Наконец от меня отстали, вручив на прощание конверт с чеком. Правда, тут оказалось не без подвоха: чек был лишь на пятьсот косморублей, а на остальные мне всучили целый киберзоосад, который я еле-еле сбыл пройдохе-механику[9] за тридцатник.
От телевизионных прожекторов, понатыканных в студии на каждом шагу, я изрядно взмок, пудра въелась в лицо, а волосы, покрытые лаком, стояли торчком, и к ним прилипала всякая дрянь, поэтому, увидев на одном из домов крупные неоновые буквы: «Русская баня – чистота, проверенная временем», я сразу повернул туда.
Как выяснилось, вывеска мало соответствовала сути, и я оказался в автоматизированной современной помывочной, стилизованной под римские термы – с мраморными бассейнами, гранитными камнями, горячими источниками и белыми колоннами из синтетона, за которыми прятались задрапированные в тоги андроиды-массажисты.
Пропущу детали: читатель и сам наверняка не раз бывал в подобных местах. Раздевшись, я намылился принял душ, немного посидел в парной, а потом по ступенькам, выложенным камнями, стал спускаться в бассейн с горячей минеральной водой. Внезапно моя нога соскользнула, я замахал руками, пытаясь схватиться за воздух и сохранить равновесие, сделал попытку опереться на другую ногу, но и она скользнула вслед за первой. В короткий миг я увидел под каким-то немыслимым углом потолок с мозаикой и мраморные плиты с обнаженными нимфами, а затем что-то ослепительно сверкнуло перед глазами.
Когда я пришел в себя, то обнаружил, что мозаичный потолок римской термы куда-то исчез и вместо него теперь пластиковые щиты с круглыми лампами, которые обычно бывают в больницах. Почти сразу, заметив, что я открыл глаза, надо мной склонилась молодая женщина – коротко стриженная, с губами, намазанными зеленой помадой.
– Ну наконец-то... Петя, наш ушибленный очнулся!.. Только что! – радостно крикнула она кому-то и, обратившись ко мне, объяснила: – Это я нашему менеджеру! Он каждые пять минут прибегал, все спрашивал, как да что.
– Вы кто? – с трудом выговорил я.
– Я... я тут работаю. Не волнуйтесь, вы у нас... – Женщина отчего-то смутилась.
– Где у вас?
– Ну... в медпункте.
– Черт! А как я здесь оказался?
Медсестра сочувственно улыбнулась мне зелеными губами:
– Вы ничего не помните? Протек один из моющих автоматов, вы поскользнулись на жидком мыле и ударились о ступеньку. Нет, нет, не вставайте... Возможно, у вас сотрясение мозга. Мы уже вызвали медроботов.
– Разумеется, лечение за наш счет! – театрально вставил появившийся менеджер. Хотя он и вел себя самоуверенно, вид у него был такой, будто он давно уже прятался за дверью, набираясь храбрости, чтобы войти. Я понял, что это и есть окликаемый сестрой Петя.
Менеджер был молодой, с топорщившимися, как у галантерейного приказчика, усами. Он таращился на меня, я – на него. Внезапно словно мягкий молот обрушился мне на затылок, в глазах потемнело, а лицо Пети начало расплываться. Я вдруг понял, что сбылось второе предсказание оракула и в произошедшем нельзя усмотреть злого умысла. Невозможно, чтобы предсказатель, к которому я попал по своей воле, фирма мягких игрушек и робот, проливший в бассейне жидкое мыло, были в сговоре, – значит, оракул каким-то непостижимым образом сумел заглянуть в ближайшее будущее. Если сбылись первые два его предсказания, то не исключено, что вскоре сбудется третье, а за ним и последнее, самое ужасное. Едва я это осознал, как мой мозг лихорадочно заработал, воскрешая все детали: я говорил с оракулом вчера вечером, а теперь уже день, следовательно...
Я облизал пересохшие губы:
– Который час?
– Что вы сказали? – откликнулся менеджер, наклоняясь ко мне. Поняв, что он не слышит моего шепота, я с усилием приподнялся на локтях и повторил громче:
– Сколько сейчас времени? Долго я здесь лежу?
– Сейчас шестнадцать пятнадцать – начало пятого. А попали вы к нам примерно в половине четвертого, – предупредительно сказал менеджер.
Я торопливо считал. Скоро будет пять. У оракула я был в одиннадцать. Значит, через пять-шесть часов! или, возможно, даже раньше, если оракул не ошибся, я буду убит. Нет, вначале еще что-то должно произойти. О чем же он говорил вчера?
Обострившимся внутренним зрением заглянув на мгновение за приоткрывшиеся кулисы времени, показавшиеся мне потертыми, пыльными, с тяжелой золотистой бахромой, я почти увидел, даже не увидел, а почувствовал в своей груди оплавленную рану и услышал тошнотворный запах паленого мяса.. Бластер, особенно если линзы у него широкие, – омерзительное оружие. Быть убитым из бластера – весьма неэстетично: вас хотя и мгновенно, но все же поджаривают заживо, и человек, полный надежд и планов, становится готовым мясным блюдом из микроволновки.
Бежать... бежать... в госпитале я буду слишком легкой мишенью!Возможно, убийца уже вложил в бластер энергообойму и теперь, прищурившись, проверяет настройку линз... Хотя, скорее всего, бластер не настроен, если, по словам оракула, дыра такая огромная... Кто это будет? Уличный грабитель? Обознавшийся охранник? Спятивший маньяк, палящий по случайным прохожим? Или, что хуже всего, наемный убийца, получивший платный заказ на меня, Тита Невезухина? Хотя какая разница – кто, если финал предрешен?..
Я порывисто сел на кушетке. Голова закружилась, и я вынужден был опереться о колени. Чувствуя что-то на голове, провел рукой по лбу и наткнулся ладонью на бинт. Нечаянно я сдвинул его, и теперь повязка пыталась сползти мне на глаза.
Решительно вытребовав свою одежду, я кое-как натянул ее и, вырвавшись из рук зеленогубой медсестры и суетящегося, бормочущего менеджера, кажется, торжествующего в душе, что вместе со мной уходит и проблема, вышел на улицу. Из ближайшей витрины на меня уставился бледный, потерянный тип в свитере, надетом наизнанку, и с белым восточным тюрбаном на голове. Вначале я даже подумал: «Что это за неудачный манекен?» – и лишь потом со стыдом сообразил, что витрина зеркальная.
Я зашел в подземку и, подхваченный воздухопотоком, спустился на станцию. Усевшись в прозрачный вагон – нелепейший инженерный выпендреж: едешь и не видишь под собой пола, только мелькающие шпалы, – я ощутил полнейшую беспомощность. Легче было бы, охоться за мной наемный киллер: тогда бы я, во всяком случае, имел дело с человеком, а не с уже написанным и завизированным сценарием судьбы. Что теперь ни делай – где ни прячься – хоть в бункере, хоть на дне океана, – я все равно с каждым шагом приближаюсь к мерзкому, ухмыляющемуся року в обличье древней старухи, скрывающей за спиной липкую от крови косу.
Состав уже тронулся, и первые его вагоны медленно въезжали в тоннель, как вдруг, случайно подняв голову, я увидел на платформе своего институтского приятеля, с которым мы в свое время сачканули не одну лекцию и выпили не один ящик пива. Приятель, недавно прибывший на Гандрену, что было видно по его путевому скафандру и дорожной сумке, недоуменно разглядывал схему уровней метро, настолько запутанную, словно ее, не имея единого плана и досаждая друг другу, прокапывали несколько роботизированных землеройных бригад.
Я вскочил с места, застучал по прозрачной стенке и замахал руками, привлекая его внимание. Приятель оглянулся на меня, явно не узнавая, но вагон уже вдвинулся в тоннель. Я хотел дернуть стоп-кран, по составу добежать до платформы и выскочить из поезда, но внезапно ноги стали ватными, а воротник свитера, прежде никогда не беспокоивший меня, показался тугим, как удавка. Я вспомнил, что приятель на платформе – третье сбывшееся пророчество дельфийского оракула, и снова здесь нельзя усмотреть никакой предварительной режиссуры: ведь ни оракул, ни приятель, даже действуй они в сговоре, не могли знать, что я сбегу из медпункта и окажусь на станции подземки.
Я был сбит с толку. Помню, даже подумал: не затем ли приятель явился сюда, чтобы пристрелить меня? Хотя, с другой стороны, мы никогда с ним не ссорились, да он и не мог знать, что я на Гандрене... Эта гипотеза показалась мне настолько бредовой, что впору было озаботиться начинающейся манией преследования.
Я рассудил, что главное – продержаться ближайшие пять-шесть часов, и если в течение этого времени я сумею остаться в живых, значит, мне удастся перехитрить судьбу. Первым побуждением было рвануть во Вселенную, ибо среди звезд крайне редко встречаются типы с бластерами. Я видеофонировал в ангар и связался с бригадиром ремонтников, но моя ракета, разумеется, была не готова, а бригадир, еще не остывший после перепалки, так на меня наорал, что я не исключил, что пальнет в меня из бластера именно этот краснорожий псих, особенно если я сейчас к нему заявлюсь.
Итак, прорыв во Вселенную отпадал, и ближайшие часы, быть может, последние в жизни, мне предстояло провести на Гандрене. Эта планета, изо всех сил стремившаяся стать местом моего упокоения, не нравилась мне все больше и больше. Вдобавок в метро у меня начала развиваться клаустрофобия, а от созерцания сквозь прозрачный пол проносящихся шпал желудок норовил сжаться до размеров фасолины.
