пыталась изменить почерк.
В пароходстве я понаблюдал за медицинским осмотром. Весьма занятное зрелище – доктор проверял лишь наличие всех четырех конечностей, а мадемуазель Агата имела почти подростковую фигуру, что накануне всячески пыталась мне продемонстрировать. Так что подобный осмотр могла пройти без труда. И капитан Селиверстов подтвердил мою догадку. Он опознал в Агате юнгу Сынкевича, жившего с вами в одной каюте.
Филиппов от удивления даже раскрыл рот, хотел было возразить или задать вопрос, но в дверь постучали, и тут же просунулась голова в котелке одного из временных «коридорных», осмотрелась:
– Владимир Гаврилович, доктор передал. Нашли у барышни в одежде.
Филиппов прочитал, передал Маршалу. Тот посмотрел на листок, кивнул чему-то, положил записку на стол и продолжил:
– Ну а дальше все было довольно просто: я позвонил нашему другу в Охранное отделение, и он, во-первых, выяснил, что никакой Агафьи Константиновны Самусевой не существует в природе, а во-вторых, помог организовать круглосуточную слежку за Агатой. Сам я пока съездил в Нижний, поговорил со Степанидой Кашиной – помните такую? Горничная вашей покойной возлюбленной, Анастасии Будочниковой. Выяснилось, что пропавшая без вести падчерица Анастасии Игнатьевны Мария похожа на Агату как сестра-близняшка, прически только разные. И кстати, Стеша не верит, что хозяйка сама наложила на себя руки, и винит во всем почему-то пропавшую Марию Карповну.
Филиппов не выдержал:
– С чего вам вообще в голову пришло ехать в Нижний и показывать карточку петербургской актрисы служанке любовницы главного подозреваемого?!
– В Нижний я ехал к родителям Николая Владимировича. Мне не давали покоя те два года, которые он вроде бы провел у них после своего отчисления. Именно там, в эти два года, я надеялся, и должна была возникнуть Агата. Но родители ее не признали, однако сказали, что сына не видели с того момента, как он, еще будучи кадетом, приезжал к ним на летние каникулы. И вовсе уже утратили надежду увидеть его живым. А в дом Будочниковых я и вовсе зашел на удачу – вдруг там что-нибудь рассказали бы про то, куда из Нижнего подевался недоучившийся кадет Радкевич? Собственно, я ведь как раз хотел поговорить с падчерицей Анастасии Будочниковой, а не с прислугой.
Маршал последний раз затянулся, затушил папиросу.
– Ну а дальше вы все знаете. Агата отправила записку Николаю Владимировичу, тот пришел на зов. И вот здесь у меня уж только догадки. Вы же ее застали в том же виде, что и мы с Владимиром Гавриловичем?
Радкевич кивнул.
– Непостижимая женщина. Она так отчаянно спасала вас для того, чтобы в итоге отправить на виселицу? Сначала подсунула нам Анцыферова, потом убила бедного Отрепьева и чуть не убила меня, чем опять увела нас в сторону. И вдруг такой поворот. Что произошло между вами, пока я был в Новгороде? Почему она так резко поменяла свое отношение к вам, что решилась подставить вас ценой собственной жизни?
– Почему вы решили, что она хотела меня подставить? Может, она просто так меня наказала? Откуда ей было знать, что вы следите за ней и что заявитесь сюда?
Константин Павлович молча взял со стола найденную на теле записку, протянул Радкевичу.
«Деньги взяты за труд отправки на тот свет и потому, что мертвым они не нужны. Убийца этой женщины и Е. Герус в гостинице «Дунай» – Вадим Кровяник».
– К-какие деньги? Что это? – Радкевич вскочил, заметался по комнате, растерянно заглядывая то в одно лицо, то в другое. – Кто такой этот Кровяник?
– Это еще одна личина Марии Карповны Будочниковой. Петром Сынкевичем она была в Балтийском море, Агатой – на петербургской сцене, а Вадимом Кровяником – на питерских улицах. Талант. А записка эта должна была стать обвинительным приговором для вас. Почерк, кстати, тот же, каким и письмо Зине написано. Так что же произошло между вами? И что вообще вас связывало.
Радкевич сел, сцепил руки в замок:
– Это будет долгая история, господа.
* * *
– Дайте папиросу, пожалуйста.
Маршал протянул раскрытый портсигар:
– Вы же не курите?
Радкевич втянул воздух, раскуривая, выпустил тонкую струйку дыма:
– Пробовал как-то в училище. Бросил. И не сказать, чтоб понравилось, да и денег вечно не хватало. Потом еще в штурманской школе пытался приучить себя к трубке, но тоже не вышло. Не сложилась у нас любовь с табаком. И с Машей не сложилась.
Он снова затянулся.
– Мне кажется, что я в целом будто проклят. Знаете, есть любовные привороты, а от меня будто кто отворот нашептал. Женщины, которых любил я, меня отвергали. А та, что любила меня, была мне не нужна. Я даже ее боялся.
– Вы об Агате?
– Да, о ней. Вы правы, она была падчерицей Анастасии. И она ее убила. Когда я не сумел. Все должно было быть иначе. Я был очень влюблен и очень зол на Настю. Мне она казалась любовью всей жизни. Теперь-то я понимаю, что просто животные инстинкты мне затмевали разум. Похоть принимал за любовь. Но я ее буквально боготворил. Жениться думал. А она оказалась шлюхой. Даже хуже. Те хотя бы честны с клиентом, любви не обещают. А эта такие слова шептала, что я обо всем забывал.
Юноша замолчал, задумался, усмехнулся чему-то. Полицейские не торопили, ждали продолжения исповеди.
– Когда меня выперли из корпуса, я первым делом к ней помчался. Себе говорил, что проститься, а надеялся, что простит. Застал ее уже в гробу. А когда понял, что это Маша натворила, упал без памяти.
– Почему вы решили, что вашу возлюбленную убила Мария?
– Потому что мы так и планировали с ней. Это вообще была ее идея – убить Настю. Она дико ее ненавидела. Не могла простить, что отец с ней спутался, когда мать еще была жива. И за то, что та в материнском доме на материнские же деньги полюбовников принимала. Это она все придумала: усыпить Настю в ванне и вскрыть ей вены. Самоубийство. Никто бы ничего не заподозрил. Вот ее никто и не заподозрил. Говорят, что очень убедительно она у гроба убивалась. Я не видел – лежал. Дайте воды, пожалуйста.
Константин Павлович погромыхал графином, протянул полный стакан.
– Спасибо. – Радкевич вытер тыльной стороной ладони капли на бороде, продолжил: – Когда очнулся, выяснилось, что я неделю в горячке провалялся. То ли от нервов, то ли подцепил чего. В Нижнем летом часто болезни приключаются – рыба, ярмарка, инородцев полно, одним словом, заразы хватает. Но Маша меня выходила. Стеша потом рассказывала, что она всю неделю так и сидела рядом со мной, поила какими-то отварами, лицо протирала,
