Да, Тарану надо в цирке работать! Канатоходцем он уже был, собак дрессировал, теперь на фокусника учится… Теперь бы еще из машины выбраться как-нибудь! Джигитовкой заняться, что ли, спрыгнуть на скаку?!
Но этого не потребовалось. «Газель» приготовилась делать правый поворот из узенького переулка на оживленную улицу и остановилась, пропуская поток машин. За задним бортом «Газели» никакого транспорта не было, и Таран вместе с кейсом и пакетом попросту вылез на мостовую и незаметно для водителя вышел на тротуар. Возможно, тот и увидел Юрку краем глаза, когда выворачивал на улицу, но даже и подумать не мог, что этот парень у него в кузове прокатился…
Куда дальше топать, Таран, по правде сказать, не знал. До дома было не больше десяти-пятнадцати минут ходьбы, но идти туда он все-таки не решился. Пожалуй, даже не потому, что за себя опасался, а из-за того, что не хотел родителей подставлять. И еще ему очень не хотелось светиться в родном дворе с синяками и ссадинами. Пойдет в народе слух, что Тарана побили. А это ему — «грозе района» — было бы гораздо неприятнее смерти, поскольку за истекшие два дня он еще не перестал быть мальчишкой в духовном смысле слова.
В принципе, с этой точки зрения, не стоило особо шастать и по близлежащим улицам, потому что тут его каждая собака знала. Именно поэтому Юрка решил поскорее укрыться в ближайшем подъезде, подняться на чердак и там маленько отдышаться от ночных приключений, а заодно помыслить над тем, как действовать дальше.
Часть третья ДОЛГ ЧЕСТИ
Радушный прием
Странно, но, входя в подъезд, он воспринимал его именно как первый попавшийся, хотя в общем-то знал, что здесь живет Надька Веретенникова, у которой он в школьные годы несколько раз бывал на днях рождения. У него и в мыслях не было к ней заходить, тем более что, по идее, ее могло еще и дома не быть.
Однако в тот момент, когда Таран уже топал по лестнице на площадку между первым и вторым этажами, позади него хлопнула дверь подъезда, и бойкий голосок окликнул:
— Эй, вы не меня ищете, гражданин Таран?!
После чего послышалось звонкое «шлеп-шлеп-шлеп» кроссовочных подметок по ступенькам и госпожа Веретенникова настигла гражданина Тарана.
Лучезарная улыбка — рот до ушей, хоть завязочки пришей! — сразу испарилась и заменилась испугом, когда Надька увидела, каков внешний вид ее бывшего одноклассника.
— Ой… — вырвалось у нее. — Юрик! Идем скорее!
И так резко ухватила Тарана за руку, что он волей-неволей потащился за ней, успев только пробормотать:
— У тебя. мать с отцом в обморок грохнутся, если меня увидят…
— Не грохнутся. Они в деревню уехали. Я одна в городе сижу.
Надька затащила Тарана на третий этаж и отперла квартиру.
Когда Юрка вошел, она включила свет в прихожей и всплеснула руками:
— Ужас! У тебя же вся одежда в крови! Как же ты по улице шел?!
— Меня на машине подвезли… — пробормотал Таран, держа в руках свой «багаж» и не решаясь никуда поставить ни пакет с автоматом, ни кейс с компроматом.
— Снимай все скорее и лезь в ванну! — решительно приказала Надька. — Да поставь ты это!
И ухватилась как раз за пакет…
— Ой! — испуганно охнула она. — Это что? Оружие?!
— Тихо ты! — прошипел Таран, которому показалось, что их на лестнице могут услышать. И поспешно положил кейс на тумбочку, а поверх него пакет, в котором отчетливо брякнула антабка автоматного ремня.
— Ты что, с бандой связался? — растерянно пролепетала Надька.
— Нет, это она со мной связалась, — буркнул Таран. — Зря ты меня к себе привела… Неприятности могут быть.
— Я понимаю… — кивнула Надька. — Но тебе ж, наверное, деваться некуда, раз ты ко мне пришел…
— Вообще-то ты права насчет «некуда деваться», — согласился Юрка. — Только, если по правде, я не к тебе шел. На чердаке у вас хотел спрятаться…
— Ну и дурак! Что бы там делал? Лег и с голоду помирал?! Иди мойся, на фиг!
— А переодеваться во что? — Юрка некстати вспомнил, что вот так же было, когда они с Дашей прибежали с Симеоновской…
— Ну, найду тебе что-нибудь.
В ванной Юрка снял себя как раз ту одежду, которой оделила его Даша. Когда раздевался, из-под майки выпала аптечка с Шуркиными «дозами». Таран положил ее на умывальник. Когда остался голышом, то впервые после мордобоя на ферме осмотрел себя как следует при ярком свете. Если на роже был только один синяк под глазом, то на теле их оказалось еще штук пять. На ребрах, на плече, на бедре… И царапины были, и ссадины. Кулаки были ободраны здорово. Большую часть всех этих увечий он, конечно, получил на ферме, но мог и поцарапаться и в лесу, и в том подъезде, где Шурку ножом ткнули, и на стройплощадке… Кроме того, на него много Шуркиной крови налипло. Когда Таран стал смывать ее, у него на глаза вдруг слезы навернулись, чего с ним давненько не бывало.
Вот уж действительно ни черта не поймешь. Ну, кто она ему была? Никто. Чужая, психованная, старая (Тарану все бабы старше двадцати пяти казались пожилыми), проститутка, которая взялась невесть откуда. Он не ее выручал там. на скошенном лугу, себя спасал. И потом сам не рад был, когда она после укола беситься начала. Но вот поди ж ты — грудью его от ножа закрыла… А он ничем ей не помог, ничем! Надо было туда в огонь броситься, самому изжариться или ее вытащить! А он сбежал, испугался за себя, поступил, как… Дашка продажная. Да, именно так!
Ненависть к самому себе так и забушевала в Тарановом сознании, заодно перемешиваясь с не менее сильной, хотя и притупившейся за последние часы ненавистью к Даше. Все беды, вся боль, вся мерзость от нее, заразы! Она, стерва поганая, тварь вонючая, его во все это втравила! Обманула, продала, вынудила стать убийцей, потом опять продала! Ладно, хрен с ними, с бандитами, которых из-за нее уже почти десяток на тот свет отправился, хотя они тоже люди и помирать не хотели! Но ведь она и таких людей, как Крылов и Душин, погубила. С Крыловым, правда, Таран мало общался, но если он был другом Душина, то, несомненно, был человеком прекрасным. Таран свято верил в поговорку: «Скажи мне, кто твой друг, и я скажу тебе, кто ты». Таран впервые в жизни не в кино увидел и не в книжке прочитал, как ведет, себя перед смертью настоящий человек, настоящий мужчина, настоящий боец. Хотя он только сутки знал этого отставного офицера и до боя на ферме двумя словами с ним не обмолвился, но то, как он умирал, Юрка видел своими глазами. И теперь все надежды Тарана были связаны с тем телефоном, который ему дал перед смертью Алексей Иванович.
И вот такого человека, который во сто тысяч крат лучше, чем она или сам Таран, проклятая Дашка погубила! Подло, мерзко, в «благодарность» за проявленную доброту, за ужин и кров, который им предоставили в трудную минуту. Хотя Душин мог бы их и на порог не пустить! Не пустил бы — и был бы жив сам, и Крылов тоже. И он, Таран, сейчас бы не чувствовал своей вины перед ними…
— Юрка! — постучала Веретенникова в дверь ванной. — Я тебе тут бельишко нашла, около двери на стиральную машину положила. Приоткроешь дверь, руку протянешь — и возьмешь. Ты меня слышишь, а?
— Слышу… — глухо отозвался Таран, перешагивая через борт ванны. Вытерся осторожно, стараясь болячки не повредить. Потом достал со стиральной машины майку и трусы. Еще и шлепанцы обнаружились, видать, Надькиного папаши.
— Ну, ты уже оделся? — поинтересовалась хозяйка.
— Вроде да… — отозвался Таран. — Ежели б еще треники нашлись, тогда б совсем хорошо было.
— Нету, к сожалению, — вздохнула Надька, выходя из кухни, где, судя по запаху, яичница жарилась. — Ой, да ты ж весь избит!
— Ерунда… — поморщился Юрка.
— Слушай, давай я тебе хоть йодом ссадины помажу! Загноиться ведь могут.
— Нечего мазать, я уже сутки так хожу, ничего не гноилось… — проворчал Таран. — Э, а где мои вещи?!
— Я их к себе в комнату унесла, в шкаф спрятала. Не лежать же им в прихожей?
— А к тебе кто-то зайти собирался? — спросил Таран настороженно.
— Вообще-то нет. Может, конечно, Майка зайти, но ближе к вечеру. Она же знает, что я с ночи пришла.
— Так ты небось спать хочешь, — заметил Таран, — а я тебе хлопот наделал…
— Ничего ты не наделал! — заторопилась Веретенникова. — Во-первых, меня сегодня раньше времени с работы отпустили, а во-вторых, у меня вообще два дня отгула. Так что отосплюсь.
— Телефон у тебя есть? — спросил Юрка.
— Есть, а что?
— Мне, может быть, позвонить придется… — Таран не знал, стоит ли говорить об этом Надьке и стоит ли звонить с се телефона.
— Ну и звони, если надо.
— Спасибо. Это мне не сейчас, попозже понадобится… Слышь, а ты вообще-то не боишься меня пускать? Тем более ничего не спрашивая…
— Не-а, — ответила Надька. — Я знаю, что ты ничего плохого сделать не можешь. А спрашивать я не люблю. Захочешь — сам расскажешь, не захочешь — твое дело… И вообще, иди есть. Яичница на сковороде, с колбасой жареной. Чайник тоже закипает. А я пойду душем окачусь.
