Он прошествовал мимо, оставляя их ворковать. Он отогнал мельчайшее подозрение, кое, промелькнув, связало кухни с почками.
* * *
Лорд Монфалькон глядел неласково из-под весомых бровей, а мастер Лудли, чеша голову, кою враждующие племена гнид избрали своим полем битвы, перемялся с ноги на ногу, прочистил глотку, поскреб нос прежде, нежели сесть.
Лорд Монфалькон перечел список, зная, что чем дольше он заставит Лудли ждать, тем быстрее тот ответит на вопросы и оттого станет менее склонен окрашивать информацию бесцельными трактовками.
– Ничего о Квайре? – То было обычное вступление.
– Мертв, сир, явственно. – Лудли был неловок. – И я ведь не один за ним охотился. Полгода уж минуло, сир. Бросимте сие дело.
– Кто еще за ним охотился?
– Отцы дочерей, ну и сыновей, коих он того. Похитил либо убил. Кто теперь скажет?
– Настроения в городе?
– Про Квайра почти все забыли.
– Дурак. Я разумел Королеву.
– Любима, как всегда, милорд. Почитаема.
– Слухи?
– Несущественны.
– Неужели? – Брови скептически дернулись.
– Не… – начал Лудли неуклюже. – Не стоят…
– Каковы слухи, Лудли?
– Разные убийства, возврат дней безумного двора Герна, Королева подвинулась рассудком ввиду своей…
– Неутоленной похоти?
– Можно и так сказать…
– Что еще?
– Сир Томас Жакотт заточен вами, милорд, и пытаем. Жакотты изгнаны и планируют мятежничать. Ну и фавориты Королевы насильничают всякую честную девицу, до коей могут добраться.
– Достойно Квайра, слух что надо. – Краткий хохот лорда Монфалькона ужасал. – Старые времена, воистину. Каково же лекарство, предлагаемое простонародьем?
– Разнится у любых мужика и бабы, сир. – Лудли оседлывал своего конька, осознав наконец, чего от него ждут.
– Если в общем.
– Есть общее мнение, что Ее Величеству пора замуж, милорд. За человека сильного. Вроде вас.
– Они хотят, чтоб я на ней женился?
– Нет, сир. Ну в основном…
– Потому что мне нельзя доверять, а?
Лудли зарделся.
– Считается, что вы совсем лютый, сир, и совсем старый.
– Кто тогда?
– Имеется в виду женишок, милорд?
– С кем, по мнению черни, должна бракосочетаться Королева?
– С королем, сир.
– С Полонийцем?
– Нет, сир, король Полония сильной парой волевой даме не считается. В качестве консорта многие видят сарацинского монарха, коим народ восхищался во время зимнего визита: статный, мужественный, боевой – отменный был бы соискатель.
– Почему? Мы же не на войне.
– Памфлеты. Уличные песни. Я доставлял вам кое-что, милорд. Все об одном. Разве нет? О гражданской войне. О войне с Арабией. Или войне против татар.
– Где есть тяга к войне, там всегда бывает и сама война, – размыслил Монфалькон. – Сие намерение надо переменить.
– Не расслышал вас, милорд, сожалею…
Монфалькон изучал Лудли.
– Значит, Королева должна выйти за Всеславного Калифа, тот станет ее повелителем, поведет Альбион к победе…
– Многие сочувствуют Жакоттам, сир. Убийство леди Мэри возбудило их воображение.
– С подобными убийствами всегда так. А в данном имелись все ингредиенты. Невинность утрачена!
– В общем, народ считает, что Жакотты восстанут, милорд, и что многие будут с ними заодно. Народ думает, что Жакотты поддержат Королеву и очистят дворец от… – И вновь Лудли запнулся.
– От недобитков Герна?
– Вестимо, милорд.
– Королева добродетельна. Но не ее слуги?
– Вестимо, милорд.
– Она слишком слаба, дабы править единолично?
– Почти точь-в-точь всамделишная мысль народа, милорд.
Монфалькон склонил голову, приложил палец к губе, медленно кивнул.
– И они боятся, что слабая Королева означает слабый Альбион.
– Волевая дама, следующая скверным советам, – это ближе к истине. – Лудли водрузил перемятую бархатную шапку на голову. – Се не общее мнение. Кое-кто не согласен.
– Однако Вера слабеет, да?
– Да не то чтоб. Не считая убийств, назавтра все позабылось бы. Даже убийства со временем забудутся. Если б только не было – но я слыхал…
– Не было более убийств.
– Графиня Скайская дала деру, я слыхал, попытавшись отравить лорда Рууни, поубивав его детей.
Лорд Монфалькон отмахнулся:
– Нонсенс. Она бежала по иным причинам.
– Есть мнение, что вы и ее заточили, милорд. В Брановой башне. С сиром Танкредом. Сир Танкред тоже был популярен в народе.
– А я – никогда. – Лорд Монфалькон улыбнулся. – Как легко вручать им героев и злодеев. И я был доволен сим положением дел прежде убийства. Если б я располагал Квайром! Какой был прекрасный хорек с отличным нюхом! Какой златоустый слухоплет и хвостокрут! Что ж, дело за вами, Лудли. Вы должны поведать им, сколь Королева сильна, что она раздумывает, избавляться от меня или нет, что я близок к фиаско, что здоровье меня подводит, как и лорда Ингльборо…
Лудли выпучил глаза.
– Не может того быть, милорд…
Монфалькон бросил ему под ноги золото.
– Ваше вознаграждение сохраняется, мастер Лудли. Скажите им, что Сшибкой Восшествия можно любоваться как обычно, в течение недели со стен и крыш, всем простолюдинам, что Королева явится и что вскоре после того предпримет Каждогоднее Странствие по Державе. Скажите им, что сир Томас Жакотт почти наверняка убит графиней Скайской, что сама она бежала из Альбиона – се правда – и что, когда Жакотты сие осознают, они вновь сделаются абсолютно верными и покорными. Мы не скажем покамест, планирует ли Королева выйти замуж, сей контрслух – лучший в нашем распоряжении, и было бы идиотизмом распускать его вот так сразу, прежде чем отобраны будут соискатели…
– Королева принимает соискателей, милорд?
– Передайте им и сие, если желаете.
– Я думаю, народ обрадуется таким вестям, – сказал Лудли трезво.
– Вестимо, так и будет. – Лорд Монфалькон всунул перо меж зубов и произвел санацию. – Свободны, Лудли.
Раболепный квази-Квайр засеменил на полусогнутых прочь. Клочок, в зеленом бархате, вошел, избавляясь от шапки и глубоко кланяясь.
– Мой господин снаружи, сир. С сиром Томашином Ффинном.
– Пусть войдут.
Мальчик, выразив повиновение, сделал шаг в сторону. Не торопясь показались лакеи с шестами паланкина Ингльборо на плечах. На кресле, снул от боли, возложив левую руку на сердце, покачивался, пока его опускали, сам лорд. Он выпростал шишковатый кулак, и Клочок, рванувшись, за него ухватился. То была любовь – отца и сына, мужа и жены – меж ними двумя, и даже Монфалькона тронули явленные чувства. Лорд-Адмирал был снедаем подагрой настолько, что не отыскался бы и мускул, не охваченный в той или иной степени агонией, но ум Ингльборо, когда тот не пытался одурманиться брагой либо опиатами, оставался ясен. За ним прихрамывал сир Томашин Ффинн, серьезен лицом, в темном бархате и черном льне. Клочок затворил двери за уходящими лакеями и по велению лорда Монфалькона запер замок.
Лорд-Канцлер вздохнул. Он предложил сиру Тому кресло, и тот принял предложение, избавив от нагрузки свою ногу из слонового бивня.
– Жарко. – Он помассировал колено вокруг протеза. – Как в Индиях.
– Кабы ты там и остался, – проворчал Ингльборо. – Освободить тебя – какая дипломатия! Мавры медлили на политическом уровне. Нептун их разберет! Они питают амбиции…
– Сие для нас несомненно, – ввернул лорд Монфалькон.
– Все пахнет войной. – Ингльборо поморщился, ибо сжал руку слишком сильно. Клочок гладил клокочущие наросты. – Я не видел ее столь неминуемо с Герновой эпохи. Каков ответ, Перион?
– Королева должна выйти замуж.
– Но не выйдет.
– Она должна.
– Но не выйдет. – Лорд Ингльборо смеялся. – Боги! Она хуже Герна, ибо, в отличие от него, ее не проведешь и к ней не подольстишься. Она же знает нас как облупленных – нас троих в особенности. Она сызмальства была участницей приватных наших бесед. Ей ведомы все наши уловки.
– А еще она любит нас и последует нашему совету, – молвил Монфалькон значительно. – Итак, Том, что скажешь относительно соперничества Арабийца и Полонийца?
– Проклевывалось с Новогодия. – Румяные щеки Тома Ффинна, казалось, сияли тем ярче, чем, улыбаясь, более он вываливал скверных вестей. – Касимир и Гассан покинули нас смертельными врагами, всяк решил, что со смертью другого Королева достанется ему. Привычная история – женщину или мужчину не спрашивают, соперники пестуют вражду столь полновесно, сколь дозволяет отсутствие фактов. Меньше фактов – больше пестование. И чем менее заинтересован объект ухаживания, тем более уверяются конкуренты в том, что она сохнет по одному из них и будет его, коли другой помрет.
– Нам знакомы сии аберрации, Том. – Монфалькон был нетерпелив по природе и с недавних пор стал терять самоконтроль, столь долго им сохранявшийся. – Ну а конкретное соперничество?..
– Грядет дуэль между Полонийцем и Арабийцем.
– Нет! – Монфалькон изумился, не веря ушам.
