эти вопросы являлись не более чем прощупыванием почвы, своего рода разведкой. Это напоминало вступление к статье, которое явно затянулось.
Тогда Шао Тяньвэй сказал:
– Профессор Му, если хотите обсудить что-то конкретное, говорите прямо.
Му Дафу помедлил, словно прикидывая, стоит ли следовать этому совету. Что-то подсказывало, что не стоит; с другой стороны, он беспокоился о самочувствии Жань Дундун. Поэтому, пересилив себя, он поинтересовался:
– Ваша напарница в последнее время переутомилась. Как вам кажется, она в состоянии продолжать расследование?
– Я никогда не замечал, чтобы она уставала, особенно от расследований. За ней и молодые-то угнаться не могут.
– Вы говорите о физических силах, а я имею в виду психическое переутомление. – Му Дафу постучал указательным пальцем по правому виску. – Вы не замечали у нее каких-нибудь отклонений? Может, она излишне эмоциональна или подозрительна, или у нее проявляются депрессивные состояния, может, она часто уходит в себя, или у нее появились проблемы с памятью и мышлением, или, может, у нее наблюдаются перепады настроения, когда она то плачет, то смеется…
– То есть вы хотите сказать, что у нее психоз? Это точно не про нее. Мыслит она четко, всегда сдержанна и рассудительна, да она хладнокровнее любого из нас. С памятью у нее тоже все супер: опознать подозреваемого по фото для нее не проблема; все, что обсуждается на допросах, помнит досконально. Мало того что она обладает профессиональным чутьем, так еще и замечает детали, на которые другие не обращают внимания. Да и на коллег никогда не сердится, ни о ком плохо не отзывается, даже о конкурентах. В свободное время не прочь повеселиться, часто приглашает нас на дружеские посиделки, еще и петь подначивает. Как по мне, так никого лучше нее и нет, – подытожил Шао Тяньвэй.
– Но вы так ничего и не сказали о самом главном, – произнес Му Дафу, поняв, что этот малый – парень не промах.
– В нашем деле без эмоций никуда, всех равнодушных, как правило, отбраковывают. Излишняя подозрительность для нас – тоже в плюс, у вас, ученых, то же самое, как говорится, доверяй, но проверяй, иначе до сути не докопаешься.
– Вчера ночью она меня напугала. – Му Дафу жестом показал, как перерезает вены.
– Не может быть! – Шао Тяньвэй вытаращил глаза.
– Поэтому меня и терзали противоречия. Я же понимаю, что, если расскажу обо всем как есть, это навредит ее авторитету, а я вроде как вынесу сор из избы. Но если я буду молчать, то не представляю, чем это может закончиться. Опасение вызывают три вещи. Во-первых, не повлияет ли ее состояние на ход расследования? Во-вторых, сможет ли она в сложившихся условиях все это вынести? И в-третьих, следует ли мне доложить об этом вашему начальству?
– Ни в коем случае, – отозвался Шао Тяньвэй. – Во-первых, ничего такого, о чем вы говорили, я за ней не замечал; во-вторых, сейчас как раз ключевой момент расследования, если вы представите все в таком свете, то начальство ее отстранит, и тогда дело снова попадет в разряд нераскрытых. Ведь вам как интеллигенту наверняка, присуща тяга к справедливости, вы же не хотите, чтобы убийца остался на свободе?
– Я этого не хочу, но кто выстоит перед натиском болезни? Ведь человек счастлив, только когда здоров.
– Но у нее нет проблем со здоровьем.
– А что, если есть? Вы готовы взять ответственность на себя?
– Готов.
– Каким образом?
Этот вопрос поставил Шао Тяньвэя в тупик, поскольку ответил он наобум. Встретив пристальный взгляд Му Дафу, он понял, что для такого пристрастного допроса дежурные фразы совершенно не подходят, хотя он к ним и привык, полагая, что отговорки типа «ничего страшного», «успокойтесь», «само собой разумеется» помогают сглаживать ситуацию и уходить от проблем. Но Му Дафу на его удочку не попался: по роду деятельности ему ежедневно приходилось корпеть над текстами, поэтому к значению слов и их употреблению он относился крайне внимательно. Шао Тяньвэй смутился, потому как взять на себя такую ответственность он все-таки не мог.
– Я должен подумать, – сказал он.
– Я целиком и полностью полагаюсь на вас, – отозвался Му Дафу, – ни с кем другим эту проблему я обсуждать не могу, включая ее родителей. Они и так уже еле ходят, боюсь, что такого удара им не вынести. Если заметите какие-то перемены в ее настроении, прошу срочно сообщить об этом мне. Кроме того, я был бы благодарен, если бы вы присматривали за ней.
С этими словами Му Дафу протянул Шао Тяньвэю пухлый конверт.
– Что это?
– Это на мелкие расходы, может, сводите ее куда-нибудь поесть или развлечься, просто чтобы отвлечь от работы.
Шао Тяньвэй, отказываясь от конверта, произнес:
– Вы же профессор и должны понимать, что не все проблемы можно решить деньгами.
Му Дафу густо покраснел и, словно пристыженный пес с поджатым хвостом, так и остался сидеть с конвертом в руках, не зная куда его деть. Наконец он произнес:
– Почему супруги называют друг друга своей половинкой? Потому что только вместе они составляют целое, другими словами, если заболел один, то страдать будет и другой. В нашем случае она не спит – и я не сплю, она глотает таблетки – и я глотаю таблетки. Глядя, насколько она напряжена и встревожена, я тоже не нахожу себе места. Она привыкла быть перфекционисткой и ни за что не хочет признавать, что больна, никакой заботы с моей стороны не приемлет. Остается лишь во всем ей потакать и как-то незаметно уменьшать направленное на нее давление. Главное – чтобы она ни о чем не догадалась, это все равно что играть с начальником в мяч или в шахматы – если проигрываешь, нельзя, чтобы кто-то заметил подвох. Ее настроение превратилось в барометр качества моей жизни, и, объективно говоря, это качество оставляет желать лучшего. Я вот-вот стану похож на скороварку, чувствую, что еще немного – и взорвусь. Но снова и снова подкручиваю крышку и живу с этим дальше. При этом я постоянно думаю, как бы повернуть все так, чтобы она стала такой же веселой, как раньше? Ведь если хорошо будет ей, хорошо будет и всей нашей семье. Но я не в силах подобрать ключ к ее настроению, из-за психологического барьера я даже не могу с ней нормально общаться, потому что она предпочтет поверить кому угодно, только не мне. Да, я всегда презирал попытки решать проблемы с помощью денег, но, когда все остальные средства уже перепробованы, мне остается уповать лишь на это. Если вы примете конверт, для меня это будет означать ваше согласие помочь, вы поселите в моей душе надежду, что с вашей помощью ей станет лучше и она поправится.
– Хорошо, – произнес Шао Тяньвэй.
Он заметил, что Му Дафу вот-вот заплачет, поэтому ему неудобно было отказать повторно.
47
Придя на следующее утро в участок, Шао Тяньвэй первым делом взял на прицел руки Жань Дундун, но из-за того, что на ней была униформа, как он ни присматривался, разглядеть след от пореза на ее запястье так и не смог. В первой половине дня их следственная группа разделилась на подгруппы, чтобы продолжить поиски подозреваемого в гостиницах и съемных апартаментах. Группа Жань Дундун отвечала за западную часть города. За весь день Шао Тяньвэю, который вместе с ней прочесывал одно здание за другим, так и не представилось возможности увидеть ее запястья. Он даже хотел спросить у нее о случившемся напрямую, но побоялся.
Дождавшись перерыва, он обмолвился, что недавно научился гадать по руке и теперь может узнавать, кому сколько раз в этой жизни суждено влюбляться и суждено ли кому-то разводиться. Двое молодых сотрудников тут же протянули ему ладони, а он возьми да угадай, что каждый из них уже несколько раз влюблялся, у тех от удивления даже челюсть отвисла. Тогда он предложил погадать Жань Дундун. Та протянула ему правую руку. Взяв ее нежную ладонь и как следует рассмотрев на ней все линии,
