Леона еще не договорила, но Митараи раздраженно замотал головой.
— О чем ты говоришь, какая-то тривиальная загадка, — произнес он с отвращением. — Зачем вам я; любой, наверное, сможет ее разгадать.
— Кроме вас, ни у кого не получается. Лучше послушайте, а потом решите, — сказала Леона, наклонившись к нему.
— Меня больше не интересуют мелкие преступления. Подумаешь, кого-то убили в запертой комнате… Фу! — Митараи издевательски хмыкнул. — Проверьте мотивы всех причастных, проверьте алиби, немного напрягите мозги и шаг за шагом объясните незрячим несложные трюки. И вот — ты, ты, в очках, ты и есть преступник. Эй, полиция, давайте наручники! Вот так!
Митараи повернулся, как пьяный, и безвольно оперся на подлокотник.
— Почему я должен заниматься такой ерундой? Найдется немало других охотников. Разве мало по-настоящему удивительного? Есть ли что-нибудь общее у закона тяготения, определяющего порядок во Вселенной, и закономерностями наследственности у живых организмов? Скорость света постоянна. А что такое свет? И как скорость света связана с генетической динамикой? Подчиняется ли сущность необратимой истории, которая кружится и мчится сквозь время и пространство, тому же закону, что и ДНК, кружащаяся и копирующаяся внутри клетки? Луна и яблоко падают на Землю, подчиняясь одному и тому же закону. Сложная работа Вселенной в итоге сводится к той же простой формуле, в соответствии с которой движется парусный корабль. А раз так, можно ли выразить эмоции всех симфоний и фильмов меняющимися математическими формулами? Мир полон божественных кодов. С какой целью Бог создал этот мир? Это проявление зла или простое озорство? Что было у Бога на уме? Тебе не хочется это узнать? И это касается не только устройства Вселенной. Ответ на этот вопрос таится в истории. Если найти формулу, объясняющую появление и падение цивилизаций, именно в ней будет тот самый хрустальный ключ. Он идеально подойдет и для Вселенной, и для наследственности, и для всяческих катастроф, и для заносчивости цивилизаций, и для геноцида, и для всех замочных скважин, бесчисленных дыр во времени и пространстве. Времени осталось не так много. Мы всего лишь заключенные, ожидающие смерти в клетке времени. В первую очередь нужно разгадать загадку Бога. А вы об убийстве в запертой комнате?.. Фу!
Митараи откинулся на спинку дивана.
— Кроме вас, никто не сможет… — сказала Леона глубоким грудным полушепотом. — Все уже сдались, съемки нашего фильма остановили. Если никто не поможет раскрыть это преступление, мы не сможем снимать дальше.
— Извини, но мне это неинтересно, — холодно ответил Митараи.
— Хорошо, сколько вы заработаете, разгадав загадку Бога? А если разгадаете нашу, мы заплатим сто тысяч долларов. Пятнадцать миллионов иен!
Митараи медленно перевел взгляд на Леону. В этом взгляде сверкало презрение. Актриса взгляд выдержала, но все-таки сломалась.
— Извините, это американский подход. Я вовсе не собиралась завлечь вас деньгами. Знаю, что вы работаете не ради денег. Но хотя бы как знак благодарности… Это поможет покрыть расходы на исследования, которыми вы сейчас занимаетесь. Осталось всего пять дней. Вы ведь сможете разобраться с этим делом за пять дней! А потом вернуться к вашим любимым исследованиям… Считайте, что это подработка на текущие расходы.
Митараи даже не пытался посмотреть в лицо Леоны. Наверное, своим предложением денег она нанесла болезненный удар его самолюбию.
— Когда все в Америке сдались, я поняла, что в мире есть только один человек, способный раскрыть это дело, и живет он в Японии. Все смеялись. Но я была уверена. Нисколько не сомневалась в этом. Потому что хорошо знаю, как вы работаете. И вы допустите, чтобы я так опозорилась?
Митараи раздраженно покачал головой.
— Неинтересно.
— Покажите, на что способен японец! Сейчас хороший случай для этого!
— Национализм был детской болезнью человечества, когда еще не появились НЛО.
— Но все же позвольте объяснить, что произошло. Вас это наверняка заинтересует. Ладно?
Митараи никак не прореагировал, и Леона стала в общих чертах рассказывать о деле. Мне оно показалось достаточно интересным. Если б Митараи был в порядке, он наверняка крикнул бы мне срочно заняться билетами до Нового Орлеана и выбежал из комнаты впереди Леоны. Но сейчас он только пробормотал непонятный набор цифр:
— Сорок шесть, запятая, один-пять-один-девять-два-три-ноль-четыре.
— Господин Митараи… — сказала Леона.
— Митараи? — спросил тот. — Кто это? А? Разве это не квадратный корень из двух тысяч ста тридцати?
Митараи говорил с совершенно серьезным выражением.
Леона встала и подошла ко мне, стоявшему без дела в центре комнаты. Митараи, не глядя на Леону, неподвижно сидел на диване. В повисшей тишине был слышен шум дождя на улице.
— Господин Исиока, в чем дело? Он прямо-таки болен.
Я не знал, что ответить, и промолчал.
— Извините, — с трудом проговорила она.
Вид моего напряженного лица, наверное, показался Леоне забавным, и она рассмеялась. Под влиянием ее смеха я тоже улыбнулся. Я попытался рассказать о смерти собачки, к которой он был привязан десять лет, но не смог продолжить. На глаза Леоны накатились слезы. Она заговорила плачущим голосом:
— Я думала, он железный человек. Но оказалось, что он очень слабый… Жаль видеть его таким, напоминающим сломанный компьютер.
Потом она быстро повернулась к Митараи.
— Наверное, нет смысла вам это говорить, но я вами гордилась. Благодаря вам я, живя в Америке, могла с достоинством говорить, что я японка. Мне совсем нетрудно было напряженно работать даже одной среди множества людей. Все смеялись, когда я сказала, что сейчас же полечу за вами в Японию, а у меня не было сомнений. Я верила, что стоит мне с вами встретиться, и самое трудное дело будет раскрыто… Нет, я и сейчас верю. Что случилось? Объясните. Что вывело вас из строя? Это не могла быть женщина. Только на это и надежда. Но что бы ни случилось, до первого сентября я просто так в Америку вернуться не могу. Я вами гордилась. И уверена, что совершенно права. Не хочу искать никаких других способов. Вы — моя последняя надежда. Последний спасательный круг! Если вы так и будете в нокауте, пока рефери досчитает до десяти, то мне останется только упасть рядом. Я буду стоять там под окном до тех пор, пока вы не скажете: «О’кей, Леона, едем в Америку вместе».
Шум дождя на улице не стихал. Одежда Леоны была совершенно сухая. Наверняка ее привезли сюда те двое охранников. Не успел я подумать, есть ли у нее зонтик, Леона, стуча каблучками, вышла в коридор.
Я не знал, что сказать, и просто стоял молча. Митараи все так же по-стариковски сидел на диване, и когда Леона покинула наше скромное жилище, его захватила ночная тишина, нарушаемая только тихим шумом дождя. Я даже почти всерьез стал сомневаться, а была ли здесь эта красавица, влетевшая и исчезнувшая подобно порыву ветра. Только у двери как свидетельство ее визита остался большой сверток в оливково-зеленой бумаге, который она принесла с собой…
Я растворил окно, протиснулся мимо колонки и вышел на балкон. И тут увидел Леону, одну, стоящую без зонта на противоположной стороне улицы.
Она стояла прямо под уличным фонарем. Освещаемые холодным светом ртутной лампы капли дождя выглядели некой белой пылью, осыпавшей одну лишь Леону. В лучах голубовато-белого света они плясали на ветру. Но промокшие волосы актрисы не шевелились. С места, где я стоял, было отчетливо видно, как намокают под дождем ее дорогой льняной пиджак и свободные темно-синие брюки.
И даже видя это, я, как ни странно, не верил, что все происходит в действительности. Фигура Леоны выглядела настолько утонченно, что, казалось, я смотрю какой-то фильм. Просматривая женские иллюстрированные журналы, можно было заметить, что в последнее время молодые японки подражают прическам и одежде Леоны, и никто не поверил бы, что эта похожая на Леону Мацудзаки, девушка, которая стоит на тротуаре в Басядо, только что приехала из Голливуда. Она, покорившая весь мир, отбросила гордость и продолжала стоять под дождем ради совершенно неизвестного по сравнению с ней Митараи… Сердце сжималось от этой картины.
