— Куда ты меня везешь? — подала голос Толстая Задница. «На тот свет!»
— В Питер.
— Я понимаю, что в Питер.
— А зачем тогда спрашиваете?
Толстуха заткнулась. А Тамара уставилась в окно, гадая, ездил ли сегодня Денис в заброшенное «Простоквашино». А если не ездил, то как там без него обошлись две несчастные женщины и семеро ребятишек. А вдруг, не дай Бог, кто заболеет? Ведь там даже нет телефона, чтобы вызвать врача.
«Завтра же отвезу туда сотовый, — решила она. — Хотя, нет, не получится. Завтра День Коронации Энглер. Пропускать нельзя. Опаздывать тоже. Что ж, тогда послезавтра.
Проклятье! И все-таки как же жалко эту старушку. Стоящую на крыльце, машущую рукой на прощанье и даже не предполагающую, что снова увидеть любимую дочку ей не суждено».
МОНУЧАР
Вот уже скоро три года, как на воровском сходняке было решено, что Монучар достаточно потрудился на блатной мир и заслужил себе пенсию. Может с легкой душой уходить на покой. Поправлять расшатанное несколькими ходками на кичу здоровье. И хотя бы на старости лет вкусить прелестей тихой, не испоганенной постоянными разборками и нервяками жизни. Грузин распродал все свое имущество в России, и вырученных за это денег, а также того, что накопил в одном из банков на Кипре, с избытком хватило на покупку крошечного островка в Эгейском море, с большим виноградником и богатой усадьбой. Там Монучар и решил доживать свои дни в обществе юной любовницы-турчанки, четверых курдов-охранников и троих человек прислуги. Он наконец пришел к тому, о чем мечтал с самого детства — к абсолютно беззаботному существованию, когда можно не думать ни о выстрелах киллеров, ни о ментовских наездах, ни о том, что в любой момент жизнь может повернуться к тебе задницей, ты в одночасье лишишься всего и окажешься нищим бомжом. Всё, что необходимо, было теперь под рукой. И это-то неожиданно и оказалось самым паршивым, потому что в качестве гарнира к спокойной и обеспеченной жизни была подана такая отрава, как скука — настоящий наркотик, который сразу же подчинил себе всё сознание, всю волю. Не прошло и полугода, как островок начал болезненно ассоциироваться с локалкой, двухэтажный особняк на берегу теплого моря — с бараком, а курды-охранники — с цириками.
— Я здесь свихнусь, — однажды признался Монучар своей турчанке. Она не поняла. Она знала по-русски только несколько фраз.
— Ны понымай, любимый.
— Конечно! Куда тебе, скважина…
Грузин попробовал путешествовать. Сначала съездил на две недели в Малайзию, потом слетал во Флориду. Никакого удовлетворения эти поездки не принесли. Тянуло обратно в Россию. Или в Аджарию. Но в эти края все пути были перекрыты. Оставалось закисать на ставшем ненавистным островке, играть с охранниками в шары и материть себя, идиота, добровольно избравшего заточение в монастыре. Казалось, так в этом монастыре, в одной постели со скукой, и суждено встретить свой смертный час.
Но однажды грузин совершенно случайно увидел по одному из российских телеканалов передачу…
Кажется, это были какие-то новости.
Репортаж о диверсиях, которые были совершены на нескольких предприятиях концерна «Богатырская Сила»; о детях, погибших в результате одной из этих диверсий.
Кадры, на которых внебрачная дочь основателя концерна Василия Богданова Виктория Энглер болталась по улочкам какого-то маленького российского городка, разговаривала с какими-то женщинами, театрально выдавливала из себя слезу.
Монучар даже приподнялся с дивана.
Слишком уж хорошо за несколько лет он изучил эту девицу!
Это была Тамара Астафьева!
«Да нет, не Тамара. Ведь они с Богдановской дочкой были как сестры-близняшки. Немудрено и перепутать. Тамары, скорее всего, уже давно нет в живых. Или, в лучшем для нее случае, она надежно упрятана на самый глухой, недоступный дальняк.
Нет, не Тамара!»
Убедить себя в этом не удалось. В течение трех недель Монучар безуспешно пытался выкинуть из головы мысль о том, что видел по телевизору свою бывшую наложницу. Но эти навязчивые думки всё больше перерастали в уверенность. Звериное чутье бывалого уголовника подсказывало, что в Питере уже во второй раз подряд произошла какая-то хитрая рокировка. Тамара и наследница Богдановских миллиардов опять поменялись местами. А если это, действительно, так, то вот вам, пожалуйста, отличная возможность развеять проклятую скуку, заняться прибыльным делом.
«Как жаль, что нельзя съездить в Питер, — задумался грузин. — Но ничего, это вовсе необязательно. Дирижировать оркестром можно и из Греции, а оркестранты, которые исполнят свои партии в России, всегда под рукой».
3-го декабря, когда Виктория Энглер беспечно праздновала утверждение наследства, Монучар связался по телефону с Ираклием — одним из своих земляков, давно поселившимся в Питере, — и пригласил его в гости на новогодние праздники.
— Н-не обещаю, — засомневался Ираклий. — Жена, семья…
— Приезжай с семьей. Места достаточно, дорогу я оплачу.
— Хорошо, мы приедем. Генацвале, а что произошло?
— Приедешь, расскажу. Появилась возможность поднять конкретные бабки. Огромные бабки! — эффектно завершил разговор Монучар.
Он не сомневался, что Ираклий сумеет выполнить его поручение и навести о Тамаре и Виктории Энглер подробные справки. К этому моменту все сомнения практически без осадка растворились в полной уверенности: Тамара нарезала с зоны, куда ее вместо своей дочки определил Василий Богданов, и опять подменила ее, на этот раз уже на воле.
И вовсю жирует, паршивка!
Не хрен! Пускай делится!
Глава пятая
СТРАШНЫЙ ДОКТОР БАРМАЛЕЙ
ВИКТОРИЯ ЭНГЛЕР
3-4 декабря 1999 г. 19-20 — 01-00.
День Коронации прошел на удивление гладко. Никаких эксцессов, никаких неприятных подарочков. Неинтересно. Шикульский не только не учинил мне на праздник обещанной пакости, но даже, подонок, не позвонил, не поздравил.
Зато накануне я получила поздравления из Москвы от чуть-чуть оклемавшегося после моего визита Валерия Сергеевича.
— Виктория Карловна, вашу просьбу я выполнил. Вопрос об отсрочке решен, — отчитался он. И осторожно спросил: — Всё нормально?
Было понятно, что он имеет в виду. Теперь бедняге-чиновнику суждено доживать жизнь в постоянном страхе за то, что мне вдруг приспичит пустить в ход тот компромат, которого я наковыряла целый воз. И маленькую тележку. С горкой.
— Всё нормально, Валерий Сергеевич. Не беспокойтесь. Если хотите, приезжайте завтра ко мне. Будем праздновать, — ляпнула я и тут же прикусила язык. В свадебных генералах я не нуждалась. На фуршет был приглашен узкий круг самых близких знакомых.
Но Валерий Сергеевич, к счастью, сослался на непомерную занятость. И ужасное самочувствие.
«Конечно, как же без этого после моих посещений! — порадовалась я. — Теперь тебе, извращенец, целый месяц предстоит жить на пилюлях!»
В четверг вечером Тамара, действительно, как и обещала, доставила из Неблочей Светлану Петровну. Я стояла возле окна и наблюдала за тем, как толстуха, облаченная в длинную шубу, вылезла из «Навигатора», как ее совсем не любезно подхватил под локоток один из стояков и повел к гаражу, откуда был вход в подвал. Следом за этой парочкой торжественно вышагивала довольная собой Томка.
— Ну, и как? — поинтересовалась я у нее, когда она вернулась в дом и принялась прыгать по холлу на правой ноге, стягивая с левой тесный сапог.
— Ништяк! Недовольна! Она, похоже, считала что ей здесь предоставят апартаменты. А вместо этого присобачили браслетами к бойлеру. Пойдешь к ней?
— Не сегодня. Не хочу себе портить праздник. Может быть, завтра. Скажи парням, чтобы поставили этой гадине воду. И дали пожрать.
Я не узнавала саму себя: «Что происходит? Сколько лет я ждала этого сладкого мига, когда смогу лично предъявить Толстой Заднице счет. И вот, пожалуйста, иди предъявляй. Но почему-то мне этого абсолютно не хочется. Остыла? Да вроде бы, нет. Уже напилась достаточно крови, больше не лезет? Возможно. Противно? Скорее всего, так. У меня такое чувство, что если сейчас переговорю со Светланой Петровной, то вымажусь в чем-то липком и гадком. Это неприятное ощущение появилось еще раньше, когда в подвале валялся похмельный и жалкий дядька Игнат. Сейчас оно только набрало силу».
— Я сейчас сама схожу к ней. У меня есть кое-какие вопросы насчет «Простоквашина». Хорошо? — спросила разрешения Томка.
«И чего спрашивать?»
— Конечно, сходи, — сказала я и достала из кармана халата затренькавшую телефонную трубку.
Звонок из Финляндии. Эльмар. Приедет завтра утром. Один. Хуго себя плохо чувствует.
«Да что же вы все такие болезные!» — сразу вспомнила я Валерия Сергеевича. Засунула трубку обратно, подбросила дровишек в камин, развалилась в кресле, закинула ноги на журнальный столик. Тепло. Уютно. Тоскливо. Геморрои закончились и, не минуло и дня, как я опять начала загибаться со скуки.
