Я ждал его, но что-то он медлил, мой персональный охотник. Выбирал подходящий момент? Вечером я намеренно использовал самые безлюдные и неохраняемые коридоры, но всё без толку — ну, хоть территорию немного изучил.
Свободные сектора «Урсулы-1», тихие и уютные, словно скворечники в ожидании новых жильцов, — идеальное место для неспешных прогулок и раздумий. Но самым лучшим всё равно оставалась обсерватория — просторный высокий зал, открытый навстречу пока ещё необжитой планете.
Мысленно поздоровавшись с «Урсулой», я признался, что ей к лицу эти блестящие побрякушки из спутников и климатических подстанций. Пообещал, что присмотрю тут за всем, и если мою кнопку оставят в покое, отпраздную тот день, когда планета вздуется синей водичкой, обрастёт облаками и наполнится жизнью. Не слишком оригинальной жизнью, скопированной, но всё равно уж лучше так, чем заплесневелым сонным камнем…
Оказалось, что это место нравится не только мне.
— Ничего? — спросила леди Кетаки, присаживаясь в соседнее кресло. — Никаких подозрений, намёков?
В обзорной, кроме нас и невидимой охраны, больше никого не осталось — мёртвый час между рабочими сменами.
— Ничего, — ответили, сворачивая наушники плеера.
— О, музыка? С собой привёз?
— Нет, в Третьей Биологической одолжили. У меня не может быть личных вещей, — напомнил я.
— Бедняжка! — рассмеялась она. — Будущий Президент планеты — и в таком бедственном положении!
Я смолчал. Не стоило ей рассказывать. Надо было выдумать что-нибудь понейтральнее, но мне же захотелось прихвастнуть!.. Докрасовался.
— Если что-нибудь надо — говори мне. Не надо побираться по отделам. Они очень легко расслабляются и привыкают. Сегодня плеер, завтра… Ну, ты же понимаешь?
— Понимаю.
— Не дуйся. Если я подкалываю — это не значит, что я издеваюсь. Привыкай… Как говорит профессор Хоффман, «всё, что ты можешь прожевать…»
— «Сможешь и проглотить», — закончил я.
— Да, он умеет подбирать слова, — усмехнулась она и неожиданно сменила тему: — Можешь рассказать, как это было? Как вам открыли правду, что вы не совсем люди?
Очередное подтверждение, что профессор Хоффман снабдил её своими хитрыми вопросниками и тестами: типа, лабораторка на дом, проверь, как развивается наш мальчик!
— Это же в чистом виде когнитивный диссонанс, просто по учебнику, — продолжала с невинным видом леди Кетаки. — Когда я услышала об «Элитариуме», меня это больше всего заинтересовало — методика, процесс, результат. Но я уже выпустилась, а просто так приехать и расспросить было нельзя… Ну, и как оно было — узнать, что ты появился на свет в готовом виде? И вообще, трудно понимать людей, когда нет своего детства?
Хорошо. Ладно! Она сделает вид, что «просто любопытно», я изображу приступ откровенности — сыграем в друзей. Как будто у меня есть выбор!
— Людей вообще понимать трудно, нас этому в основном и учили — понимать, — ответили, собираясь с мыслями.
То время никуда не исчезло, воскресло в памяти — как будто всё было вчера.
— Сколько себя помню, мы учились, учились, учились, каждый день — уроки, тренировки и сон. Ничего больше, но нам нравилось: интересно, и трудно, и при этом приятно. Чувствуешь, как мышцы наливаются силой, как в голове всё выстраивается нужным образом, как непонятные вещи становятся понятными… Мы постоянно слышали о своём потенциале, о том, что мы особенные. И мы принимали как должное нагрузки и требования. А потом нам устроили каникулы, перерыв, и примерно в одно и то же время мы начали задумываться — а что кроме? Знаний об обществе и о семье было достаточно. Но собственных-то воспоминаний не было! Мы даже научились сопереживать героям фильмов и книг — но на основе знаний, а не опыта…
Я замолчал, погрузившись в прошлое, и леди Кетаки терпеливо ждала, когда я вновь заговорю.
— Это тоже было испытанием — фиксировался каждый ответ и каждая реакция. И первым вслух об этом заговорил Чарли. Я думаю, его поэтому и определили в актёры, что он весь был наружу и не боялся показаться смешным или глупым. Он ещё волосы как-то по-хитрому заплетал, чтобы они торчали рожками, — такой был приколист! И вот Чарли вышел в центр класса, залез на парту и сказал: «Я не помню своего детства. Я не помню своих родителей. Я не помню себя маленьким. Я знаю, что мне было двенадцать, когда меня зачислили сюда. Я помню только Элитариум, учителей, классы и спальни. И ничего, что было раньше. Не помню и не скучаю. Это неправильно. Народ, я один такой?»
Знаете, будто камень упал с души! Страшно же, когда кажется, что ты один на один со своими проблемами… А вот когда у всех — ну, значит, ничего серьёзного. Мы начали собирать информацию: о себе, учителях, обслуживающем персонале.
Разумеется, первая мысль была, что мы киборги, раз уж не помним себя детьми. До вивисекции дело не дошло, но пара шрамов у меня осталась. Очень успокаивает, когда на них смотрю…
В общем, мы проанализировали данные, — я лично анализировал, как самый въедливый, — а потом всей кодлой вломились в кабинет к Проф-Хоффу. Представьте, что это было за зрелище! Проф-Хофф с расчерханной гривой сидит, как обычно, задрав ноги выше головы, и что-то бубнит в микрофон, а тут мы, жеребчики, со своей тайной столетия… Ну, он выслушал, объяснил ситуацию и снова нырнул в работу, а мы постояли немного и разошлись по своим комнатам.
— И что? — не выдержала леди Кетаки.
Я пожал плечами.
— Ничего. Кое-кто исчез. Кое-кто изменился. Сильно. Правила изменились — и не каждый смог под это подстроиться. А кое-кто не понял, что это были правила игры, принимал всё всерьёз, так и не смог простить учителей, которым доверял. А потом был Закон о Статусе, но он лишь подтвердил то, что и так было понятно.
— Что понятно? — Она в нетерпении перегнулась через подлокотник кресла. — Что правила игры могут меняться?
— Что правила состоят в другом, — ответил я. — Правила, стереотипы, как и сам язык, контролируются большинством. Мы остались в меньшинстве, и нужно было подстроиться. Не изображать из себя элиту, а стать полулюдьми со способностями элиты. На способности-то это не влияет! С нами нянчились ради способностей, а не ради славы или власти. Так что не важно, как на тебя смотрят и что нарисовано на лбу, — работу никто не отменял!
Леди Кетаки восхищённо улыбнулась и сжала кулаки, но поняла по моему лицу, что я не очень-то верю в искренность её реакции, поэтому одарила меня виноватым взглядом:
— Прости, я на самом деле потрясена!
— Я понимаю. У вас хорошо получается. Проф-Хофф должен гордиться: вы в точности следуете ожиданиям, никакого диссонанса, всё гармонично — котики, цветочки, дружественный интерфейс… Пряничный домик в противовес тому, чем они занимаются в рабочее время. Поэтому минимум конфликтов, а безобидные крикуны типа Кевина Максвелла разряжают, когда надо, обстановку… Раньше разряжали, — я встал, протянул ей плеер. — Наверное, будет лучше, если вы сами это вернёте — тогда они больше не будут приставать.
— Ты себе модель-то подбери, — напомнила она. — Мне не жалко! Если бы знала, что ты слушаешь музыку, я бы раньше предложила.
— Спасибо, — поблагодарил я и зашагал прочь — навстречу безлюдным коридорам.
Разговор об Элитариуме воскресил в памяти лица и события, часть из которых я был бы рад забыть навсегда. Например, комнату Чарли, который так и не стал актёром. Безвольное тело на фоне окна, наполненного утренним светом. Записка «Я хочу умереть как человек». Развязавшийся шнурок на кроссовке, самую малость не достающей до пола.
Дурак! Решил напоследок выпендриться — и что он доказал? Что уходить надо красиво? Помереть мы всегда успеем. В этом у нас абсолютное равенство. Только вот у людей нет кнопки, поэтому они могут расслабиться, притвориться, что смерти нет или что она будет как-нибудь потом. Люди строят планы, надеются, играют в возможность перспектив. Даже переделывают планеты — зная, что не увидят результата своей деятельности. Сменится несколько поколений, прежде чем на Урсуле можно будет гулять без скафандров. Но люди, которые будут нюхать на ней цветочки, ещё даже не запланированы…
Я остановился перед автоматом с напитками и ткнул в кнопку, забыв, что мои данные ещё не занесли в базу, а значит, придётся просить кого-нибудь о помощи.
Долго ждать не пришлось.
— Что, не работает? — Мужчина, которого я обогнал на эскалаторе, подошёл ближе.
— Боюсь, проблема во мне, — я повернулся и откинул чёлку.
— А, так ты этот… Помощник полковника Кетаки, правильно? Что будешь?
— На ваш выбор, — ответил я.
— Спасибо за доверие! Ну, тогда мой любимый, — и он защёлкал кнопками.
Холодный чай с мятой и лимоном — идеальный вариант для такого вечера! Я кивнул и ещё раз поблагодарил задержавшегося на работе учёного, который, однако, уже слышал о необычном новичке.
