- Вы поражаете меня терпеливостью, ваше превосходительство. Напрасно вы сдерживаетесь. Стоны облегчают страдание. А что больно - это хорошо. Ваши нервы отходят от онемения, вызванного оперативным вмешательством… Отдохните, сколько вам нужно. Я подожду.
Из-под чепца у нее выбилась черная шелковистая прядь, а лицо, если всмотреться, было точеное, белокожее, будто вырезанное из алебастра. Речь выдавала женщину из общества. Лекс читал в газете, что многие русские дамы, по примеру милосердной Флоренс Найтингейл, поступили сиделками и сестрами в армейские лазареты.
Если хочешь составить доброе представление о какой-либо нации, смотреть нужно только на женщин, думал Бланк, глядя, как споро и умело делает свое дело красивая дама, видно, привыкшая совсем к другой жизни.
Насколько англичанки лучше англичан: твердость характера та же, но нет неприятной холодности. Из них получаются преданные жены и превосходные матери, которые умеют воспитывать детей заботливо, но безо всякого поощрения баловству. Английские же отцы обыкновенно сухи и пугающе суровы.
Еще разительней контраст между полами у русских. В этой госпоже Иноземцовой отчетливо проступают все лучшие черты русской натуры: самоотверженность, терпеливость, сострадательность, кротость. И самое привлекательное - обыденный героизм, не помышляющий назвать себя этим высоким словом. Красота, не стремящаяся слепить и дразнить взор, это, пожалуй, тоже русское. А взять тип русского мужчины? Грубый и жестокий солдафон со шпицрутеном в руке, в до блеска надраенных сапожищах, но с бурчанием в брюхе от скудной пищи. Именно такою представляется Россия европейцам, а вовсе не милой дамой вроде госпожи Иноземцовой.
Мысль отвлекалась на пустое, потому что обессиленный процедурой генерал почти совсем перестал говорить про дело. Наконец он махнул рукой:
- Прервемся, Александр Денисович. Еще будет время. Вам нужно обустроиться в лагере. Я напишу записку в управление генерал-квартирмейстера. Хотел дать вам в провожатые своего вестового, но ежели Агриппина Львовна возвращается на Северную, вы могли бы отправиться вместе. Думаю, вам это будет приятнее, а госпожу Иноземцову не обременит.
- Нисколько, - сказала сестра, готовясь вновь забинтовать ногу. - Я провожу барона до места, там с непривычки легко заплутать. Через пять-десять минут можно будет ехать.
Тотлебен подмигнул Лексу поверх ее склоненной головы. Кажется, генерал заметил, как тот рассматривает женщину, и неправильно истолковал этот интерес.
* * *
Эдуард Иванович был бы удивлен, если б мог увидеть, что, выехав с хутора, молодой человек не попытался вступить со спутницей в разговор и даже не смотрел в ее сторону. Мысли Бланка, очень довольного встречей, результат которой превзошел самые смелые ожидания,
теперь сосредоточились на выработке дальнейшего плана. Почти месяц находясь в непрерывном и быстром движении, Лекс в то же время томился от бездействия - не считать же делом тупое преодоление географического пространства? И вот теперь, наконец, начиналась настоящая работа. В ней, как при обращении со взрывными механизмами, требовался прецизионный расчет. Малейшая ошибка могла привести к гибели и, что много хуже, к провалу Цели.
Как выстраивать отношения с Тотлебеном и новыми сослуживцами?
В какой момент провести сеанс связи с Лансфордом - сразу же или после рекогносцировки на оборонительной линии?
Сколько времени понадобится на то, чтобы исследовать русскую оборону - хотя бы в секторе, противостоящем британским войскам? Положение личного представителя Тотлебена чрезвычайно упрощает эту задачу.
Обдумывая множество других насущных вопросов, Лекс очень нескоро спохватился, что ведет себя неучтиво и, пожалуй, даже подозрительно. Столичный хлыщ, опекаемый самим Тотлебеном, не держался бы столь индифферентно по отношению к привлекательной даме. Должно быть, она оскорблена - то-то хранит ледяное молчание.
Он тронул шпорой лошадь и поравнялся с госпожой Иноземцовой, ехавшей амазонкой на простом казачьем коне чуть впереди. Агриппина Львовна сидела в седле уверенно и ровно, а хлыстиком пользовалась лишь для того, чтобы почесывать своего рыжего за ухом, отчего тот весело встряхивал гривой и по временам пытался пройтись боком.
Женщина полуобернулась, и Лекс понял, что она не обижена его молчанием, а, кажется, тоже думает о чем-то своем. Но коли уж приблизился, надо было вступать в разговор.
Когда нужно, Бланк умел быть обходительным и светским. Он извинился, что до сих пор как следует не представился и вообще ведет себя как последний невежа - виной тому встреча с великим Тотлебеном, произведшая на него большое впечатление.
- Да, Эдуард Иванович - выдающаяся личность, - сказала Иноземцова. - С такой болезненной раной всякий другой оставил бы дела, а он считает себя обязанным продолжать работу. Все им восхищаются.
Лекс коротко объяснил, кто он, по какой надобности приехал и где будет служить. Агриппина Львовна еще раз назвала свое имя, присовокупив, что она вдова.
После этого нельзя было не спросить о покойном муже.
- Я дважды вдова, оба раза была замужем за моряками. У нас ведь морской город, - ровным голосом, безо всякой жалобности ответила она. - Первый мой муж умер в плавании. Второй погиб 5 октября, в день первой бомбардировки. С тех пор я сделалась милосердной сестрой, многому научилась и теперь могу ассистировать даже на сложных операциях. А живу я при госпитале. Мой городской дом сгорел после попадания бомбы.
Бланк догадался, что ответ был таким обстоятельным, дабы исключить дальнейшие расспросы. Тем лучше. Нечасто встретишь женщину, которая не требует, чтоб ее развлекали разговором, и предпочитает болтовне молчание.
Они поехали дальше в тишине, но теперь уже вровень, так что Лекс мог время от времени смотреть на тонкий профиль Иноземцовой.
Вот разгадка особости, которая сразу чувствуется в этой даме, подумал он. Две утраты, перенесенные в молодом возрасте, наложили тень на лицо и манеры. Тра гическое приводит низменную душу в оторопь и вдавливает в грязь, а высокую душу делает еще возвышенней. Такой женщине, похожей на надгробную беломраморную статую, даже самый наглый ловелас не осмелится строить куры. Конечно, впечатление бесплотности и потусторонности усиливается по причине полумонашеского наряда и этой необычной молчаливости…
Как раз в эту секунду Агриппина Львовна вновь заговорила:
- Александр Денисович, вы давеча сказали, что прибыли в Севастополь добровольцем? Неужто правда? - спросила она, поглядев на него то ли с недоверием, то ли с неодобрением. - Иль, может статься, я неверно поняла?
Вот о чем, оказывается, она думала, храня молчание?
- Вы поняли верно. Я прибыл совершенно добровольно.
- Сюда? В Севастополь? - Она качнула головой, как бы поражаясь. - Знаете, я часто встречаю людей, прибывающих сюда не по долгу службы, а по собственному хотению, но… вы не похожи на них. Это либо наивные и восторженные натуры, либо честолюбцы, ищущие отличия… А вы… Вы ни то и ни другое. Я это увидела.
Вот тебе раз! Лекс внутренне насторожился. Опасная штука - женская проницательность, ее нельзя недооценивать. Есть какой-то непонятный механизм, встроенный в женское зрение и придающий ему опасную остроту. Я это увидела! Что это?
- Что? - нахмурясь, спросил он. - Что такое вы во мне увидели? Позвольте вас уверить, что, хоть я не романтическая натура и не искатель почестей, мой приезд сюда абсолютно доброволен.
- В этом я не сомневаюсь. По вам видно, что ничего против своей воли вы делать не станете, - продолжила странная госпожа Иноземцова, вновь заставив его внутренне вздрогнуть. - Вероятно, вами движет любопытство? Или желание проэкзаменовать себя опасностью?
Он молчал под испытующим взглядом ее матово-черных глаз.
- …Но уже через несколько дней вы, как все добровольно прибывшие сюда, слишком ясно поймете, какую ужасную ошибку вы совершили. В такое место по своему хотению не приезжают! - На белом лбу прорисовалась продольная морщина, и лицо стало похоже на трагическую маску из античного театра. - Ах, если б вы меня послушали! Ведь вы не то, что большинство, вы не военный и не чиновник. Поверните назад! Уезжайте, пока не поздно!
- Этого я сделать не могу. Я уже получил назначение, - сказал Лекс, всё больше удивляясь.
- Ах, Беллона, Беллона! - горько молвила тогда Иноземцова. - Как же притягивает она мужчин…
И отвернулась, и опустила голову.
- Кто притягивает? - переспросил он, не расслышав.
- Беллона. Богиня войны. Ненавижу это имя. - Агриппина Львовна содрогнулась. - Беллона отняла у меня всё! Бел-ло-на…
В ее устах мелодичное слово прозвучало гадливо, будто худшее из ругательств.
