а там уже и Рождество.
– Вот это уж не моя ответственность.
– Как, а кто же тогда сделает особенным наше первое Рождество в Старгрейве? Я имею в виду, для нас четверых.
– Я уверен, следующий год весь будет особенным.
Из грота вышел Джонни, и, судя по улыбке до ушей, ему было что рассказать родителям. Эллен он в этот момент показался особенно похожим на отца, и ее захлестнуло волной любви к ним обоим. Бен иногда тоже так улыбался, словно маленький мальчик, готовый поделиться каким-то секретом, и она надеялась, что он останется таким всегда. Он по-прежнему был тем человеком, в которого она влюбилась, и она просто не имеет права чувствовать себя одинокой, если изредка этому человеку приходится замыкаться в себе.
– И что же там было смешного? – спросила она.
– Рождественский дед все время шмыгает носом, – хихикнул Джонни, – и мальчик, стоявший передо мной, спросил, не нюхает ли он клей, которым приклеена его борода.
– Именно так и можно определить, что он ненастоящий, – пояснил Бен. – Настоящему Санта-Клаусу не нужны химикаты, чтобы ясно все видеть. Он целый год проводит во сне, и ему снится, как он летает над снегами и льдами под звездами, эти сны, словно снежные бури, копятся целый год, и вот когда дни становятся совсем короткими, наступает пора просыпаться.
– Из этого может получиться книжка, – предположила Эллен.
– Из чего? – спросила Маргарет, вынырнув из магазина с нарядами для подростков.
– Я же только что рассказал, – огрызнулся ее отец.
Разочарование, и неприятие, и робкое намерение не показывать свои чувства на публике по очереди отразились на лице Маргарет, и Эллен бросилась на помощь.
– Если твой папа будет постоянно пересказывать сюжет, у него может пропасть вдохновение, чтобы его записать, – пояснила она. – Просто была такая идея, что Санта-Клаус почти весь год спит и видит сон о том времени, когда проснется.
Эта идея так и вертелась у нее в голове, пока она везла всех из Лидса домой. Снег на вересковых пустошах почти растаял, освежив краски растительности и придав яркости влажной зелени, что наводило на мысли о весне. Две книги, которые еще предстояло закончить, вселяли в нее ощущение стабильности. Если по какой-то причине Бена не вдохновит идея, которую он только что озвучил, она, может быть, попытается записать ее сама.
Когда они вернулись в Старгрейв, над мостом уже помаргивали первые звезды. Мили Леса Стерлингов, сотканные из ночной темноты и льда, каким-то образом сумели приглушить свет городских огней. Дом встретил вернувшееся семейство волной тепла, прогнавшей озноб и рассеявшей пар от дыхания. После ужина они играли в «Монополию» со старым и видавшим виды набором фишек: игровые банкноты измялись за годы, когда дети играли ими в магазин, а один пластмассовый отель навсегда утратил форму, после того как был пожеван и едва не проглочен двухлетним Джонни. Под конец партии Маргарет с Джонни изо всех сил старались не трястись от холода. Переутомились, решила Эллен, отправляя их в постель, хотя, кажется, и в доме зябко, словно холод навалился на него откуда-то сверху. Только Бен не ощущал никакого похолодания, иначе не стал бы приставать, когда дети отправились к себе. Она накинула ему на плечи стеганое одеяло, когда он вошел в нее, а потом изо всех сил растирала его тело, стараясь прогнать озноб. Когда он остановился, она прижалась к нему. Это, похоже, не помогло защитить их постель от холода, но уже скоро ее сморила дремота, и стало все равно. Она провалилась в сон, мягкий, словно снежный сугроб, однако среди ночи ее разбудил тоненький голосок.
Это оказался Джонни. Он стоял у кровати, навалившись на край матраса. Она потянулась, чтобы взять его за руку, и почувствовала, как он весь дрожит.
– Что случилось, Джонни?
– Он хочет домой.
Джонни говорил как будто во сне, но в голосе угадывались слезы. Эллен выпустила его руку, чтобы выбраться из постели, ощупью нашла свой халат и повлекла Джонни прочь из спальни.
– Тебе что-то приснилось, – проговорила она вполголоса. – Давай-ка уложим тебя обратно в кровать.
Он резко остановился, и она ударилась бедром о перила. На мгновение показалось, что она упадет в зияющую тьму лестничного проема.
– Я же слышал, – настойчиво проговорил он.
Она включила свет на лестнице и присела перед ним на корточки, внимательно всматриваясь в его осоловелое со сна, но решительное лицо.
– Что ты слышал?
– Собаку, – всхлипнул он, словно бы Эллен нарочно не пожелала услышать. – Там холодно. Собака не может попасть домой.
– Если это была собака, хозяин услышит ее. Мы ведь не хотим, чтобы ты простудился. – Она пошла вниз по лестнице, ведя его за собой, но он с неохотой сделал лишь несколько шагов и застыл на месте.
– Вот она, – произнес он со скорбным торжеством.
Эллен уже сама услышала отдаленный вой где-то над домом. Вой был не просто траурный, он был настолько надломленный, что походил на крик какого-то неведомого существа, потерявшегося во тьме.
– Чья бы собака ни была, хозяин уже наверняка услышал ее, Джонни. Беги в постель.
Он не закрывал глаза, пока она не пообещала побыть с ним, чтобы он уснул. Она сидела на краю кровати, обхватив себя руками и мечтая, чтобы сон сморил Джонни раньше, чем собачий вой станет еще пронзительнее – он и так уже походил на тоненький сиплый вопль. Когда Джонни наконец отключился, хотя и старался держаться, она на цыпочках прошла в кабинет. Конечно, никакой собаки оттуда она не увидела. Вид из окна все еще стоял перед ее мысленным взором, пока она старалась заснуть: лес, блестевший, словно чудовищных размеров скелет под мерцающим звездами черным небом, и невидимое существо, завывавшее так, словно неприкаянная темнота вдруг обрела голос.
Утром рядом с домом уже никто не выл. Джонни вроде бы за ночь позабыл свои тревоги, но только до того момента, пока Эллен не подъехала к группке скорбного вида горожан, столпившихся у почтового отделения.
– Это же был не Голли, правда? – почти взмолился он.
– Если даже и он, о нем наверняка кто-нибудь позаботился.
Эллен припарковала машину у конторы Тоуви и пешком вернулась к рынку, где оставила детей в единственном в Старгрейве подобии книжного магазина: все можно обменять, в основном букинистическая литература плюс десяток новомодных бестселлеров, запаянных в полиэтилен, – а сама отправилась за новостями. Сплетни заполняли проходы между рядами с пучеглазыми рыбами, с ботинками, как будто навострившими уши, с рождественскими открытками и елочными украшениями, с дешевыми игрушками, в изобилии представленными в это время года. Рядом с прилавком, где продавалось
