Все лето провел Цандер в подвале, благо нежарко там было, руководил работой своей бригады, готовил испытания ОР-1, заканчивал расчеты по ОР-2. Сидя за своей древней пишущей машинкой или с большой полуметровой логарифмической линейкой в руках, он умел совершенно отключаться от всего окружающего, ничего не видел, не слышал голосов, полностью терял представление о времени. Многим казалось, что в часы работы бледное лицо этого человека как бы светилось...
После окончательной корректировки всех планов 10 июля 1932 года гирдовцы были приглашены в ЦС Осоавиахима на заседание к Эйдеману. Результатом доклада Королева председателю Центрального совета Осоавиахима и явился тот запоздалый приказ от 14 июля со многими параграфами, в котором Сергей Павлович назначался начальником ГИРД.
В конце августа-начале сентября Королев испытывает второй экземпляр РП-1, уже без мотора. Неверно установленные рули мешают ему подняться на высоту более четырех метров. Рули переделывают, но теперь нос задирается вверх.
Наконец все отрегулировано, и Королеву, а затем пилоту Романову удается взлететь метров на 40-50. Результат весьма скромный, но Сергей Павлович доволен. «Самолет РП-1 № 2 без мотора обладает всеми видами устойчивости и маневренности» , – записывает он в очередном донесении.
В сентябре вместе с Ксенией Максимилиановной Королев уезжает в Крым. Лялю, после того как стала она его женой, не отпускали в Москву очень долго, и Сергею даже пришлось опять ехать в Донбасс скандалить. В Москву она переехала окончательно в декабре 1931 года. Жили в квартире Баланиных на Александровской, все в том же «домашнем КБ».
Зимой редкий вечер проводил Сергей с молодой женой – уж очень много дел было теперь у него. И тогда еще обещал он ей непременно, что летом они поедут вдвоем в Крым, обязательно, хоть трава не расти! Поездка все откладывалась, отодвигалась то неотложными делами в Осоавиахиме, то важными заседаниями, совещаниями, то полетами на новом РП, и уехали они в Севастополь только в сентябре. Откуда было знать Ляле, что в оттяжках этих была у Сергея своя невинная корысть: 10 октября в Коктебеле открывался VIII Всесоюзный планерный слет.
Восьмому слету придавали большое значение. Это было не только спортивное состязание, но событие политическое. Осоавиахим, комсомол и профсоюзы приняли специальное решение о развертывании планеризма и превращении его в «массовый авиационный спорт трудящихся». Нарком Ворошилов в своем приветствии слету писал, что «...состязания в Коктебеле ярко подчеркивают то огромное значение, которое планерный спорт имеет в деле подготовки отважного, смелого, находчивого воздушного бойца». Пришли приветствия от председателя ЦС Осоавиахима Эйдемана и члена Реввоенсовета (РВС), начальника ВВС РККА Алксниса. Впервые в Феодосии выходила даже специальная газета «Самолет».
На слет привезли 22 планера, из них было много совершенно новых, ранее неизвестных. Называли имена молодых конструкторов из Харькова, Саратова. Героем слета опять стал Василий Степанчонок, которого в печати называли лучшим летчиком-планеристом. На этот раз Степанчонок перелетел на планере Г-9 из Москвы в Коктебель, прицепившись к самолету У-2, который пилотировал конструктор этого планера Владислав Константинович Грибовский.
Королев завидовал Василию. Он летал на своей «Красной звезде», но никаких рекордов не установил, впрочем, он и не собирался их устанавливать. Просто хотелось полетать, увидеть снова любимые места. Но уже через несколько дней стало тянуть его в Москву. Теперь было у него в Москве свое дело, о котором ни на минуту не мог забыть он ни в Севастополе, ни в Коктебеле. Ни солнце, ни море, ни дали степного Крыма, распахнувшиеся с высоты, не могли отвлечь мысли его от подвала на Садово-Спасской, и однажды вечером он вдруг сказал Ляле:
– Поедем завтра в Москву, а?
18
У каждого есть перед глазами определенная цель, – такая цель, которая, по крайней мере ему самому, кажется великой и которая в действительности такова, если ее признает великой самое глубокое убеждение, проникновеннейший голос сердца...
Карл Маркс
Когда Циолковского приглашали куда-нибудь, он всегда отказывался, ссылаясь на недомогание, слабость, старость, глухоту, а был просто отчаянный домосед вроде Ньютона. Еще в 1921 году Николай Алексеевич Рынин писал ему, что место преподавателя физики и математики в Институте путей сообщения ему гарантировано, звал в Петроград, – Циолковский и тут отказался. Всякая дорога пугала его, со страхом думал он о гостиницах, обо всем этом ужасно непривычном быте, когда не знаешь, где и как будешь есть, на чем спать...
Поэтому торжественное заседание в Москве, посвященное 75-летию Константина Эдуардовича, запоздало: только в октябре выбрался он в столицу. В Москву его сопровождал Сергей Иванович Самойлович из калужской секции научных работников, друг преданный и внимательный. Ничего не сказав Константину Эдуардовичу, он взял у Варвары Евграфовны (жены Циолковского) подушку, запаковал его жестяную слуховую трубу, и они покатили в столицу. В Москве их поселили в прекрасном трехкомнатном номере «Метрополя» с балконом. Внизу на площади Свердлова, звенели трамваи и катились людские толпы, один вид которых приводил Циолковского в трепет. Он страшно обрадовался родной подушке, этому кусочку привычного бытия, а труба пригодилась, когда в номер повалили посетители и целые делегации.
17 октября в Колонном зале Дома Союзов состоялся торжественный вечер в честь 75-летия Константина Эдуардовича. О трудах юбиляра в дирижаблестроении докладывал профессор Воробьев, приехавший из Ленинграда профессор Рынин рассказывал о работах по авиации и ракетному движению. Но лучше всех, энергичнее всех и теплее говорил председатель ЦС Осоавиахима Роберт Петрович Эйдеман:
– Два факта мне бы хотелось вспомнить здесь: ведь некогда в дореволюционное время, самая большая дотация, которую удалось соорудить в помощь исследованиям Циолковского не превышала 55 рублей, а в 1930 году Осоавиахим собрал на советское дирижаблестроение 25 миллионов рублей!
Особенно аплодировали Эйдеману, когда он сообщил о награждении Константина Эдуардовича орденом Трудового Красного Знамени.
Циолковский выступал с ответным словом. Голос звучал устало, выглядел он утомленным.
– Мне совестно, что мой юбилей вызвал столько хлопот, ведь, может быть, мои изобретения не осуществятся, – Константин Эдуардович оглядывал зал грустными, серьезными глазами. – Я изо всех сил стремился к работе: работал изо всех сил, все каникулы проводил в труде, производил опыты по сопротивлению воздуха, а главным образом, – все вычислял... Теперь я нахожусь в сомнении, заслуживаю ли я того, что сейчас вижу...
После торжественного вечера Циолковский вернулся домой, а примерно через месяц – 26 ноября – приехал снова, опять с Самойловичсм, получать орден.
Орден в Кремле вручал Михаил Иванович Калинин. Циолковский был взволнован. Приняв орден, тихо, почти доверительно сказал Калинину:
– Я могу отблагодарить правительство только трудами. Благодарить словами нет никакого смысла...
В декабре 1932-го начинаются в ГИРД горячие деньки. За неделю до Нового года был наконец закончен монтаж долгожданного двигателя ОР-2. Королев, Цандер, инженеры Корнеев и Полярный, механик Флоров и техник-сборщик Авдонин с торжественностью дипломатов подписали акт приемки. Можно было начинать испытания. Трудно сказать, кто больше был рад: Цандер, увидевший наконец свою мечту, воплощенную в металл, или Королев, который уже больше года ждал этот двигатель для своего ракетоплана. Впрочем, событие это было праздником для всех обитателей подвала.
На общем собрании было решено объявить «неделю штурма». Организовали штаб «штурма» из трех человек, который выработал план: кому что делать.
С 25 декабря до Нового года день и ночь возились они с капризным двигателем. Понятия «рабочий день» и «отдых» расплылись окончательно, потеряли всякие границы: кто-то уходил на час-другой поспать, кто-то приходил ему на смену. Вымотались все предельно. Уж на что Цандер, никогда не помышлявший об отдыхе, даже он однажды ночью залез потихоньку под стол и вдруг ко всеобщему веселью запел оттуда по-петушиному. Потом вылез сияющий и сказал:
– Петух дал сигнал! Пора кончать!
Всем очень хотелось довести этот проклятый двигатель до ума к 1 января, чтобы хоть на Новый год веселиться и не думать ни о чем. Да не вышло...
И у инженеров, и у механиков опыта еще было маловато. Открылась течь в соединениях предохранительных клапанов, в тройнике. Обнаружилась вдруг трещина в бензиновом баке. Потом потекли соединения у штуцера левого кислородного бака, потом засвистело из сбрасывателя бензинового бака – каждый день что-нибудь новое.
Невеселый получился Новый год.
2 января, пока механики готовили ОР-2 к новым испытаниям, Цандер закончил и передал Королеву «Техническое описание мощного реактивного двигателя» – свой план на будущее.
