на привал, и все занимались чем-то своим: кто-то собирал дрова для костра, кто-то устанавливал датчики по периметру лагеря, кто-то копался в своих гаджетах. Вербовщик по прозвищу Калибан улучил момент, когда его никто не слышал, кроме Ворона, и как бы разговаривая сам с собой, произнёс:
— Иногда я думаю, а не послать ли всё на хер.
Ворон притворился, что не заметил этой реплики. Но так просто отделаться не получилось. «Брат» повернулся к нему, придвинулся поближе и стал тихо говорить:
— А вот ты, Ворон, очень крутой бродяга, ты никогда не задумывался… ну, я имею в виду… может, это бред, конечно… Но может быть, Азазель ошибается, и на самом деле всё совсем не так, как… И тот случай с Лапш… я хотел сказать, тот случай с Измаилом… я постоянно думаю о нём…
— Хочешь совет? Меньше думаешь — крепче спишь. Иногда нужно просто «выключить голову», — сказал Ворон, стараясь выглядеть как можно более невозмутимо, но его голос прозвучал не совсем уверенно.
Втайне он хотел посоветовать «брату» уносить ноги как можно дальше отсюда, но не был уверен, что это не проверка от руководства секты. А вдруг Калибан специально его провоцирует? Так что приходилось лгать и притворяться. Хотя порой у Ворона возникало ощущение, что до такой степени притворяться — почти то же самое, что быть.
— Ты думаешь? — с сомнением спросил «серафим».
— Конечно! Главное — всегда слушай своё сердце, — резюмировал Ворон. — Если сердце говорит тебе, что нужно остаться здесь, рядом со своими братьями, значит, так тому и быть.
— Да, брат, ты прав. Забудь всё, что я тут наговорил… И прости, что я тебя загрузил.
— Ничего страшного, брат. Если захочешь ещё чем-то со мной поделиться — я всегда буду рад тебя выслушать.
Сейчас, уже на базе, Ворон стоял и раздумывал, рассказывать ли Мурене об этом разговоре. Возможно, проверка как раз и заключалась в том, что ему требовалось доложить капитану о происшествии. Но в то же время существовала мизерная доля вероятности, что «серафим» искренне поделился с ним сомнениями, а не действовал по заданию руководства. В таком случае, если Ворон настучит на Калибана, получится, что он выдаст нелюдям своего. С другой стороны, если он не доложит, а потом окажется, что это была проверка, то все долгосрочные усилия Ворона пойдут насмарку. Поэтому авантюрист сомневался. На раздумья у него оставалось максимум день-два, не больше.
С самого начала своего пребывания в «Братстве» Ворон вёл себя определённым образом. Если, например, происходил какой-то конфликт между рядовым членом секты и старшим по званию, Ворон всегда либо активными действиями становился на сторону «начальства», либо выказывал одобрение молчаливым согласием. Это было гадко, но необходимо, чтобы втереться в доверие.
Главное правило, которое Ворон усвоил — его позиция всегда должна совпадать с позицией руководства. Если завтра наверху скажут, что Земля квадратная, Ворон должен будет на голубом глазу уверять всех, что это правда. Он, дескать, тоже всю жизнь обманывался, что Земля круглая, а потом в одночасье прозрел. Но если послезавтра капитан передумает и объявит, что Земля всё-таки круглая, Ворон должен снова на 180 градусов изменить свою позицию, и утверждать, что и он всегда думал так же.
Как-то раз Мурена, Ворон и ещё двое из «свиты» капитана отправились в рейд за реликвиями в лес. Наставник сегодня, похоже, был в лирическом настроении, и, вместо привычной матерщины, глядя на деревья, стал говорить, что это на самом деле никакие не деревья, а сущности, похожие на дым, что они колышатся, и он может с ними взаимодействовать, общаться. Один из «серафимов» слушал капитана с серьёзной миной, явно принимая всё за чистую монету, но на лице другого, который ещё не так долго пробыл в секте, мелькнула тень сомнения.
Когда Мурена закончил, Ворон притворился, что внимательно присматривается к деревьям (как ни странно, вполне себе «обычным» с виду), после чего многозначительно произнёс:
— Да, кажется, я начинаю что-то замечать… Действительно, чем-то похоже на дым… такой лёгкий зелёный дым…
— Вот! Ты тоже начинаешь видеть! Это значит, у тебя скоро откроется третий глаз, — заявил Мурена, что из его уст следовало воспринимать, как одобрение. А потом добавил: — Внутри тебя пробуждается энергия кундалини… — и ещё много подобной ахинеи.
Такая последовательная стратегия, которую избрал Ворон, привела к тому, что через некоторое время он стал «любимым учеником» Мурены. Поэтому ему капитан доверял немного больше, чем остальным бойцам. Когда во время очередного перехода из деревни в мёртвый город молодой паренёк, вчерашний новичок, пущенный Муреной вперёд прокладывать маршрут, напоролся на подлянку, капитан бросил вполголоса, так, чтобы мог расслышать только Ворон, лаконичную фразу, которую последний запомнит на всю жизнь: «Да, лох сдох». Ворон, сделав внутреннее усилие, выдавил из себя нечто вроде скептического смешка (видимо, такая реакция от него ожидалась). Но на душе было тяжко.
Ворон вспомнил Косатку и почувствовал, как по всему телу приятной волной разливается тепло. Сейчас возлюбленная была далеко, но он помнил, как она сидела совсем рядом, и смотрела на него глазами, преисполненными любви. Холодная и неприступная с чужими, только с ним Косатка становилась такой, нежной и беззащитной. Только он знал другую её сторону…
Чуть позже, когда они с Вороном остались вдвоём, Мурена совсем забыл про осторожность и разоткровенничался:
— Обычно новичок держится примерно два-три месяца, пока не сдохнет. Один новичок приносит где-то пять кусков «зелёных», плюс-минус, — сказал он, поправляя на плече новенький «Barrett M82». — Иногда, правда, попадаются богатенькие буратины, с которых удаётся стрясти побольше, с кого двадцать, а с кого и все пятьдесят. За год в сумме может накапать сто, а то и двести, если цикл выдался особо урожайным. Какой-то процент, конечно, нужно заносить в «общак»…
— Нехило, — присвистнул Ворон.
— Ну, а ты как думал? Держись меня, я тебя научу всему. Ты мне нравишься. Ты умный и быстро схватываешь, что к чему. И такой же на всю башку двинутый псих, как и я, по глазам вижу. Из тебя может получиться что-то дельное. То есть пока что ты, конечно, дерьмо. Но именно то дерьмо, из которого получаются камни… А ещё классно ты придумал тогда историю про девушку, из-за которой типа пришёл в Зону. За годы я тут много всякого разного наслушался, но такого ещё не было. Молодец. Ставлю высший балл за оригинальность.
— Но… — начал было Ворон, и осёкся. «Но это правда», — хотел сказать он, а вместо этого сказал: — Рад, что ты оценил.
— Есть одна хитрость в нашем непростом ремесле, — сказал
