что Бай Чжэнь наберет его еще раз или хотя бы пришлет эсэмэску, но прошло десять, потом двадцать минут, а телефон больше не издавал никаких звуков.
Он вдруг совсем загрустил, решив, что все его бросили, причем не только Бай Чжэнь, но и остальные друзья, и вообще весь мир. Телефон лежал на журнальном столике, он потянулся было к нему, чтобы взять, но так и остался сидеть с вытянутой рукой. Прошло уже десять, двадцать, тридцать секунд… когда до него наконец дошло, что он сидит недвижим, он взял телефон и набрал номер. На другом конце тут же послышался голос Бай Чжэнь: «Профессор Му, я заболела, можешь приехать?» Он вдруг заволновался и засыпал ее вопросами: где она, что случилось, куда он должен подъехать? Она сказала, что будет ждать его в отеле. Тогда он предложил, если это возможно, встретиться в ресторане при отеле. Бай Чжэнь сказала «OK» и тут же отсоединилась, боясь, как бы он не передумал.
Для начала он пошел встретить из школы Хуаньюй. Еще издали увидев отца, дочь бросилась к нему и, уткнувшись личиком в грудь, принялась тщательно его обнюхивать.
– Папа, ты заболел, – объявила она.
– Почему ты так решила?
– Я кошка, чую по запаху, иначе ты бы не отключал телефон.
– Папа уже поправился. Кушать хочешь?
Она помотала головой и сказала:
– Я так за тебя переживала! Можешь больше не выключать телефон?
– Могу, – сказал он, после чего взвалил дочь на спину и направился к стоянке.
Окружившие их одноклассники принялись над ней смеяться. Она заверещала:
– Папа, папа, быстро опусти, я же не какая-нибудь лентяйка.
– Ты у меня умница, а вот папа должен загладить свою вину.
Она беспомощно брыкалась и колотила отца по спине, но он, вместо того чтобы опустить ее на землю, продолжал нести ее дальше, пока они не дошли до машины. Усевшись, она надула губки, обиженная на то, что отец только что ее прилюдно опозорил.
– Может, расскажешь мне что-нибудь? – решил разговорить ее Му Дафу.
Отвернувшись к окну, она не обращала на него никакого внимания, ее профиль как две капли напоминал профиль Жань Дундун, даже характером она была похожа на нее. Он завел машину, и они поехали домой, причем два километра кряду дочь так и не взглянула в его сторону.
– Сокровище мое, ты обиделась? – спросил он.
И тут дочь заговорила:
– Жил да был один козленок, который мечтал залезть на крутую высокую гору. А теленок ему сказал, что это очень опасно, и посоветовал пастись вместе с ним у подножия горы. Но козленок не послушался совета, так как считал, что на вершине трава вкуснее. И вот он стал взбираться на гору, лез-лез, лез-лез, уже все копыта себе стер, устал до смерти, но продолжал лезть, думая о том, что ждет его наверху. Теленок, не в силах вернуть его обратно, ушел. На последнем издыхании козленок забрался-таки на вершину горы, на которой не оказалось ни единой травинки. Он посмотрел на отвесные скалы, ножки его дрожали, сил спуститься уже не было, в итоге он так и помер от голода на той вершине. Папа, тебе не кажется, что только что ты вел себя так же упрямо, как тот козленок?
– Как здорово ты мне все объяснила, я и правда похож на этого козленка, ме-е…
Услыхав, как отреагировал отец, Хуаньюй наконец повернулась к нему, давая понять, что простила его. Он же вдруг подумал, что эта история может быть еще и прекрасной метафорой супружества. Пресытившийся подножным кормом козлик решил, что на вершине трава будет вкуснее; не жалея сил он карабкался на гору, но ничего хорошего там не нашел, а вернуться назад уже не смог. А иначе подумать – так намеки можно отыскать повсюду, взять ту же траву, которая способна пробиться сквозь самую узкую щель.
50
Бай Чжэнь пришла на место встречи первой. Свободных кабинетов в ресторане «Водная галерея» уже не было, поэтому она заняла столик у панорамного окна, через которое открывался шикарный вид сразу на оба берега реки. Она немного полюбовалась пейзажем, после чего решила перейти к заказу блюд. Изучая меню, она вдруг заметила, как в ресторан – в кепке, в темных очках, да еще и в маске – зашел Му Дафу. Она помахала ему, а он вместо того, чтобы отреагировать, настороженно, словно подпольщик, обвел глазами зал, после чего проследовал к столику и занял место напротив.
– Ты чего это так зачехлился?
– Мне кажется, что за мной следят, – ответил он, снимая маску и очки.
– Кто?
– Не знаю, возможно, моя тень.
Она машинально обернулась, словно позади нее тоже кто-то был, однако тут же ей стало смешно.
– Ты же не делал ничего дурного, чего ты боишься? Такая жара, снимай свою кепку.
Он потянулся к кепке, но, не успев снять, передумал и нахлобучил обратно.
– Так оно спокойнее. Что с твоим здоровьем?
– Скажи я, что со мной все в порядке, разве бы ты пришел?
– Прости, на меня что-то грусть-тоска накатила.
– Я просто хотела поговорить и заодно обсудить роман. С первой половиной у меня все шло как по маслу, потому что писала я его по мотивам своей жизни, но вот что делать с его второй половиной, особенно концовкой – ума не приложу. Как думаешь, сможет главная героиня заново найти настоящую любовь или нет?
– Разумеется, нет, – ответил он.
– Почему?
– А в каком известном романе такое было возможно? Настоящая любовь подразумевает чистые, искренние чувства, она не может строиться на обмане и иллюзиях, но именно обман и иллюзия являются средствами для создания настоящей любви, это напоминает съемку фильма. Поэтому выражение «настоящая любовь» – это своего рода химера, или, другими словами, запакованные в красивую обертку два слова, которые используют исключительно чтобы подразнить человеческий род, при этом у него нет никаких гарантий этой любви достичь.
Когда Му Дафу принялся развивать свою мысль, его глаза в какой-то момент засветились, будто лампочку в пятнадцать ватт вдруг заменили на лампочку в пятьдесят ватт. Он не готовился к этой речи заранее, не начни он сейчас говорить всего этого, то так и не узнал бы о том, что думает. Только сейчас он понял, что к чему, он словно сам себе преподавал урок.
– Почему всем великим писателям так нравится мучать своих героинь? – спросила Бай Чжэнь.
– Им не встречалась настоящая любовь, поэтому на страницы романов они переносили соответствующие переживания. Румынский философ двадцатого века Эмиль Чоран, который считается главным идеологом пессимизма и нигилизма, говорил, что писатель – это психически больное существо, которое лечит себя словами.
– Ты впадаешь в крайности, раньше ты не был таким, когда-то в своих статьях ты любовь восхвалял.
– Я просто был наивен, но, читая литературные произведения, изучил вопрос досконально и понял, что настоящая любовь – это величайший в мире обман. Если даже она существует, то ограничена во времени. Проходя определенный отрезок, она превращается в предательское предательство, в лживую ложь, в видимую видимость. Не веришь, приведи обратный пример, где есть место настоящей любви.
– А фильм «Титаник» считается?
– Там главный герой умер слишком быстро, любовь не успела пройти проверку временем. Лучше приведи пример, в котором бы герои после брака остались влюбленными до конца жизни.
– …Как-то сразу и не припомню.
– Да потому что таких примеров нет.
– Неужели ты хочешь, чтобы моя героиня так же, как героини известных романов, легла на рельсы, приняла мышьяк или умерла от тоски?
– Пусть помирится со своим бывшим и вернется к нему, – произнес он, с мольбою глядя в ее глаза.
– Слишком ненатурально. К тому же ее бывший уже женился на любовнице. Профессор Му, ты разве не говорил, что собираешься разводиться, неужели тебе не хочется, чтобы моя героиня влюбилась в профессора? – Теперь уже она умоляюще посмотрела на него.
