Надо мной склонилась женщина Нет, слава богу, это была не Мила. Сестра оставила меня на какое-то время, дав мне передышку. Эта женщина была постарше меня, но красива, как будто сошла с картинки модного журнала. Этакая бизнес-леди.
– Вам лучше? – спросила она приятным низким грудным голосом. – Вы пришли в себя… Вот и отлично. Сейчас позавтракаем. Врач уже был, он осмотрел вас и сказал, что ничего страшного… Вы меня слышите?
Я повернулась к ней и кивнула головой.
– Меня зовут Ирина. Моя машина сбила вас… Я приношу свои извинения и готова искупить вину перед вами. Если вас интересуют наличные, я готова заплатить столько, сколько вы попросите. Конечно, в разумных пределах… Если же у вас какие-то неприятности – а они у вас, несомненно, есть, поскольку на вас мужская одежда, а при вас не было ни рубля, – то я готова помочь вам устроиться на работу и даже снять квартиру… Так что – выбирайте. У меня очень мало времени, меня ждут три очень важные встречи, поэтому я вас слушаю… Вы не очень пострадали, а поэтому не стоит притворяться…
Она произнесла все это скороговоркой, словно действительно спешила. Она даже извинялась так, словно делала мне одолжение. Эта Ирина, щеки которой потрескались от толстого слоя крем-пудры, а губы блестели от не менее толстого слоя блестящей “ланкомовской” помады, преподнося мне всю эту чушь, так брызгала слюной, что я готова была ударить ее, чтобы она только заткнулась.
Бизнес-леди по-русски. Смешно! Лет пять-шесть тому назад я бы раздавила ее и прибрала к рукам весь ее капитал, но сейчас я в ее глазах выглядела чуть ли не бомжихой, в то время как эта расфуфыренная дура считала себя миллионершей…
– Ты что, не слышишь меня?
Она перешла на “ты”, чем сильно рассердила меня. Я поднялась, поправила подушки и уселась поудобнее, чтобы иметь возможность рассмотреть комнату. Большая, метров пятьдесят. Ясно – разломала все стены и превратила две или три типовые квартиры в одну, огромную. Правильно. Но все равно она мыслила не теми категориями, раз осталась в С. Я презирала ее. За ее деньги, за крем-пудру, за это панибратское и грубое “ты”…
– Я бы выпила чашку кофе, – сказала я, поморщившись от боли, потому что бок, на который я упала, резко напомнил о себе, и неизвестно еще, что вообще со мной стало. Я не поверила ее россказням про врача, который якобы осмотрел меня.
– Хорошо, сейчас я приготовлю. Может, еще пару бутербродов?
– Было бы замечательно…
Я поняла, что мы дома одни, что домработница, если даже она и существует, еще не пришла. А потому мне нельзя было упускать свой шанс. Ради спасения, ради будущего, ради самой жизни…
Я терпеливо ждала, когда она принесет кофе. Эта старая швабра в брючной паре, такой же, как моя, но только стоимостью раз в сто меньше, даже не оценила МОЙ КОСТЮМ и сочла, что на мне мужская одежда… Идиотка! А ведь на мне только и было-то мужского, что свитер Игоря.
Когда она, спустя несколько минут, вкатила в комнату столик с кофейником и блюдом с бутербродами, я уже знала, что буду завтракать в полном одиночестве.
Большая тяжелая хрустальная пепельница обрушилась на ее маленькую птичью головку раньше, чем она успела вскрикнуть…
Вид все увеличивающейся на моих глазах лужи крови нисколько не испортил мне аппетита. Больше того, это зрелище заставило меня действовать быстро и аккуратно. Держа в одной руке бутерброд с ветчиной, другой я открывала все имеющиеся в квартире ящики и дверцы, выискивая самое ценное, что могло бы пригодиться мне для возвращения в Москву… Пока только в Москву.
Эта дама по имени Ирина предпочитала хранить наличность где угодно, только не в банке. Она припрятала доллары и на кухне, в пустой фарфоровой супнице, и в комнатах в укромных, но вполне доступных глазу местах. Но больше всего денег я нашла в.., компьютере. Оказывается, от него был только корпус, который она использовала как большую емкость для хранения сбережений. Оно и понятно – доллары, они и дома в чулке останутся долларами, в то время как в банках они в любую минуту могут превратиться в воздух, в пшик! Думаю, эта Ирина недооценила грабителей вроде меня, поставив рядом с ОДНИМ монитором ДВА процессора. Причем один из них даже не сообразила оснастить элементарными проводами…
Деньги я затолкала в большую спортивную сумку, куда уложила и несколько пар белья, кое-какую одежду, пакет с документами на имя Цветковой Ирины Георгиевны, ее же небольшой пистолет, мыло, полотенце и даже флакон духов “Organza”, так любимых провинциалами.
На все у меня ушло не больше получаса. Звеня ключами и чувствуя себя почти двойником Ирины, поскольку я была запакована в ее довольно-таки сносную одежду – белый спортивный костюм, “аляску”, кроссовки и красную лыжную шапочку, – я вышла из дома, села в ее красный “Форд”, предварительно отключив сигнализацию, и спокойно покатила в сторону вокзала. Я ласково поглаживала обтянутый черной мягкой кожей руль, думая о том, как же все-таки это символично: ведь Вик тоже бросился под “Форд”, но только белый…
Я тогда так и не поняла до конца, как же вообще могло случиться, что меня сбила машина, ведь я шла, как мне казалось, по тротуару?.."
* * *
Сергей поехал на улицу Воровского один. Шел десятый час – он явно задержался у Ромихов. Уже в машине, сунув руку в карман куртки, он удивился, когда вытащил оттуда конверт. ТОТ САМЫЙ. Ромих остался верен себе. Деньги, по его мнению, решали все. А может, он и прав? В том смысле, что ему так спокойнее?
Пошел снег. Касаясь черного, жирно блестящего асфальта, он тотчас таял… Окна многоквартирного дома, первый этаж которого занимал ресторан Храмова, светились в темноте, словно подсвеченные изнутри, разноцветные, нечаянно рассыпанные по черно-синему бархату монпансье. Чуть ниже первого этажа виднелись небольшие каменные арки полуподвальных помещений, там и находились, очевидно, склады, подсобки и прятался за толстыми стенами довольно большой бункер С внешней стороны дома, где еще совсем недавно светились большие овальные окна ресторана, было темно – вывеска не горела. На двери висел замок.
Та же самая картина наблюдалась и со стороны двора: на трех металлических дверях, ведущих в подсобные помещения и подвалы, тоже висели замки Сергей пытался войти в какой-нибудь жилой подъезд, чтобы там, внутри, найти двери, ведущие в подвалы, но все подъезды были оснащены кодовыми замками Чтобы не тратить время впустую, он решил позвонить Севостьянову и узнать коды. Николай или кто-нибудь из его людей обязательно должны знать их Позвонив из ближайшего автомата, он услышал голос Николая и хотел было сказать ему, где находится и по какому поводу звонит, как почувствовал резкую боль в спине… Он повернулся, но в эту секунду прозвучал сухой щелчок, второй. И Сергей упал…
* * *
– Илья, может, нам уехать и все забыть? Илюша, посмотри на меня… Ты не сможешь меня больше любить. Никогда. Я умерла. Еще там, в клетке, вместе с Милой. И то, что я двигаюсь, хожу и разговариваю – еще ни о чем, слышишь, ни о чем не говорит… Мы должны расстаться…
Она лежала в его объятиях и говорила все это, ничего не видя от слез, совершенно бесчувственная, как будто у нее вместо крови в жилах был новокаин, а сердце остановилось за ненадобностью… Она не видела смысла жить дальше. Даже после того, как, собрав последние силы, она расправится с этими уродами, в ее жизни мало что изменится. Она никогда, никогда уже не станет прежней Бертой Ромих – изнеженным цветком, не знающим внешних потрясений. И никогда не сможет подпустить к себе мужчину, мужа, Илью. И никакие психиатры здесь не помогут…
– Сделай мне укол, большую дозу, пусть я умру… Мне все равно…
А он молчал и лишь еще крепче прижимал ее к себе. Он не находил слов, чтобы выразить ей переполнявшее его чувство жалости. Да, она, безусловно, была права, когда говорила о том, что они должны расстаться. Но не навсегда, а на время, чтобы каждый разобрался в себе, в своих чувствах и решил, сможет он жить без другого или нет. А с другой стороны, он не представлял себе, что после всего, что с ними произошло, он сможет расстаться с Бертой, позволит ей уехать куда-нибудь без него…
Кроме того, у них уже дважды были ее родители, которые ни о чем не догадывались и навещали Берту, считая, что она гриппует. Илья и предположить не мог, что скажет ему тесть, если только узнает о случившемся. Об этом было страшно даже подумать.
– Ты должна перебороть себя, нельзя же все время жить на уколах… – Он поцеловал ее и укрыл плотнее одеялом. – Закрой глаза и постарайся ни о чем не думать. Я понимаю, конечно, что это трудно, но, если ты хочешь выздороветь, тебе придется поработать над собой. Ты права – тебе никто не поможет, никакие врачи, никакие психиатры, если ты сама не поможешь себе…
И, на его счастье, она уснула. Неожиданно, словно и не она только что произносила эти горькие слова о расставании, о невозможности жить дальше…
