что он сейчас чувствует.
Я несколько раз перечитала эти строки, и так хотела написать ему, что это было не так. Томас, ты оживил меня, даря незабываемые дни, которые я не смогу позабыть никогда. А то, что сейчас боль душит меня, разве это имеет значения, когда ты делал меня счастливой.
Для тебя я была желанна, я чувствовала себя любимой и кому-то нужной. Это и вправду превосходное было чувство.
Когда раздался щелчок закипевшего чайника, он сразу вывел меня из моих мыслей. Налив себе крепкого кофе, я насыпала в него несколько ложек сахара, и снова стала долго размешивать.
Как вдруг раздался звонок в дверь, немного опешив, кто мог прийти в такую рань, я стала как можно скорее мчаться к двери, надеясь, что это Томас приехал ко мне, чтобы просто сейчас обнять и забрать всю мою боль, которая разрушала меня изнутри.
И хоть я была сейчас еще сонной, мне стало все равно, как я выгляжу, главное было увидеть его, ощутив снова до боли родной и любимый запах.
Но, когда я открыла дверь, все мои надежды рухнули, ведь в проеме стоял Тремор, продолжая держать в руках какой-то жалкий букет цветов.
Глава 39.
— Можно? — спросил банально он, своим противным голосом, который я просто терпеть не могла.
Ничего не ответив ему, я направилась обратно на кухню, где меня ждал мой недопитый кофе.
Через несколько секунд, Тремор направился за мною, протягивая мне цветы.
— Спасибо, — смогла лишь выдавить из себя я. Ради какого-то приличия, мне пришлось встать и налить в вазу воду, чтобы они не засохли.
— Как прошла ночь? — спросил Тремор, без разрешения присаживаясь на стул.
— Нормально, — солгала я, снова начиная вспоминать, как Томас был со мною рядом. — Тебе кофе налить?
— Я был бы не против, — ответил он, продолжая навязчиво смотреть за каждым моим движением. Когда я протянула ему кружку, он сразу же вцепился в нее, начиная делать порывистые глотки. — Девочки еще спят?
— Как видишь, — ответила лишь я, продолжая рассматривать узоры на столе.
— Прости за вчерашнее, я не знаю, что на меня нашло. Я не хотел тебя обидеть.
Я промолчала, ведь, по сути, от его извинений мне не было не холодно ни жарко.
— Может, сходим куда-нибудь сегодня? — предложил он, продолжая свои жалкие попытки начинать разговор.
— Не думаю, что это хорошая идея, — отрезала я, осознавая, что он слишком торопит события.
— Почему ты не хочешь идти ко мне на встречу? Зачем ты выстраиваешь эту стену между нами?
— Нет никакой стены, — монотонно ответила я. — Все просто происходит слишком быстро. Дай мне немного времени.
Тремор положил свою руку на мою ладонь, от чего мне стало дико неприятно. Какими же противными мне показались его касания, или я просто стала чувствовать вину перед Томасом, что позволила дотронуться до себя другого мужчину.
Впервые за все это время, я поднимаю на него глаза, и замечаю, что он смотрит из стороны в сторону, словно что-то хочет мне рассказать. Но не знает с чего начать.
— Говори уже, — сказала я. — Ты ведь только ради этого пришел.
Тремор еще долго молчал, словно собирался с мыслями, и это молчание начинало меня раздражать.
— Ты помнишь Сару? — вдруг неожиданный для меня вопрос задает он, то чего я явно не ожидала сейчас услышать.
— Помню, — ответила я, хоть и давно ее не видела, после того как она уволилась с нашей организации, мы совсем перестали поддерживать связь.
— Она тебе ничего не говорила?
— Например?
— Правду.
— Какую? — терпеть не могла, когда кто-то говорил загадками, особенно когда это делал Тремор.
— От которой, ты окончательно поменяешь свое мнение о Томасе, — я видела с какой агрессией он произносит это имя.
Я напряглась, и снова почему-то в голове вспыли слова из сегодняшнего сна.
«Изначально этого не было в плане».
— Что она тебе рассказала? — мое тело затряслось, голос почему-то задрожал в ту секунду.
— Все это время он, — Тремор не успел договорить, потому, что в кухню забегает Алиса и начинает визжать от того, что увидела папу.
Она сразу кидается в его объятия, начиная, что-то увлекательно рассказывать. Через пару минут проснулась и Милиса. Они окружили Тремора, начиная делить его.
В то время как мои мысли стали разрывать мою голову, что Томас сделал такого, что я навсегда поменяю мнение о человеке, которого люблю больше жизни?
Я прекрасно понимала, что при детях мы так и не сможем продолжить эту тему. Я дождалась, пока проснется мама, и передала девочек в ее расположение.
— Все хорошо? — спросила она.
— Не знаю, — честно ответила я. — Нам нужно с Тремором прогуляться, накорми пока деток, мы скоро вернемся, — тогда я еще не думала, что этот разговор затянется настолько долго.
Я накинула на себя куртку, ведь дождь продолжал литься с самого утра. Тремор не стал противиться, поэтому пошел вслед за мною. В лифте мы ехали, молча, как жаль, что кабинка была настолько маленькой, что мне приходилось практически вплотную стоять с ним. Какой же ужасный у него был парфюм, хоть он всегда покупал дорогие одеколоны, запах все равно у них был отвратительный.
Ведь у Тремора никогда не было вкуса.
Когда мы вышли на улицу, я сразу прониклась под ливни дождя, даже не соизволив накинуть на себя капюшон.
— Может, посидим в моей машине? — предложил он.
— Не растаем, — отрезала я, продолжая уверено делать шаги по лужам.
Когда Тремор догнал меня, я продолжила молчать, давай всем своим видом понять, что я жду продолжение истории.
— До того как вы начали отношения с ним, Сара ведь была близка с Томасом, — начинает бормотать он.
— Он просто ей нравился, ничего больше с его стороны не было, — защищала Томаса я.
— Я не думаю, что Сара лгала бы мне.
— Где вы вообще встретились с нею?
— Неделю назад, мы увиделись с ней в одном из торговых центрах. Она спрашивала как ты там, и рассказала мне обо всем, что было на самом деле.
— Хватит говорить поверхностно.
— Все это время, он играл с тобою, — прямо в лоб говорит мне Тремор. — Когда ты только появилась в тех стенах, Томас заключил пари со своими коллегами, что добьется тебя, влюбит тебя в себя, разрушит твою семью, а потом просто возьмет и исчезнет.
Слезы непроизвольно хлынули с моих глаз, которые капли дождя сразу же смыли с моего лица.
— Скажи, что ты солгал? — я не знаю, как мой дрожащий голос, смог выдавить из себя сейчас эти слова.
— Нет, Николь, все это время,