, он приобретал размах революционера уже международного масштаба. Но никогда больше ему не приведется быть в авангарде событий, он будет всегда «на подхвате», выполнять мелкие поручения Гейдара Алиева, где-то с лета 1993-го года до лета 1995-го. Но этого ему будет достаточно, чтобы обеспечить себя и семью материально, купить «фазенду» в Шамахе (120 км от Баку) перевезти туда своих родителей из Нахчывана.
Рагим Газиев был арестован и посажен в Лефортово, рядом с Этибаром Мамедовым, Мохаммедом Хатами, Халилом Рзой и Сеид Тахиром Гарабаги. Их всех затем, летом 1990-го года, судили, но первых двух еще во время суда «избрали» депутатами ВС Азербайджана, а последних трех приговорили к различным срокам условно.
Ниспровергатель Советской власти в Ленкарани Алякрам Гумматов скрывался сначала в лесах Талышских гор, затем перебрался в Баку, вместе с группой социал-демократов открыто съездил на годовщину жертв 9-го апреля в Тбилиси, остался в Грузии у своего студенческого друга в селе Соганлы, затем вернулся в Баку и начал посещать собрания НФА в его новой штаб-квартире на улице Зийвербека Ахмедбекова, откуда его, по наводке из НФА, забрала милиция. Его судили, но срок дали условный, и он вернулся в Ленкарань, создав там социал-демократическую организацию. Он и в дальнейшей истории страны занимал весьма жесткую и радикальную позицию.
Непосредственно после 20-го января, Хикмет Гаджизаде поздно ночью вызвал из дома своего сослуживца, близкого родственника в прошлом высокопоставленного человека, имевшего доступ к первым лицам республики, и попросил его довести до сведения Первого секретаря ЦК КПА Аяза Муталлибова, что ответственность за кровавые события несут не лидеры НФА, а исключительно и персонально члены Совета национальной обороны, за исключением Абульфаза Алиева. 27-го января Хикмет Гаджизаде совместно с Сабитом Багировым выехал по приглашению Балтийской Ассамблеи (Объединение трех прибалтийских народных фронтов) в Ригу, где при посредничестве Ассамблеи Армянское Общенациональное Движение (АОД) и НФА провели переговоры о нормализации ситуации между двумя республиками, подготовили совместный документ, но подписать его им не удалось, так как АОД получило информацию о насилии против армян Ханларского района Азербайджана и в знак протеста отказалось подписать уже подготовленный документ. На самом деле НФА был нокаутирован и не был в состоянии что-либо сделать. И в дальнейшем всякий раз, когда стороны находили путь к достижению какого-либо соглашения, происходила некая провокация, которая вменялась в вину одной стороне конфликта, что побуждало другую сторону отказаться от дальнейшего сотрудничества, что предполагало наличие некой третьей, могущественной стороны, не заинтересованной в урегулировании конфликта.
Ядро новой социал-демократической партии Азербайджана (Араз Ализаде, Арзу Абдуллаева, Абдулвагаб Манафов, Лейла Юнусова, Фахраддин Агаев и Зардушт Ализаде) приняло решение выпустить подпольно газету, «поведать миру» правду о 20 января. Редактором поручили быть мне, и я быстро подготовил материалы. Брат командировал в Таллинн своего сотрудника, который связался с типографией, напечатал газету и отправил тираж в Баку. Мы получили «посылку» (16 тысяч экземпляров газеты) уже 30-го января и начали распространять ее. Одновременно нелегальная партия Азербайджана «Дирчелиш» (Возрождение) и ее руководитель, Азер Гасымзаде подготовили и издали за пределами республики брошюру с фотографиями жертв расправы армии. Оранжевая брошюра называлась «Агрессия». Большую часть тиража спецслужбы армии конфисковали.
В начале февраля группа эсдеков (ряды партии пополнялись за счет знающих нас людей) выехала в Москву, где встретилась с коллективами академических институтов и отдельными правозащитными группами, информировала их о кровавом 20-го января, показала фотографии и поделилась воспоминаниями.
Официальные круги СССР, советская, да и мировая общественность в лице лидеров демократических стран Запада и западных средств массовой информации отнеслись к преступлению Горбачева и его окружения нейтрально. Ярким доказательством подобного отношения явилось присуждение Горбачеву Нобелевской премии мира за 1990 год. И на самом деле, что могли значить жизни 131 человека по сравнению с развалом мировой социалистической системы, поражением СССР в холодной войне и близящимся опасным крахом сверхдержавы? Азербайджанская депутатская группа, естественно, проиграла дебаты в Верховном Совете, и даже гневные обличительные речи композитора Арифа Меликова и физика Тофига Исмайлова не могли повлиять на в целом одобрительное отношение большинства депутатов к армейской карательной акции против Азербайджана. Две организации — правозащитный «Мемориал», считающий преступление 20-го января продолжением большевистской карательной практики против народов СССР, и организация офицеров «Щит», борющаяся против вовлечения армии в репрессии против народа и в защиту прав офицеров, проделали огромную работу по сбору материалов, их исследованию и доведению до общественности информации о страшных преступлениях против мирного населения.
Азербайджанцы, проживающие за пределами республики, в СССР и странах Запада, провели огромное количество акций протеста против зверской расправы над мирным населением. Трагедия активизировала фактор этнической идентичности, и положил конец любой перспективе демократических реформ в духе перестройки. Десятки тысяч членов партии сложили свои партбилеты. Хотя позднее немалое число забрало их обратно, но пропасть между компартией и народом стала непреодолимой. Надписи белой краской на темном мраморе, опоясывающем возвышение, на котором стояло здание ЦК КПА, ясно показывало отношение масс к компартии: ее называли фашисткой.
