а ру́чей.
– Так надо паразитину в милицию сдать, – рассмеялся Анатолий. – Или рыбнадзору.
– Ась? Чего?
– Он еще и глухой…
– Я это… глуховат малость, в войну ишшо контузило.
– Ну, ясно… Дед, а дети в деревне есть?
– Кто-о? Ко-го? В левое ухо говорите… ага…
– Дети! Де-ти! Ну, ребята…
Старик, похоже, понял:
– Не, робят нету – одны говны.
Резников разбирался уже в местном говоре и знал, что «говнами» в деревнях именовали детей лет до двенадцати-тринадцати, тех, кого в городах называли «скелочью». Более старшие (юноши вплоть до армии, а девушки – до замужества) именовались куда более уважительно – «робяты» и «девки». За столом им уже наливали бражки, а по праздникам – и стопочку. Но и требовали почти как со взрослых. Сенокос, скотина, добыча рыбы, грибов и ягод, заготовка дров… Дел у сельских подростков хватало, некогда было дурью маяться – кружки там, походы и прочие гербарии.
– А говен-то много?
– Да двое! Генька Кузякин да у тетки Амбросихи – ленинградский Мишка. А больше и нет никого. А что, натворили чего?
– Здрасте-пожалте! В библиотеку книжки не сдали, – ухмыльнулся Резников.
Дед закивал:
– А, это тогда Мишка. Генька-то никогда книжек не читывал. Во-он Амбросихи-то изба… А вон и Мишка! А Геньки нету, батька его в Озерск увез.
– Ну, спасибо…
Поблагодарив, Анатолий быстро зашагал в указанном дедом направлении. Позади, подхватив удочки, поспевал напарник.
Тоненький подросток лет двенадцати, в черных с лямками шортах и босиком деловито возился с калиткой. Пацан как пацан – короткая стрижка, круглое, со вздернутым носом лицо, тюбетейка, очки – типичный отличник.
– Здравствуй! – подойдя ближе, поздоровался Резников. – Не подскажешь, ближайший автобус когда?
Мальчишка, бросив дела, обернулся:
– Теперь уж вечерний, на семь часов.
– Спасибо. Хозяйствуешь?
– Да вот, пока тетушка на ферме, калитку починяю, – почему-то смутился парнишка. – Как думаете, петли из старого сапога пойдут?
Анатолий одобрительно кивнул:
– Конечно! Старый сапог – вещь полезная. Можно хлопалку сделать – удобно мух бить.
– Хлопалка у тетушки есть уже. Из голенища, да… А вы на рыбалку?
– Ну да, здрасте-пожалте… А вообще-то мы из общества охраны памятников истории и культуры! – Грозно нахмурив брови, Анатолий вытащил из кармана куртки небольшую красную книжечку. Сверкнули на солнце золотые буквы: «Удостоверение»!
– Вот убедись… – Раскрыв корочки, Резников показал фотографию (свою собственную, приклеенную не так давно), причем держал «удостоверение» так, чтоб не было видно надписи – «лектор общества «Знание». – Так что давай рассказывай, как в усадьбу лазали.
– Ну-у… там не только мы…
Кружковод едва скрывал радость – неужели повезло? Неужели все наконец? Осталось только додавить этого пацана…
– Вы зачем картины взяли, а?
– Да мы… – Уши парнишки вмиг сделались красными. – Мы думали, они просто валяются, хлам… Ну, там же заброшено все!
– Если хлам, зачем тогда взяли? – подал голос Евсюков.
– Да на будку! Там же холст. Пусть старый, но ведь крепкий еще. Вот мы крышу и подлатали…
– Подлатали они… – скривившись, передразнил Резников, – загубили, верно, картины… Нам теперь реставрировать!
– Ну, мы же не знали!
– Не знали… Тебя как звать-то?
– Миша.
– Давай, Миша, веди! Показывай, где твоя будка.
– Ага… идемте… Там хорошо, я там книжки читал… А холсты мы не резали – прямо так и прибили.
Будка располагалась в перелеске, за молочной фермой. Действительно, уютное местечко! Кругом зелень – сосны, осины, ели. Невдалеке – слышно! – ручей… И лес-то не очень густой – солнышко, да и ветерок – комаров нет.
– Ну, вот…
– Да где же?
– Глаза-то поднимите… Вот!
Пацаны устроили будку прямо на дереве – на сучьях раскидистой кривой сосны.
– Я сейчас мигом залезу.
Кружковод живо обернулся к напарнику:
– Э-э… Иван Петрович… Помогите товарищу!
Бросив котомку, Дылда поплевал на руки…
– Тут у меня и книжка – Майн Рид! – похвастался сверху мальчишка. – Я люблю про индейцев. Так и потайную комнату нашел – ну, в усадьбе. Там, на стене, индейцы неправильные. Делавары и гуроны вместе. Один вон вниз указывает, как раз на лаз, на крышку! Мы, когда с Генькой тайник увидели, думали, вот сейчас там сокровища найдем! Ага, нашли… Один хлам… Ну, вот… сняли… Бросить?
– Бросайте, ага! Да смелее! Не стеклянные, не разобьются.
Резников разложил холсты на траве. Честно говоря, странные это были картины! Какие-то размытые, в цветных пятнах, словно бы рисовал ребенок, не умеющий рисовать. На одной из картин едва угадывалась графская усадьба – только контур, да далекий лес – почему-то синий. На другом рисунке глазам представлялась совершенно дикая мазня! Какие-то ворота или арка, дома, чернота и яркие желтые пятна – огни или звезды.
– Ну, вот они… Ворота Сен-Мартен ночью, – произнес непонятную фразу Резников.
Дылда непонимающе моргнул:
– Так вот это… и есть?
Ничего не ответив, кружковод скрутил картины и аккуратно засунул их в рюкзак. Не поместились, конечно, торчали.
– Ну, вот, Миша… так…
Хмыкнув, Анатолий неожиданно улыбнулся:
– Так и быть, заявлять на тебя не будем. Но и ты – здрасте-пожалте – никому не рассказывай. А то нас же и спросят, почему, мол, не заявили, не привлекли.
– Я понимаю. – Парнишка часто закивал. – Не скажу – могила. И Геньке накажу молчать.
– Вот, здрасте-пожалте, и договорились! Ну, прощай. Да, позвонить в деревне откуда-нибудь можно?
– У Кузякиных телефон. Синий такой дом, рядом с нашим.
Подмигнув мальчику, Резников подхватил рюкзак и быстро зашагал прочь.
– А могила была бы надежнее… – нагоняя, прошептал позади Евсюков. – Эй, подожди, Толик! Разговор есть.
– В Озерске поговорим, – не оглядываясь, бросил кружковод на ходу.
– Нет, не в Озерске – зде-есь!
В два прыжка догнав напарника, Дылда резко развернул его за плечо и приставил к горлу большой финский нож.
* * *
Пообедав, как обычно, в рабочей столовой, Алтуфьев вернулся в отделение, сел и задумался. А правильно ли он все делает? Редко какой следователь не задавал себе этот вопрос, особенно когда вроде бы неплохо идущее дело вдруг начинает тормозить, словно бы зависает в воздухе, причем по каким-то своим неизвестным причинам.
Вот как сейчас. Хорошо бы по убийству Тамары Марусевич еще раз жестко допросить Евсюкова… Только поди его найди! Да и кружковод Анатолий Резников тоже куда-то делся! Впрочем, его-то жестко допросить не получится – нужны веские основания, а их нет. Так, одни догадки. Слава богу, хоть с Котькой Хренковым разобрались – выпустили все же, да и Коськов – хоть и тот еще тип! – оказался не при делах.
Насчет Дылды тоже – пока только подозрения, но весьма серьезные. Даст ли прокурор Тенякин санкцию на арест? Вряд ли… Хотя Евсюков ведь не комсомольский работник, не активист,
