Он думает, это соревнование. Мои выбрыки, не знаю, что еще. На самом деле… Я умираю.
Чувствую медленный скользящие движения внутри. Вокруг пахнет корицей и розмарином. Я ненавижу это сочетание, как и дурацкую смазку, которая должна мне помочь… Возбудиться.
Мне не больно, но и удовольствия — ноль. Я иссохла. Я не хочу и не могу больше обманывать себя. Но и с радостью отдавать тело, позволяя уничтожать душу, тоже.
Кусаю губы. Считаю толчки.
Закрываю глаза, чувствуя дыхание на груди. От места горячих поцелуев по коже расползается новый мороз.
Они едут ниже. Щетина царапает живот. Он трется о мою кожу подбородком, сжимает ладонями талию и прогибает. Прижимается губами сначала сбоку от пупка, потом ниже.
Трясет от озноба. Снова ниже. Я мотаю головой. Слышу злой вздох. Чувствую исходящую от накрывшего меня тела волну раздражения. Не нужны мне подачки, господи… Это не поможет.
Только он всё равно не оставляет меня. Лицо снова выше. Снизу — наполняет.
Чувствую дыхание на шее. Губы — на ней же.
Ненавижу с ним целоваться. Ненавижу.
Ненавижу, когда хочет снять презерватив. Уже не как раньше — кончив, чтобы завязать и бросить на пол, а прямо в процессе. Чтобы… Взять наживую. Расшевелить меня. Перейти грань.
А я не хочу контакта без защиты. Не хочу чувствовать его вес, запах, прикосновения. Не хочу быть причиной его злости и предметом его вожделения.
Домой хочу. Просто домой…
Айдар нависает. Я сжимаю губы. Язык скользит по ним, но внутрь не пускаю. Давлю в твердый живот. Прогибаюсь, но не от желания, а чтобы он не прижимался так тесно. Отталкиваю.
Он злится. Дышит чаще. Толкается сильнее. Вот теперь больно.
Сжимает пальцам бедро. Будут следы опять…
— Айка, — зовет.
Уже не своим дурацким официальным «Айлин», а по-простому. Как к своей шлюхе.
Мотаю головой. Глаза не открываю.
Снова чувствую дыхание на лице. Айдар настойчиво давит на губы языком. Сдаюсь. Ныряет. Заводится.
Хочет, чтобы отозвалась, а я не могу.
— Сука, что ж ты делаешь…
Жмурюсь. Как будто и к удару готова, но удара нет. Точнее есть — они внизу.
— Просто закончи…
Выталкиваю из себя, Айдар замирает. Пара секунд и чувствую свободу. Слышу долгий шумный выдох.
Айдар молча скатывается. Мое сердце бьется в десятисекундном триумфе. После — ухает в обрыв.
Я не дала то, что он хотел. Разозлится теперь? Когда взорвется?
Это уже четвертая… М-м-м… Попытка.
Я послушно приезжаю. Он требует прежней отзывчивости. Во мне ее нет.
Только выдрессированная в детстве покорность. И им тоже выдрессированная.
Я поняла, что если не слушаться — будет хуже.
Открываю глаза. Мажу по мужским ягодицам и спине.
Айдар ничего не говорит. Надевает боксеры. Идет на балкон с пачкой сигарет. И я тоже не говорю.
Сгребаю вещи. Плетусь в душ. Закрываю на замок и пять раз проверяю ручку. Под струями плачу и до пятен на коже трусь. Как будто так можно смыть с себя грязь. А еще — сойти с поезда, который несет меня к обрыву рельсов.
На прямой разговор выйти мне страшно. Сейчас же я вроде как не знаю о том, что происходит вокруг. А когда «узнаю», опции отказаться у меня не появится. Станет лучше? Нет.
Я хочу, чтобы он сам от меня отказался. Отпустил. Простил. Уже не до любви. Я все поняла. Не заслужу.
Но он, видимо, считает, что во мне еще есть, что уничтожать.
Теперь мой вопрос о собственной роли звучит поистине позорно. Смешная ты, Айка…
Такие, как он, вторых шансов не дают. И ты знала.
Слышу стук в дверь. Пугаюсь и ускоряюсь.
Осознаю, что слезы всё еще текут, когда влагу приходится раз за разом стирать с сухого лица, уже покинув зону душа.
Надо прекратить.
Замираю. Закрываю глаза. Выравниваю дыхание и думаю о хорошем.
Сафие.
Это всё кончится.
Он нас отпустит. Интуиция плюет саркастичным: или нет…
Но я бью ее наотмашь. Как жизнь бьет меня.
Снова убегать от человека, который за неделю оброс связями в десятки раз круче, чем я за пять лет, — не выход. Нужно договориться как-то.
Интуиция стирает с губы кровь и продолжает: или узнать, что он не передумал забирать у меня Сафие, а правда решил сделать для нее токсичной.
Я ждала быстрой и жестокой расправы, а он, видимо, решил уничтожить меня незаметно. Медленно, но неизбежно.
Стук в дверь повторяется.
Я торопливо поправляю одежду. Шморгая носом, стираю слезы и выхожу.
Даже не верится, что недавно я неслась в этот номер, по-глупому веря, что это место, где мы лечим свою любовь.
— Это что, Айка? — Айдар полностью одет. Стоит в коридоре и держит в руке мой же конверт.
Сердце выпрыгивает из груди. Я толком не сплю и не ем. Голова часто кружится. Я много плачу и держусь только, чтобы не видела Сафи… И он. Сейчас тоже.
Смотрю не в лицо.
— Это деньги за ремонт машины.
Объясняю спокойно.
Салманов еще сильнее злится.
Я оставила их в гостиной. Думала, увидит, когда я уже уеду.
И без слов знаю, что ему это не нужно. Копейки. Тупость. Но это нужно мне. Я спасаюсь, как могу…
Хлыстом по нервам лупит новый выдох. Я все же рискую вскинуть взгляд. Он злой и неудовлетворенный. Это последствия выбранной мной, одной из нескольких провальных, тактик.
Я могла бы снова сбежать и уже через пару дней он меня нашел бы. Дальше… Мое наказание от его рук.
Я могла бы смириться с ролью и плыть по течению. Месяц. Потом… Мое наказание от ее рук.
Я пытаюсь сделать так, чтобы он отказался от меня сам. От Сафие не откажется. Но и в обиду не даст. Её мать женой опять не сделает, но пусть она хотя бы дочкой шлюхи не растет.
Ничего не говоря, Айдар протягивает мне конверт. Не готов идти на минимальные уступки. Челюсти сжаты. Глаза сверлят в моем лице дыры.
Я смотрю на белую бумагу. Почти ломаюсь. Потом все же поднимаю руки, обхожу, быстрым шагом иду к двери.
— Айка! — это уже прямо-таки рявк. И он несется в спину.
Оглядываюсь. Когда между нами расстояние — я внутри бунтую. Прилагаю максимум усилий, чтобы гасить это в себе, но получается не всегда. Сейчас, к примеру, ядом сочится притворно-покорное:
— Я же свободна, правда?
Возвращаю ему его же слова. Делаю больно себе, а то, что он хмурится, удовольствия не доставляет. Мне плохо. Я продолжаю чувствовать отголоски медленных проникновений внутри. Он не кончил. Злой.
От желудка вверх прокатывается тошнота. Невпопад думаю о том, что стоило держать обет, который я дала когда-то в другой гостинице. Просто не заходить в этот мир. Сохранить себя. Жить для себя. Не любить. Не страдать.
Только тогда у меня не было бы Сафие…
Мой конверт летит на пуф. Я слежу за этим. Стало ли легче? Нет. Ни капли.
Я же в глубине души хотела унизить в ответ его. А ему… Без разницы.
Дальше Айдар делает шаг навстречу. Пугаюсь. Выставляю вперед руку. Иногда кажется, от «лишнего» прикосновения сломаюсь. Я уже помылась.
— Что еще? — спрашиваю, вздернув подбородок. А сама трусливо отступаю. Он наверняка отмечает и первое, и второе. Плюс одна причина надо мной насмехаться.
— Я завтра за вами с Сафие заеду.
Кривлюсь. Только «клиента» под домом мне не хватало.
Их встречам с дочерью я не препятствую, но каждый раз хочется выцарапать ее из его рук. Как я это допустила? Как я его к ней подпустила?
— Не надо заезжать. Мы на машине. Сами.
Разворачиваюсь. Больше не слушаю. Прочь из номера и с хлопком закрыть дверь. На автомате до лифтов и вниз. По холлу. По улице. К вечно красному светофору на пешеходном переходе. Стоя на нем, я почему-то всегда боюсь услышать в спину: «Айка!». На дорогу же не ступишь, поток бешеный. Снесут. А до этой точки Айдар еще может меня вернуть.
Но загорается зеленый, я делаю шаг на проезжую — и облегченно выдыхаю.
Подстилкой я сегодня отработала. Осталось отработать мамой. Прочитать Сафие сказку. Поцеловать в лоб. Сказать, как сильно ее люблю.
