с лошади и повредила спину – перелом позвоночника. Её отец, граф Карл Пшездецкий повёз дочь на лечение в Италию. Домой её привезли уже умершей.
В 1874 году родители Лауры обратились к украинскому скульптору Бродскому, у которого была своя мастерская в Риме. Два года Бродский трудился над этим надгробным памятником. Наконец, его перевезли на Украину, и установили на Чёрном Острове (17 км. от Хмельницкого), в костёле Пшездецких, служившим фамильным склепом. В 1938 году надгробие Лауры перенесли в музей – Кафедральный костёл Петра и Павла.
После 1991 года, когда мы уже в силу различных обстоятельств перестали ездить в Каменец-Подольский, Петропавловский собор перестал быть музеем, и стал действующим католическим храмом. Но доступ для осмотра знаменитой скульптуры открыт для всех желающих.
Часть 14
Гриша
Свадьба Наташи, видимо, заставила Стэллу призадуматься на эту тему. В этом году ей исполнится уже 21 год. Не сказать, что она стала взрослой и благоразумной в своих поступках. Всё та же легкомысленность в некоторых поступках. Да, она стала самостоятельной в материальном отношении. Мы ей предоставили полную свободу в этом отношении. Своей зарплатой она распоряжалась самостоятельно. Поскольку дома, как всегда, были вкусные завтраки и ужины, обедать, конечно, ей, как и нам всем, частенько приходилось, в столовой. Но появилась возможность – делать покупки не по необходимости, а для души, причем, иногда, невзирая на их высокую стоимость.
Стэлла продолжала встречаться с Гришей.
И вот однажды, вечером, за ужином, они преподнесли нам «подарок», в виде новости. Они объявили, что собираются поженится…
Когда Гриша ушел, я попыталась поговорить с ней начистоту. Конечно, он, видимо, мальчик хороших правил, но он не имеет ни постоянной работы, ни жилья, ни прописки в Москве. А что такое – прописка в Москве, мы недавно узнали на своём горьком опыте.
В конце всех этих противоречивых доводов – так как Эла на каждое мое сомнение выдвигала в противовес своё мнение, наконец, произошел откровенный разговор.
Оказалось, всё было не так радужно на самом деле, как нам казалось.
Гриша ещё в прошлом году, по дороге в Таллин к отцу, задержался в Москве, познакомившись с какими-то ребятами из Люберец. Они пригласили его остановиться у них. Оказалось, что они жили в квартире, которая больше походила на коммуналку, в которой обитали далеко не цивилизованные молодые люди. Кто был хозяином этой общаги, – было непонятно. Ночевать могли остаться совсем незнакомые ребята. Но был и постоянный контингент. Вечера, как правило, не обходились без выпивок и картежных игр.
Не прошло и нескольких вечеров, как Гриша проиграл не только всё, что у него было, но и вляпался в крупные карточные долги. Ребята спросили – когда и как он собирается отдавать долги. Пришлось обратиться к отцу. Конечно, это была просьба – деньги, якобы, нужны для поступления на учебу и оплату жилья в Москве. Но отец отказал. У него была новая семья, кроме того он платил алименты на младшего Гришиного братишку, поэтому крупную сумму он перевести сыну не мог.
Кончилось тем, что Гриша попал в рабство. Дело в том, что при всем его легкомыслии, у него были «золотые» руки. Он умел шить. Уж не знаю, где он этому научился и когда, но шил, действительно, он отменно. Как оказалось, и дубленка, и джинсы, и другие «фирменные» вещи, которые он носил – все были изготовлены его руками. Ребята сказали, что он должен свой долг отработать.
И вот, эта общага превратилась в ателье. Грише предоставили швейную машинку, а главное – пару помощников, таких же, как и он – должников.
Грише была предоставлена даже определенная свобода в передвижении. Он сбежать никуда не мог, так как все документы ребята у него отобрали, и вдобавок шантажировали тем, что достанут его и в Мурнанске, и не только его, но, заодно и мать.
Поскольку Грише не хотелось, чтобы мать узнала о его приключениях, он тянул время и работал на всю эту компанию. Дело пошло на лад. Одни отвечали за доставку материала для пошива модных шмоток, другие – за сбыт готовой продукции. Были ответственные за быт – закупку продуктов и готовку еды. В общем – шарага набирала обороты. Самое интересное то, что почему-то долг Гришин не уменьшался, а даже понемногу увеличивался.
Наша Ёлочка была посвящена во все Гришины "не легкие», сочувствовала и вместе с ним искала выхода из этого положения. Но что она могла предложить? Денег предложить ему она не могла, так как сбережений никаких – не имела.
И вот у них родился план – как вырвать его из этой трясины. Кто из них додумался до этого, не знаю, но они решили, что, если Стэлла с Гришей поженятся, он перейдет жить к нам, пропишется в Москве, а дальше – постарается каким-то образом, рассчитавшись с ребятами, начать новую жизнь…
Конечно, после этого откровенного разговора с Ёлкой, я обо всем рассказала папе Вите. Теперь уже мы вдвоем провели с Элей «спасательную» беседу.
Припертая к стенке, она сказала, что оказывается Гриша уже сообщил матери о том, что у него скоро будет свадьба, и, что она приглашается на неё в Москву, в дом невесты…
Но, сломленная нашими доводами, и опасениями насчет «связей» Гриши со своими «дружками», Стэлла заколебалась. Скорее всего, на неё больше повлияли наши доводы о том, что мы, узнав всю подоплеку действительного положения дел, не дадим разрешение на прописку Гриши в нашей квартире. А это означало то, что придуманная ими «свадьба», не обеспечивает выхода из сложившегося положения…
Пока мы «теоретически» искали выхода, «практически» – мама приехала на свадьбу…
Маленькая, по виду – уставшая, застенчивая женщина, с робкой надеждой на что-то хорошее. Видимо, прожитая жизнь не была сладкой. Одна – тянула двух сыновей. И, вот, наконец, вроде бы – старшему улыбнулось личное счастье.
Мама Гриши, перед поездкой назанимала денег, чтобы со своей строны сделать Грише свадебный подарок. А к свадебному столу она привезла то, что являлось в Москве дефицитом – холодного копчения палтус. Это были две или три огромные рыбины чуть ли не по десять килограмм каждая, источавшие аппетитный, завораживающий запах. Сразу же хотелось отрезать кусочек, и пососать его, наслаждаясь тем, что он медленно будет таять во рту. А запах палтуса быстро распространился по комнате, напитав собой воздух. И даже тогда, когда мы этот большой сверток с рыбой затолкали в холодильник, и он занял целую полку, запах в
