Гамаш не был уверен, что согласен с этой аналогией, до того самого момента, когда ему пришлось вложить свой револьвер в руку Жана Ги. В этот миг неуверенный молодой человек вновь возродился к жизни и прошептал: «Ты ничто без него. Что скажут люди?» То, что он сознавал всю неуместность такой реакции, отнюдь не способствовало изгнанию испуганного молодого человека из длинного дома Гамаша, это всего лишь напомнило ему, что он отстранен от дела.
— Куда теперь? К дому Джейн Нил?
Теперь, когда расследуемое ими дело обрело статус уголовного преступления, убийства, Бювуар, как и Гамаш, сгорал от нетерпения попасть внутрь.
— Чуточку позже. Сначала надо заехать в одно место.
— Oui, allo?[51] — раздался в трубке жизнерадостный голос, за которым последовал детский вопль.
— Солонья? — спросила Клара.
— Allo, allo! — надрывалась трубка.
— Соланж! — взывала Клара.
— Bonjour[52]. Алло? — детский вопль прокатился по дому Солоньи и эхом прозвучал в голове Клары.
— Солонья! — завопила Клара.
— C'est moi-meme![53] — выкрикнула в ответ Солонья.
— Это я, Клара Морроу! — заорала Клара.
— Нет, вчера я была занята, и завтра тоже.
— Клара Морроу!
— В среду?
«О Господи, — подумала Клара, — благодарю тебя за то, что ты не дал мне детей».
— Клара! — завизжала она.
— Клара? Какая Клара? — переспросила Солонья совершенно нормальным голосом. Ее жуткий детеныш, грудной ребенок, наконец утихомирился, очевидно, самым простым способом — заполучив в свое распоряжение материнскую грудь.
— Клара Морроу, Солонья. Мы встречались на занятиях. Поздравляю с рождением малыша. — Она попыталась придать своему голосу искренности.
— Да, я помню. Как поживаете?
— Спасибо, все в порядке. Я позвонила, чтобы спросить вас кое о чем. Прошу прощения, что беспокою вас во время декретного отпуска, но дело касается вашей нотариальной практики.
— Пожалуйста, спрашивайте. Мне звонят из конторы каждый день. Чем могу быть вам полезна?
— Вы знаете о том, что Джейн Нил умерла?
— Нет. Я не слышала об этом. Мне очень жаль.
— Это был несчастный случай. В лесу.
— О, тогда я все-таки слышала кое-что, когда вернулась. На День Благодарения я ездила к родителям в Монреаль, так что подробности мне неизвестны. Вы хотите сказать, это была Джейн Нил?
— Да.
— Полиция ведет расследование?
— Да. Она полагает, что ее поверенным был Норман Стикли из Уильямсбурга. Но я подумала, что она обращалась к вам.
— Вы не могли бы зайти ко мне в контору завтра утром?
— В котором часу вам удобно?
— Скажем, в одиннадцать. Клара, не могли бы вы пригласить полицейских? Я думаю, им будет интересно.
Филиппу Крофту потребовалось несколько минут, чтобы понять, что это не ловушка, и он признался во всем. Его длинные бледные пальцы снимали пушинки с брюк тренировочного костюма, пока он рассказывал свою историю. Ему хотелось наказать отца, поэтому он взял старый охотничий лук и стрелы и отправился поохотиться. Он выстрелил всего один раз. Но этого оказалось достаточно. Он считал, что убил оленя-самца, а вместо него обнаружил тело Джейн Нил. Она лежала, раскинув руки и ноги. Мертвая. Ему по-прежнему мерещились ее глаза. Их взгляд преследовал его.
— Теперь ты можешь отпустить их с миром, — негромко произнес Гамаш. — Они станут ночным кошмаром для кого-нибудь другого.
В ответ Филипп лишь согласно кивнул головой, чем живо напомнил Гамашу Мирну и ту боль, которую мы предпочитаем носить в себе. Ему хотелось обнять Филиппа и сказать, что ему не всегда будет четырнадцать лет. Поэтому он должен немного потерпеть.
Но Гамаш не сделал этого. Он понимал, что, хотя намерения у него самые благие, само действие будет воспринято подростком как покушение на личную свободу. Как оскорбление. Поэтому он ограничился тем, что протянул юноше большую сильную руку. Спустя мгновение Филипп сунул ему свою бледную ладошку с таким видом, будто ему еще не приходилось здороваться с мужчинами за руку, и пожал ее.
Гамаш и Бювуар вернулись в деревню и обнаружили агента Лакост, которая отражала натиск Иоланды. Они отправили ее к дому Джейн Нил с ордером на обыск. Каким-то образом Лакост удалось выдворить Иоланду на улицу и запереть дверь на замок, и теперь она практиковалась, изображая дворцовую стражу, непреклонно держащую оборону перед лицом разъяренной толпы, представленной одной-единственной женщиной.
— Я надеру тебе задницу в суде. Я добьюсь твоего увольнения, маленькая уродливая шлюха. — Углядев Бювуара, Иоланда обратила свою ярость на него: — Как вы смеете не пускать меня в мой собственный дом?
— Вы показывали миссис Фонтейн ордер, агент?
— Показывала, сэр.
— Тогда вы должны знать, — Бювуар повернулся к Иоланде, — что теперь это уголовное расследование. Я полагаю, вы хотите найти того, кто убил вашу тетушку?
Это был удар ниже пояса, но он почти всегда достигал цели. Кто мог ответить «нет» на такой вопрос?
— Нет, не хочу. Мне все равно. Разве это поможет вернуть ее? Скажите, что это вернет ее, и я позволю вам войти в мой дом.
— Во-первых, мы уже и так вошли в него, во-вторых, торг бессмыслен. А теперь мне нужно поговорить с вами и вашим мужем. Он дома?
— Откуда мне знать?
— В таком случае давайте пойдем и посмотрим.
Когда они подъехали в машине Гамаша к дому Иоланды, то увидели, как она вышагивает за Лакост, причем агент выглядела так, будто больше всего на свете ей хотелось заткнуть уши, чтобы не слышать визга и брани своей спутницы.
— Бедная женщина! — Гамаш улыбнулся. — Настанет день, когда она будет с удовольствием рассказывать эту историю новичкам. Послушайте, нам обоим не терпится попасть в дом мисс Нил, но сначала мне хотелось бы кое-что сделать, чтобы расчистить дорогу. Ступайте и допросите Иоланду, а заодно попытайтесь разговорить и Андрэ. А я намереваюсь побеседовать с Мирной Ландерс.
— Для чего вам это?
И Гамаш рассказал ему, для чего.
— Мне нужно знать, что сказала вам Тиммер Хедли в тот день, когда вы дежурили у ее постели.
Мирна заперла дверь, ведущую в книжный магазин, и налила обоим по чашке чаю. После этого она опустилась в удобное кресло напротив того, в котором сидел Гамаш.
— Думаю, вы будете разочарованы. На мой взгляд, это уже не касается никого, жив он или мертв, все равно.
— Позвольте мне самому судить об этом.
— Хорошо. Вам виднее. — Она отпила глоток, посмотрела в темноту за окном и мысленно перенеслась в тот день, всего несколько месяцев назад, когда все это и случилось. А кажется, что с того времени прошли годы. Тиммер Хедли, живой скелет, обтянутый остатками плоти. Яркие, живые глаза на лице, которое кажется огромным по сравнению с высохшим телом. Они были вдвоем — Мирна, сидящая на краешке постели, и Тиммер, завернувшаяся в одеяло, обложенная бутылками с горячей водой. Между ними лежал старый коричневый альбом. Из него выпали фотографии, потому что клей, на котором они держались, давно высох. На одной была запечатлена молоденькая Джейн Нил со своими родителями и сестрой.
Тиммер рассказывала Мирне о родителях Джейн, заложниках собственных страхов и опасений. Эти страхи достались по наследству и сестре Джейн Айрин, которая тоже превратилась в карьеристку, искавшую убежище и спасение в одобрении других. Но Джейн была совсем не такой. И вот тогда Мирна и услышала историю, которой так интересовался Гамаш.
— Этот снимок был сделан в последний день окружной ярмарки. На следующий день после танцев. Видишь, какой счастливой выглядит Джейн, — сказала тогда Тиммер, и это было правдой. Даже на зернистой фотографии Джейн светилась от счастья, и это особенно бросалось в глаза, образуя разительный контраст с мрачными и угрюмыми лицами ее родителей и сестры.
— В тот вечер она обручилась со своим молодым человеком, — с тоской произнесла Тиммер. — Как его, бишь, звали? Андреас. Ты не поверишь, он был простым лесорубом. Как будто это имело какое-то значение! Она еще ничего не говорила родителям, но у нее уже был план. Она собиралась сбежать с ним. Они были чудесной парой. На первый взгляд они производили странное и необычное впечатление, но стоило узнать их получше, как сразу становилось ясно, что они идеально подходят друг другу. Они любили и были любимы. Если не считать того, — при этих словах Тиммер нахмурилась, — что Руфь Кемп отправилась к родителям Джейн и рассказала им, что собирается сделать их дочь. Руфь старалась, чтобы об этом никто не узнал, но я случайно подслушала их разговор. Я была молода и до сих пор сожалею о том, что не предупредила Джейн тотчас же. Но я не сделала этого.