– Но зачем?
– Я хочу получить удовольствие…
– Как ты здесь оказалась? Это ты убила Немого? – быстрой скороговоркой спрашивал Профессор, дрожащими руками расстегивая ремень и не сводя при этом глаз со стоящей перед ним молодой женщины, один вид которой теперь наводил на него ужас… – Послушай, я не знаю, как тебя зовут, но я хорошо помню тебя… Ты же была с Милой, вы были “собаками”… Но это была игра, и вам она нравилась… Мне Вик говорил, что вам хорошо платят за то, что мы делаем с вами…
Он нес эту ахинею, потому что не мог не смотреть на маленькую женскую руку, затянутую в черную тонкую перчатку и сжимающую блестящий черный пистолет, нацеленный ему прямо в голову.
– Я же тебя не трогал, мне нравилась Мила, красивая девочка, но она очень любила наркотики… Как ты оказалась здесь? Ты ушла от Вика?
– Снимай все… – сказала она, глядя, как Журавлев снимает брюки, прыгая на одной ноге. Увидев его белые подштанники, она едва сдержала подкатившую тошноту. Как же она ненавидела этого урода, стоящего теперь перед ней совершенно голым, это белое гладкое тело с выступающим животиком, эти взмокшие от страха редкие волосы на голове, этот покрытый капельками пота крупный рыхлый нос… Да, в костюме и при очках он был действительно похож на настоящего профессора, а теперь, без одежды, он был так жалок, что просто хотелось пристрелить его на месте.
– Что ты собираешься со мной делать? Убери пистолет, он действует мне на нервы…
– Если скажешь хоть слово, я выстрелю… – процедила она сквозь зубы, чувствуя, как тело перестает подчиняться ей. Головокружение мешало сосредоточиться, ее тянуло куда-то в сторону, словно она была сосудом, который кто-то наклонил влево… Но она понимала также и то, что если она сейчас его не убьет, то и сама не выйдет отсюда живой. И что, когда сюда прибежит Илья, все будет кончено…
– Бери ручку и пиши список всех своих дружков-извращенцев, подробно, с адресами и телефонами…
Он понял ее, а потому через четверть часа перед ней лежал густо исписанный листок.
– Вот и хорошо, – она спрятала листок в карман. – А теперь, иуда, покажи свои руки… Вытяни их вперед, чтобы я могла увидеть…
Он сделал так, как она приказала, и Берта увидела длинные, покрытые прозрачным лаком ногти, совсем как у женщины, только покрупнее…
– Ты говорил Миле, что ты зверь, а звери оставляют на коже своей жертвы следы… А теперь представь, что это ТЫ жертва и сделай так, чтобы на ТВОЕМ теле появились эти страшные вздутые кровавые полосы… Ну же…
– Ты сумасшедшая… Уходи, оставь меня в покое.., тебе место в больнице…
– Считаю до трех…
Он провел один раз ногтями правой руки себе по животу, но никаких следов не осталось. И тогда Берта прицелилась…
Она смотрела, как он царапает себя, слушала его стоны и думала о том, что напрасно она оставила Илью внизу. Еще пару минут – и она рухнет без чувств… Даже для мести нужны силы, и никакой пистолет не спасет ее сейчас от озверевшего, обезумевшего от злости и одновременно страха окровавленного Профессора…
– Стой! – крикнула она, задыхаясь. – Прекрати делать это… Похоже, тебе уже и это начинает нравиться… Открой балконную дверь… Здесь душно, здесь ОЧЕНЬ душно… А теперь иди.., ничего, что холодно, все равно иди… Тогда я сохраню тебе жизнь…
Журавлев голый стоял на балконе, на фоне черного вечернего неба – это был восьмой этаж – и дрожал от леденящего, пронизывающего ветра, дождя и ужаса…
– Мне надо в туалет, – прошептал он, – ты, идиотка, пусти меня в туалет… Я же сейчас заору… Мне плохо… О…
Она услышала отвратительный физиологический звук, и ей пришлось зажать пальцами свободной руки нос.
– Ты даже умереть не можешь достойно… – прошептала она, стараясь не дышать, – вставай на ящик, быстро!
– Я не могу… Ты же видишь, что со мной происходит… Ты хорошая девочка, отпусти меня в туалет, посмотри, что со мной творится…
– Вставай на ящик, – Берта ткнула пистолетом в мокрую от дождя спину Журавлева. – Я же сейчас нажму на курок…
И он, изнемогая от страха и унижения, поставил одну ногу на деревянный ящик, в котором весной выращивал рассаду цветов. Он теперь ненавидел цветы, лето, землю, женщин и все то, что раньше так радовало его. Ящик для рассады на его глазах превращался в эшафот, а сам он, врач-психиатр, знающий о себе больше, чем кто-либо, и живущий вот уже много лет в своем собственном мирке, наполненном острыми ощущениями и вечным страхом разоблачения, напоминал теперь кусок дерьма и пах соответственно… Его сущность, его организм, его физиологическая система, сильно отличающаяся от других, нормальных систем, дала сбой. Последний сбой…
Он не помнил, как ставил на ящик вторую ногу.
– Собаке – собачья смерть, – сказала Берта и легонько подтолкнула его к самому краю.
Запрокинув голову, она смотрела на небо, пока не осознала, что на балконе, на загаженном балконе никого, кроме нее, нет. Чуть слышный удар где-то внизу не произвел на нее никакого впечатления. Ее радовало лишь одно – ей не потребовалось даже стрелять. Илья будет доволен. И Малько. Профессор покончил жизнь самоубийством.
Она достала из кармана носовой платок и, пятясь к двери, аккуратно стерла с пола мокрые следы своих ботинок. Все до одного. Осторожно прикрыла дверь и по ступенькам, не дожидаясь лифта, спустилась вниз, где ее подхватил в свои объятия измученный ожиданием Ромих.
Подумав мельком о том, что он трус, Берта тем не менее поцеловала его и заставила себя улыбнуться.
– Все, Илюша, теперь можно возвращаться домой… Журавлев выбросился с восьмого этажа… Нам надо спешить… Я не стреляла, поэтому можешь не переживать…
* * *
Анна проснулась с тяжелой головой и долго не могла понять, что же такое произошло с ее телом и почему так сильно болит правая нога… В комнате все было серым, словно посыпанным пеплом.
Она попробовала пошевелиться, но поняла, что лежит как-то странно, на боку, в неудобной позе, а нога и вовсе не слушается ее…
Она изогнулась всем телом и, повернув голову, увидела, что ее нога пристегнута наручниками к радиатору отопления, находящемуся у самой кровати. Игоря рядом не было.
* * *
"Постепенно глаза мои начали привыкать к этому непонятному серому воздуху, которым была заполнена комната, пока я не поняла, что просто еще очень рано, часа четыре или половина пятого.
– Игорь… – позвала я, чувствуя, как комок подкатывает к горлу. – Игорь, ты где?.. Неужели ты бросил меня?
Но в комнате было тихо. Вопрос, который в ней прозвучал, был словно бы произнесен не мной – Я НЕ МОГЛА в силу своего характера опуститься так низко, чтобы спросить, не бросили ли меня. Меня невозможно бросить, поскольку я не вещь… Но ведь я спросила… Это же мне не приснилось! Как не приснилась мне и моя нога, пристегнутая наручниками к радиатору.
– Игорь! – крикнула я и почти в ту же секунду услышала шаги, приближающиеся по коридору к моей двери. Легкие и быстрые, словно кто-то спешил мне на помощь…
И точно: дверь распахнулась, и на пороге возникла Мила.
– Это снова ты? – спросила я с горечью и захныкала, как маленькая. – Когда ты отпустишь меня? Ты ведь ничуть не лучше меня, да нет.., ты ХУЖЕ меня, и ты сама это прекрасно знаешь… Зачем ты мучаешь меня?
Но она, казалось, меня не слышала. Подойдя стремительным шагом к кровати, она, даже не глядя мне в лицо, достала из кармана своего, ставшего мне уже ненавистным черного пальто ключ, при помощи которого сняла наручники с моей щиколотки и трубы радиатора и почти бегом выбежала из номера, прикрыв за собой дверь…
Я моментально вскочила с постели и стала оглядывать комнату… В ней явно либо что-то искали, поскольку все было перевернуто вверх дном и разбросано по полу, либо здесь происходила борьба…
Я искала вещи и предметы, принадлежащие Игорю, и, на свое счастье, находила их, что свидетельствовало о том, что он все же не бросил меня, что он где-то здесь, возможно, в коридоре… Мысли мои путались… Осмотрев тщательно две комнаты номера, я поняла, что нас ограбили – я не нашла ни рубля, ни доллара. Портмоне Игоря оказалось пустым, выпотрошенным и валялось в кресле; в карманах моего костюма тоже не было ни гроша, больше того – не было моего мехового пальто!
И тогда я зашла в ванную, чтобы умыться и привести себя в порядок перед тем, как обратиться к администратору с просьбой выяснить, как же это могло случиться, что в номер ночью вломились грабители, которые к тому же еще действовали так тихо, что я не проснулась?! У них были ключи? Кто им дал эти ключи? И где Игорь? В тот момент я меньше всего думала о том, что живу по Дориным документам, по ее паспорту, и что при первой же проверке меня могут арестовать и осудить за ее убийство…
Игорь лежал в ванне, наполненной красной жидкостью, и смотрел в потолок. Горло его было перерезано… Белые кафельные стены ванной, забрызганные кровью, напоминали декорации к фильмам ужасов Дэвида Линча…”
