небес на землю.
К тому времени, когда солнце прорезало горизонт слева от него, ему казалось, что не он едет на машине, а машина – на нем. Что-то явно на него давило, и это были вовсе не встречи, назначенные в Лондоне и Норидже. Возможно, новая сказка требует, чтобы ее рассказали, тогда понятно, почему эти два дня кажутся ему такими ненужными. С наступлением утра на шоссе стало оживленнее, и Бен смог отвлечься от мыслей, переключившись на дорогу, а когда он добрался до окраин Лондона, и вовсе стало не до размышлений: ученики автошкол собирали целые процессии автомобилей, медленно волочась по улицам, заставленным разгружавшимися фурами, на фоне которых терялись магазины, куда они привезли товар; пешеходы выплескивались на проезжую часть, огибая строительные леса; ямы в асфальте прорастали дорожными рабочими на разных стадиях развития: от всего лишь говорящих голов, торчавших из одной канавы, до высунувшихся по пояс – из другой. Бен заплутал после одного объезда в Криклвуде, где прорвало водопровод, после чего едва ли не два часа добирался до Сохо и наконец припарковался у самого здания редакции, испустив вздох облегчения.
Несмотря на случившуюся задержку, он приехал почти за час до первой встречи. Он прогулялся по Сохо – где как будто стало меньше секс-шопов по сравнению с январем, зато прибавилось рукописных объявлений на дверях, – чтобы взглянуть на «Мальчика, который поймал снежинки», выставленного в витринах книжных магазинов на Чаринг-Кросс-роуд. Он с опаской зашел в самый большой из них, «Фойлз», совершенно не подготовленный к тому, что его ожидало. Во всех магазинах, торговавших детской литературой, продавалась их с Эллен книжка, а в витринах двух книжных красовался не только «Мальчик, который поймал снежинки», но и их предыдущие сочинения.
Бен как раз стоял, глазея на вторую витрину, когда по улицам потекли толпы народа, спешившего на ланч. В «Фойлзе» ему захотелось, чтобы кто-нибудь купил их книжку, пока он здесь, – он чувствовал себя ребенком, которому не терпится, чтобы его похвалили за работу. Сейчас он пожалел, что с ним нет Эллен и детей. Их восторг наверняка передался бы и ему, а так, каждый раз глядя на очередную полку с книгами Стерлингов, он думал, что эти книги имеют к нему весьма опосредованное отношение – просто продукт определенного этапа его жизни, который он уже оставил позади. Сейчас ему нельзя растерять энтузиазм, он ему пригодится для интервью прессе. Подумав об этом, Бен побрел обратно к зданию «Файербенд Букс».
Среди книг, выставленных в приемной напротив нескольких мягких кресел, он обнаружил и экземпляр «Мальчика, который поймал снежинки». Дожидаясь Марка Матвея, он пробежал книгу по диагонали и как раз добрался до последней страницы, когда кто-то заметил:
– Ну, если даже сам автор читает, должно быть, хорошая книжка.
Это был Марк Матвей, рослый мужчина лет тридцати, уже начавший лысеть. Он, кажется, пытался улыбнуться всем своим вытянутым лицом.
– А теперь, если вы не против, поторопимся, – предложил он, – на случай, если захотите пропустить стаканчик перед беседой с Говардом Беллами.
– Думаете, это развяжет мне язык?
– Мы иметь много способ заставляйт вас говорить, – заверил рекламщик, изобразив немецкий акцент, и прибавил уже нормальным голосом: – Но, насколько я слышал, вас не нужно подстегивать.
Бен надеялся, что надолго это не затянется. Когда Матвей спросил:
– Итальянский вас устроит? – Бену на миг показалось, он спрашивает, с каким акцентом ему говорить дальше.
– Все, что пожелает Беллами, – сказал Бен.
Как оказалось, имелся в виду итальянский ресторан, где Стерлинги обедали с Керис Торн, и интервьюер уже ждал их: взгромоздившись на барный стул у самого окна, он одной пухлой рукой забрасывал в рот оливки и держал в другой бокал с коктейлем. Беллами увлеченно всматривался в лица прохожих за окном, пока Марк Матвей не кашлянул, тогда газетчик развернулся на застонавшем под ним стуле и вопросительно приподнял круто изогнутые брови.
– Говард Беллами, Бен Стерлинг, – представил их рекламщик.
Беллами вяло пожал Бену руку и забрал с барной стойки свой коктейль.
– Жена подъедет позже?
– Кому-то же надо было остаться дома с детьми.
– Может, я предпочел бы прекрасную половину? – сказал Беллами рекламщику, а потом обратился к Бену: – Очень жаль, на самом деле. Она могла бы снабдить мои записи иллюстрациями. Давайте-ка заморим червячка, пока вы тут у нас маринуетесь.
– Похоже, меня назначили основным блюдом.
– Кажется, мне понравится этот парень, – объявил Беллами, с грацией морского котика сползая с барного стула и одергивая на брюшке бархатную жилетку. – Вы расслабьтесь, – сказал он Бену. – Нам будет весело.
И интервью действительно прошло живо и гладко. Как только Беллами поставил рядом с тарелкой пармезана магнитофон на запись, Бен сразу же об этом забыл и развивал любые темы, предложенные Беллами или же зародившиеся в ходе разговора: детство как период мечтаний; удушение воображения под давлением общепринятых норм; воображение как душа человека; неприкрытая сущность мифа и сказки и почему необходимо позволять им рассказывать себя; вероятность, что только дети могут расслышать верно и заново постичь тот самый смысл, какой был вложен в эти истории, когда их рассказывали у костра под неизведанными небесами посреди неизведанной темноты, которая, вероятно, и была подлинным рассказчиком, позаимствовавшим у человека его голос, чтобы сказки смогли ожить… Беллами кивал, улыбался и умудрялся выглядеть все более заинтересованным, поглощая чудовищные порции спагетти. Он не выключал магнитофон до самого кофе, последовавшего после нескольких бутылок вина.
– Более чем достаточно, – сказал он. – Если только у вас в голове не осталось какой-нибудь мысли, которой вы особенно сильно хотите поделиться с миром.
Завершение интервью застало Бена врасплох – он достиг той стадии, когда даже не замечал, что говорит вслух.
– Я как раз сейчас подумал, скольких людей знаю, фамилии которых звучат как прилагательные и наречия: Дейнти [8], Квик, – и вот теперь вы. Не избыточный вес, а просто такое удобное беллами [9].
Беллами не спешил улыбнуться на это замечание, но когда все-таки улыбнулся, его улыбка показалась наигранной.
– Предсказываю: уже скоро мы увидим вас на самом верху. Я приложу для этого все усилия, – произнес он и записал свой адрес на картонной книжечке ресторанных спичек. – Черкните мне пару строк, если вдруг вспомните, о чем позабыли сказать.
Когда Бен с Марком Матвеем вернулись обратно в «Эмбер», рекламщик произнес:
– Хочу в следующем году задействовать вас гораздо больше. Просто преступление не использовать такое обаяние и красноречие.
– Наверное, мне стоит приберечь немного для моего нового редактора.
– Наверное.
И внезапно Бену показалось, что та его часть, которая болтала о писательской работе и благополучно
