Литтров сел на круглый табурет. Указывая зонтиком в небо, заговорил:
- Чтобы лучше разобраться в мире звезд, еще древние ученые поделили его на участки. Затем в каждом из них произвольно сгруппировали звезды в различные фигуры - созвездия.
Прочертив по воздуху несколько небольших кругов, Литтров опустил свой зонтик. Взгляды притихших студентов невольно блуждали по небу, но четкой группировки созвездий не улавливали.
- В пестром узоре небесной карты, - продолжал тем временем Литтров, нам лучше сначала найти созвездие Большой Медведицы. Этот светящийся "ковш" семи ярких звезд и будет нашим главным небесным ориентиром. Если мы проведем прямую линию через две крайние звезды кверху, то наткнемся на яркую Полярную звезду. Она видна в любое время года. С этой звезды, пожалуй, и начнем наше первое небесное странствие, пользуясь моим астрономическим зонтиком.
Литтров поднял его над головой, нажав пружину. Зонтик с лёгким шорохом раскрылся.
- Дайте свет, - попросил профессор.
Симонов поднял фонарь повыше.
У студентов вырвались возгласы удивления: там, на черном шелковом поле зонтика, изнутри были вышиты созвездия северного небосвода с Полярной звездой в средине.
Установив зонтик наклонно по направлению к Полярной звезде, Литтров повернул его так, что положение вышитой Большой Медведицы точно совпало с Большой Медведицей, снявшей в пебе. Затем, показывая то на "узоры"
зонтика с надписями, то на созвездие в пебе, начал он объяснять расположение и всех других созвездий.
Очарованные Литтровым, юноши вернулись в университет глубокой ночью.
С этих пор Николай "заболел" астрономией. Каждый вечер, дождавшись темноты, бежал он в обсерваторию и, направив большую зрительную трубу в небо, долго не мог от нее оторваться. Новый мир, потрясающий своим величием, изо дня в день раскрывался перед ним все шире и глубже. Там, где простой глаз видел две-три звезды, телескоп открывал их сотни. Казалось, миру звезд нет конца.
Впервые увидев четыре спутника Юпитера, он тогда не только восторгался тем, что сама природа будто в назидание человеку поместила в небе миниатюрную модель системы Коперника, но и задумался: что же заставляет их вращаться. В чем причина всякого движения?
Эти вопросы неотступно преследовали Николая.
Рассвет, заглядывая рано утром в окно спальни, все чаще заставал его склоненным или над потрепанным фолиантом в кожаном переплете, или над книгой, отпечатанной совсем недавно. Труды великих ученых и мыслителей древности сменялись новейшими работами по философии, астрономии, которыми снабжал его профессор, восхищенлый способностями своего ученика. В поисках ответов на свои вопросы Николай обращался ко всем философам.
- "Так как природа есть начало движения и изменения, а предметом нашего исследования является природа, - читал он у Аристотеля в его "Физике", то нельзя оставлять невыясненным, что такое движение: ведь незнание движения необходимо влечет за собой незнание природы..."
Но чем дальше углублялся он в эту "Физику", тем чаще пожимал плечами. Было непонятно, почему Аристотель, допустив наличие в природе внутреннего движения, приходит к выводу, что "все движущиеся тела приводятся в движение чем-нибудь", что "должен существовать неподвижный первичный двигатель".
Автор "Альмагеста" - самой древней из дошедших до нас книг по астрономии, - Клавдий Птолемей также объяснял движение планет существованием особого двигателя.
Не давали ответа и современные ученые, хотя и отводили этому вопросу большое место в своих рассуждениях. Лобачевский с жадностью прочитал "Начальные основания умозрительной и опытной физики". Автор этой книги профессор Харьковского университета Афанасий Стойкович - посвятил "явлениям движения" целую главу.
"В естестве нет покоя, но все переменяет отношения свои в пространстве, то есть находится в движении, - писал он. - Материя и ее движение образуют целую природу... Но материя сама по себе не может прийти в движение, и в сем отношении мы рассматриваем ее как нечто мертвое..."
Лобачевский развел руками: выводы профессора уводили куда-то в сторону.
"Если ученые правы, - размышлял он, - то получается, что пространство, движение и материя существуют каждое самостоятельно и независимо друг от друга. Значит, между ними нет никакой внутренней связи. Но, в таком случае, как же объяснить, что планеты вокруг Солнца движутся не беспорядочно, а вполне определенно, подчиняясь общему закону тяготения?.."
Волнуясь, Николай вставал, мерил шагами комнату.
И каждый раз, когда приближался к голой стене и вынужден был возвращаться назад, ему казалось, что совсем другая, только невидимая стена так же вот вырастает на пути его раздумий и поисков. Он опять натыкался на те же три первоосновы: тело, трехмерное пространство и движение.
Так, чем бы Лобачевский ни увлекался в своих поисках, что бы ни изучал, проблема построения геометрии занимала его постоянно.
Размышляя о причине движения небесных тел на площадке обсерватории, он продолжал настойчиво искать, в чем же заключается то исходное, общее начало всех начал, что способно рассеять облака противоречий, внести логическую стройность и гармоническую простоту в запутанный ворох мнений. Может, именно в этом и лежит путь к постижению важнейшей тайны геометрии, в которую он так пытливо мечтал проникнуть.
Однажды, рассказывая о том, как человечество поднялось к высотам познания Вселенной, Литтров затронул вопрос об истории открытия закона всемирного тяготения.
Лобачевский слушал его внимательно.
- Еще древнегреческий астроном Аристарх Самосский, наблюдая за движением планет в небе, догадался, что все они, вместе с нашей Землей, ходят вокруг Солнца и в то же время все имеют собственные суточные обращения, - говорил профессор. - Но такое утверждение Аристарха показалось его современникам нечестивым и оскорбляющим богов-планет, которых он заставил вертеться в пространстве...
Лекция Литтров а была подробнейшим обзором всех систем и открытий в астрономии от Аристарха Самосского до Коперника.
- И никто из них не мог объяснить, какая сила заставляет планеты вращаться вокруг Солнца, - заключил профессор. - Пока причину этого движения впоследствии не открыл Исаак Ньютон. Его закон всемирного тяготения одинаково незыблем во всех своих проявлениях. Падает яблоко его притягивает к Земле та же сила взаимного тяготения масс, которая удерживает Землю на ее орбите около Солнца...
Дождавшись конца лекции, Лобачевский подошел к Литтрову.
- Господин профессор, не сможете ли вы разъяснить мне один вопрос?
- Пожалуйста. Сколько угодно.
- В своих "Математических началах естественной фи-"
лософии" Ньютон подробно изъяснил небесные явлениям морские приливы, однако нигде не указал причины самого тяготения...
- Довольно того, молодой человек, - ответил ученый, - что тяготение на самом деле существует и действует согласно изложенным законам. Таким образом, двери открыты - нам предоставлен доступ к плзнанию прекраснейших тайн природы. Вас это не удовлетворяет?
Николай медлил с ответом, но Литтров не торопил его.
- Нет, не удовлетворяет, - сказал наконец Николай, - Как же объяснить само происхождение солнечной системы, не зная начальных причин движения?
- На этот вопрос отвечу вам словами самого Ньютона, - Литтров достал книгу и раскрыл ее. - Вот, послушайте: "Планеты и кометы, следуя изложенным нами законам, непрестанно обращаются по орбитам постоянного рода и положения. По законам тяготения они продолжают оставаться на своих орбитах, но получить первоначальное расположение орбит лишь по этим законам они совершенно не могли..."
Профессор остановился и внимательно посмотрел на Лобачевского.
- Так что ваш вопрос вполне уместен, - продолжал он. - А вот что написано дальше: "Такое изящнейшее соединение Солнца, планет и комет не могло произойти иначем, как по намерению и по власти могущественного и премудрого существа..."
- Значит, солнечная система получила тяготение от бога? - спросил Николай. - Значит, и всякое движение нуждается в объяснении посредством первоначального толчка, или так называемого первого двигателя в виде премудрого творца?
- Объяснения другого пока мы не знаем, - ответил профессор. - Может, вам, Лобачевский, удастся придумать что-либо лучшее. Ибо до сих пор окончательная истина еще никому не известна. Со времен открытия закона тяготения никто не мог описать механизма, скрытого за этим законом, не повторив того, что уже сказано было самим Ньютоном. Так что пока нет у нас иной модели для теории тяготения, кроме чисто математической.
Николай молча поклонился и вышел из комнаты. Не заметил он, с каким интересом смотрел ему вслед ученый.
"Выходит, и пылинки в световом луче двигаются по воле бога. Будто нет у него более важных дел, чем швырять их из одной стороны в другую", размышлял тем временем Николаи, спускаясь по лестнице так поспешно словно хотел уоежать от осаждавших его мыслей.
