не теребили, как не вдыхали в него жизнь… Темперамент его уже отлетел, оставив нам бренные останки. Да войдет он во врата любви, как некогда входил. Да увидит свет в конце тоннеля… И пусть застегнутая ширинка будет им достойной усыпальницей, а правая или левая штанина на выбор - достойной гробницей… Ептить, капец-капец-капец…
Прихожане стали передавать записки с именами, за кого нужно помолиться богине любви.
- Сегодня ночью я воздам молитвы за Джона Младшего и Корнюшона, за Хомячка и Кренделька, за Пушистика и Крючка, за Счастливчика и Боевого Змия, - умиротворенно прочитал Бесподобный Елауарий, посмотрев вверх.
29.3
Прихожане стали понуро расходиться.
- Простите, - подбежала я Бесподобному Елауарию. – А не могли бы вы дать мне в аренду Брата Бенедиктуса.
Конечно, цена кусалась. Но шторы тоже сами себя не пошьют.
- Можно в рассрочку, - прошептала я, прикидывая, что мне еще покупать ткань для штор.
- Сейчас, дитя мое, он доиграет… - вздохнул Бесподобный Елауарий, показывая на небольшой пыльный оркестрион, стоящий в самом углу.
На клавишах дрых Брат Бенедиктус, изредка ворочаясь и издавая какофонию жутковатых инфернальных звуков, вырывавшихся из труб. Брат Бенедиктус повел ухом, зевнул и почесался. Звуки стали еще более торжественными и зловещими. А потом он потянулся, зацепив лапами часть клавиш, которые тут же выдали свежий аккорд.
- Я понял! К нам вернулся тот самый музыкант, которого пристрелили четыре года назад! - умилился Бесподобный Елауарий. – За то, что играл так же отвратно! Многие прихожане даже спрашивали, неужели вернулся. О, тогда были золотые времена для нашей часовеньки! Но ничего, кажется, они к нам возвращаются…
Брат Бенедиктус шмякнулся задницей на клавиши и стал вылизывать лапу, пока я терпеливо ждала. Когда кот лежал на верхнем регистре, мне казалось, что сейчас к нам сойдет сама богиня любви и возлюбит нас.
- А еще у нас повысилось количество пожертвований на строительство храма! – улыбнулся Бесподобный Елауарий. – Люди стали чаще задумываться о любви. Особенно, если я запираю дверь и прошу брата Бенедиктуса сыграть еще!
Брат Бенедиктус зевнул, скосив глаза и стек с клавиш. Мне ужасно хотелось поговорить с Бесподобным, но где-то меня ждали шторы, а рядом вертелся Фогс.
- Вот, держи! – произнес Бесподобный Елауарий, выдавая мне две огромные по самый локоть перчатки. – Ты ведь предупредила их тихонько, я надеюсь?
- Да, - кивнула я, понимая, что все сделала правильно. Брат Бенедиктус перекочевал мне в руки и яростно зашипел. На вытянутых руках, избегая ударов кошачьей лапой с огромными когтями, я несла его в сторону двери.
- Ты давно не исповедовалась, дитя мое, - строго произнес Бесподобный Елауарий, открывая мне дверь. И тут мне стало ужасно стыдно. Обычно я исповедовалась часто, а тут что-то перестала. – У меня уже сплетни кончились, рассказывать не о чем. Так что с исповедью не затягивай.
Я пообещала, что приду. Лапа чуть не съездила мне по носу, а я отпрянула назад, неся его в ничего не подозревающую толпу. Не доходя несколько шагов, я бросила разъяренное чудовище в гущу людей. И через пару мгновений возле моего ателье стало пусто. Валялся чей-то растоптанный цилиндр, мятый букет цветов и женская перчатка.
Открыв дверь, я взяла деньги, отвязала Укропчика, попросив у него прощения, и направилась в сторону магазина тканей и фурнитуры. Стоило мне открыть дверь, как на меня обрушился скандал.
- Что значит, у вас нет павлиньих перьев? – негодовала багровая от возмущения дама. – А должны быть!
- А ничего, что король ввел смертную казнь за то, что кто-то тронет его павлинов? А? – спорила продавщица, в которой я узнала Красотку Мэй. Платье на ней было приличное, но замашки еще остались. Недавно стертое объявление о том, что срочно требуется продавщица осталось разводами на витрине.
- К тому же там уже все выщипали и без вас! –усмехнулась Красотка Мэй. – Король, как увидел лысых павлинов, так его удар хватил. С постели не встает!
- Можно мне ткань на шторы, - попросила я, глядя на огромные рулоны тканей. – Вон ту! Бордовую! Одну минутку, сейчас скажу сколько.
- Ну хоть один нормальный покупатель! А то меня этими павлиньими перьями уже с утра трясут! Весь мир свихнулся на этой Пикок! Каждый второй покупатель «какупикокает» мне тут! – огрызнулась Красотка Мэй, отрезая мне ткань. Я набрала кисточек, тесемочек и всякую красоту и понесла в бричку.
Возле ателье собиралась новая толпа. Я хмыкнула и направилась в храм.
Фогс, сидевший в первом ряду, обернулся на меня и тут же повернулся обратно.
29.4
Поморщившись от жутких звуков, я присела в уголочек, дожидаясь, когда закончится служба.
- … да не приведи богиня, под дверь к бывшему… Не вводи во искушение напиться и ночью орать под окнами о любви своей! – скорбно опустил глаза Бесподобные Елауарий. – Да избави нас от соблазна бежать обратно по первому зову без топора в руках и с твердым желанием прибить эту тварь бесчувственную… Да чтоб ему пусто было! В постели без вас… Ептить, капец-капец-капец!
Фогс вместе со всеми опустил глаза и молился.
- Служба закончилась, - смиренно произнес Бесподобный Елауарий. Кот все еще измывался над клавишами и зевал, как вампир. Он встал и прошелся по клавишам, заставив меня поморщится. Вместе со мной поморщились все.
- Выпустите! Вы что? Закрыли дверь? – донеслось до меня.
- За скромное пожертвование, я готов выпустить вас, - умиротворенно произнес Елауарий, идя со шляпой к выходу. Деньги опускались в шляпу. А Елауарий открывал двери. Избирательно.
Когда все, включая нищего Фогса, который проскочил вместе с одной дамой, присев и спрятавшись за ее юбкой, я увидела, что рядом с Бесподобным стоит какая-то незнакомая немолодая женщина.
- Вот, чем могу… - вздохнул Елауарий, высыпая ей содержимое шляпы. – Для бедных сироток.
- Спасибо вам за эти пожертвования… Сегодня герцогиня Де Бург, наша патронесса, объявила благотворительный вечер, - вздохнула незнакомка. – И разрешила мне прийти для сбора пожертвований… Только вот вряд ли я соберу много. А приют голодает.
Она помолчала, а я увидела, как Бесподобный Елауарий несет еще деньги, высыпая ей в узелок.
- Спасибо. Вы так добры к нам. С тех пор, как не стало мистера Лингера, который всегда помогал нашему приюту, некому больше о нас заботиться… Это он когда-то построил этот