Мы мчимся, срезая извилины дороги. Я сижу на заднем сиденье и разглядываю обивку на крыше, кашляю все время, в глазах стоят слезы. Господи ты боже мой, Энди, умоляю, не надо.
Мы влетаем на территорию Торфин-Дейла между высокими столбами из песчаника — воротами старого поместья; на Бабертон-драйв все как всегда, если не считать полицейских автомобилей, припаркованных на дорожке, ведущей к тупичку перед домом. Все три гаражные двери распахнуты. Не знаю почему, но у меня от этого возникает дурное предчувствие.
«Мерс» Уильяма стоит на месте, «325-го» Ивонны в гараже нет.
Мы останавливаемся на дорожке. Я не сразу соображаю, что ни к кому не пристегнут наручниками. Водитель остается в машине — он переговаривается с кем-то по рации.
По дорожке от входной двери к нам направляется полицейский в форме, кивая Бюралу и Макданну.
— Никто не отвечает, сэр. Внутрь мы еще не заглядывали. Мой напарник пошел посмотреть за домом, в саду.
— Из гаража в дом можно попасть? — спрашивает Макданн.
— Кажется, да, сэр.
Макданн смотрит на меня:
— Ты знаешь этих людей, Камерон; на них это похоже — оставить дом вот так?
Я мотаю головой.
— Они никогда не забывают о безопасности, — говорю я ему.
Макданн втягивает воздух сквозь сжатые зубы.
Мы входим в гараж — складные двери подняты. Обычный для долбаных нуворишей гаражный хлам: чемоданы, снаряжение для гольфа, гидроцикл на своем прицепе, верстак, у стены стеллаж, на котором аккуратно разложены автоинструменты и садовый инвентарь, почти все блестит и ни разу не было в употреблении, на стене висят пара мешков с лыжными ботинками и чехлы с лыжами, тут же парочистка, мини-трактор для ухода за газоном, большой серо-черный мусорный бак на колесиках и два горных велосипеда. Места в тройном гараже много, но загроможден он без всякого порядка; если бы тут еще была и машина Ивонны, вообще яблоку негде было бы упасть.
Макданн стучит в дверь, ведущую в дом. Он хмурится и поворачивается к Бюралу:
— У нас с собой есть одноразовые перчатки?
— В машине, — отвечает Бюрал и трусцой бежит к машине.
— Ты ведь здесь бывал раньше, Камерон?
— Да, — отвечаю я, кашляя.
— Ясно. Покажешь нам, где тут всякие укромные закутки?
Я киваю. Бюрал возвращается с охапкой перчаток наподобие тех, что можно купить на любой станции техобслуживания. Мы все надеваем перчатки, даже я. Макданн открывает дверь, и мы входим в подсобку. В шкафах здесь ничего нет; ничего нет и на кухне.
Мы вчетвером расходимся по дому; я держусь с Макданном. Проходим через главную гостиную, заглядываем за портьеры, диваны, под столы, даже внутрь центрального камина. Потом идем наверх. Проверяем одну из дальних спален. Полицейский, осматривавший сад, направляется в дом; он видит нас в окне и разводит руками, мотая головой.
Макданн осматривает ящики дивана-кровати. Я заглядываю во встроенный шкаф, сдвигая в сторону собственное отражение в зеркале; сердце у меня готово выскочить из груди.
Шмотки. Сплошные шмотки, шляпки, несколько коробок.
Мы проходим в главную спальню. Я стараюсь не думать о том, чем мы здесь занимались, когда я был в этой комнате в последний раз. У меня в ушах снова появился этот рев, прошибает холодный пот, ощущение такое, будто я вот-вот рухну на пол. Какое-то странное, давящее чувство овладевает мной, оттого что я нахожусь здесь с инспектором, без Уильяма и Ивонны, и мы вынюхиваем интимные подробности здешней роскошной жизни.
Я заглядываю в предбанник, Макданн тем временем проверяет под кроватью, потом выглядывает на балкон. Я открываю шкаф в предбаннике. Полно всякой одежды. Отодвигаю ее в сторону, руки трясутся.
Ничего. Возвращаю зеркальную дверь на место. Иду к ванной. Берусь за ручку двери, дверь приоткрывается, в образовавшуюся щель я вижу внутри бледный пастельный свет.
— Камерон? — слышу голос Макданна из спальни.
Я отступаю, оставив дверь полуоткрытой, на ватных ногах иду к Макданну. Он смотрит из окна на подъездную дорожку. Бросает взгляд на меня, кивает:
— Машина.
Я подхожу к окну — красный «БМВ-325». Машина Ивонны.
Перед самой дорожкой «БМВ» медлит, словно бы смущенная запаркованными перед гаражом патрульной машиной и цивильным «кавалером».
Затем она останавливается поперек дорожки, блокируя выезд другим, но оставив путь к бегству для себя. Макданн смотрит с подозрением, но я чувствую облегчение. Если Энди и был здесь, то он давно уже ушел; так паркуется всегда Ивонна.
Это и в самом деле она. Слава тебе господи, это она, это она, это она. Она выходит из машины, держа в руках черный фонарь длиной фута в два, лицо нахмуренное. На ней джинсы и кожаная куртка поверх спортивной фуфайки. Она недавно подстриглась. На ее удлиненном худом лице нет косметики, выражение неприязненно-подозрительное. Выглядит она великолепно.
— Это и есть миссис Соррел? — тихо спрашивает Макданн.
— Да, — говорю я, облегченно вздыхая; у меня отлегло от сердца, и хочется плакать.
Ивонна поворачивается на шум еще одной патрульной машины, въезжающей на дорожку. Она убирает фонарь, машина останавливается, оттуда выходят двое полицейских в полной форме. Она идет к ним, кивает в сторону дома.
— Пойдем-ка послушаем, что она скажет, а? — говорит Макданн.
Мы идем мимо двери в гардероб.
— Минуточку, — говорю я.
Макданн ждет, а я захожу в предбанник и распахиваю дверь в ванную. На меня проливается бледный свет.
Ничего. Я осматриваю душевую кабину, джакузи, ванну. Ничего. Сглатываю слюну, глубоко вздыхаю и возвращаюсь к Макданну, мы вместе спускаемся по лестнице.
— Камерон! — говорит Ивонна, когда мы достигаем последней ступеньки.
Она кладет на телефонный столик газету и две картонки молока. За спиной у нее двое полицейских из второй машины. Она бросает взгляд на Макданна, затем подходит ко мне, обнимает, крепко прижимает к себе:
— У тебя все в порядке?
— В полном, — отвечаю я. — А у тебя?
— И у меня, — говорит она. — Что все это значит? В редакции кто-то сказал, что тебя арестовали за все эти убийства. — Она чуть отстраняется, одной рукой все еще обнимая меня. — А зачем здесь полиция?
Она смотрит на Макданна.
— Инспектор Макданн, — говорит он и кивает. — Добрый день, миссис Соррел.
— Здравствуйте. — Она смотрит на меня, отступает назад, но все еще продолжает держать меня за руку, изучает мое лицо. — Камерон, у тебя такой вид… — Она качает головой, прикусывает губы. Оглядывается и спрашивает: — А где Уильям?
Мы с Макданном обмениваемся взглядами.
С лестницы спускается инспектор Бюрал.
— Наверху ничего… — говорит он и замолкает, увидев Ивонну.
Она выпускает мою руку, делает еще один шаг назад и окидывает всех нас взглядом — в это время из кабинета выходит полицейский, приехавший в первой патрульной машине; я вижу, как ее взгляд падает на мои руки, затянутые в прозрачные перчатки, она смотрит на руки остальных.
Я на мгновение вижу происходящее ее глазами — молодая женщина в собственном доме в окружении стольких людей, явившихся без всякого приглашения; каждый из них в отдельности сильнее ее, к тому же никого из них она не знает, кроме одного, который вполне может оказаться серийным убийцей. Вид у нее настороженный, рассерженный, вызывающий — всё сразу. Сердце у меня наполняется жалостью.
— Ваш муж был дома, когда вы уезжали, миссис Соррел? — спрашивает Макданн успокоительно-естественным тоном.
— Да, — отвечает она, продолжая осматривать всех, ее взгляд задерживается на мне — оценивающий, вопросительный, — потом возвращается к Макданну. — Он был здесь, я уехала всего полчаса назад.
— Понятно, — говорит Макданн. — Ну что же, наверное, он выскочил куда-нибудь на минуточку, но к нам поступила информация, что здесь могут быть некоторые проблемы. И мы позволили себе…
— Его нет в саду?
— Определенно нет.
— Отсюда просто так не «выскочишь», инспектор, — говорит Ивонна. — Ближайшие магазины в десяти минутах езды, но его машина все еще здесь. — Она смотрит на полицейского, который спустился сверху. — Вы его искали — здесь, в доме?
Макданн само очарование.
— Да, миссис Соррел, искали, и приношу извинения за это вторжение, я взял на себя такую ответственность. Видите ли, мы проводим очень важное расследование, а предупреждение, которое мы получили, исходило из весьма надежного источника — в прошлом он нас не подводил. Так как дом был открыт, но, по всей видимости, пуст, а у нас были основания считать, что здесь совершено преступление, я решил, что правильно будет войти, но…
— Так вы его не нашли? — говорит Ивонна. — Вы ничего не нашли?
Внезапно она превращается в маленькую испуганную девочку. Я вижу, как она борется с этим, и люблю ее за это, хочу ее обнять, успокоить, убаюкать, но другая моя часть впадает в приступ мрачной, отчаянной ревности — ведь она так волнуется за Уильяма, а не за меня.
