– Очень просто. Порядочный пес старался бы облегчить мое существование. А эта старая развалина… А! Пустой разговор.
Она спрятала клочок обоев в карман. Света искоса смотрела на нее и пыталась представить, как эта женщина бестрепетной рукой швыряет за окно Тихона. Но в этой сцене ей виделась прежняя Стрельникова, в черно-бело-красных тонах: с алой помадой, продуманным макияжем, прической-шлемом. А не уставшая бледная женщина, всю ночь бегавшая во двор с ненужным ей старым псом.
– Отдам его в приют, – рассуждала вслух Стрельникова. – Им за это деньги платят.
– Не платят, – тихо поправила Света. – Там волонтеры.
– Что, просто так приезжают?
– Да, просто так.
– Откуда вы знаете?
– Я тоже когда-то приезжала. Точнее, приходила. Рядом с моим домом был приют, он потом переехал.
– А зачем вы это делали? – удивилась актриса. Она повернула голову и впервые посмотрела прямо на Свету.
А Света взглянула прямо на нее. Анна Васильевна рассматривала девушку так, словно пыталась понять что-то. Света вцепилась глазами в ее лицо, изо всех сил стараясь найти подтверждение их с Дроздом версии.
Она никогда никому не объясняла, зачем посещала приют. Это было в то время, когда Дрозд получил грант и почти на год уехал в Америку.
– Я никому не была нужна, – сказала Света. – Или мне так казалось. А собакам – была. Они мне радовались, поднимались на задние лапы, а передними вставали на сетку, так что она продавливалась. Я их выгуливала, кормила, гладила. Им в приюте очень не хватает ласки. Там многие собаки – бывшие домашние. Их гладишь, а они тебе улыбаются всей пастью. И хвостом улыбаются.
– То есть у вас были эгоистичные побуждения, – утвердительно сказала актриса.
– Да, – согласилась Света, – эгоистичные. Но собакам на это наплевать.
Стрельникова задумчиво отвернулась. Света еще полюбовалась на ее профиль, и вспомнила про диск.
– Анна Васильевна, фотографии!
– Ох, правда! Едва не забыла. Все вы со своим приютом, – упрекнула она, как будто это Света рассказывала про собачий понос и ночные бдения.
Она двумя пальцами взяла коробку с диском.
– Спасибо, что привезли. Ну, всего хорошего. Следите за своим котом, иначе от ваших обоев тоже останутся одни ободранные стены.
И тут настал тот момент, который они с Дроздом обсуждали все утро. Не выпуская коробочку из рук, Света бросила взгляд на руки актрисы. И сказала медленно и со значением:
– Вы сегодня без перчаток, Анна Васильевна?
Женщина непонимающе вскинула брови.
– Я была в зале, когда вы уходили с репетиции, – пояснила Света. – Видела, как Петр Иванович возвращал вам перчатки. Вы меня не заметили.
Она очень пристально наблюдала за выражением лица Стрельниковой. Но если та и смутилась, то ничем не себя не выдала.
– Ах, вчера… – Анна на секунду утомленно прикрыла глаза. – Кошмарный был день! Наверное, жара так действует. Со всеми что-то случилось. И со мной, и с Витей… Петр Иванович совсем расклеился – всучил мне вторую пару перчаток.
Света разжала пальцы, и диск остался в руке актрисы.
– Вторую? – переспросила она, ничего не понимая.
– На самом деле первую. Вторая осталась у меня дома. То есть все-таки получается, что вторую.
Света почувствовала, что у нее голова идет кругом.
– Вы носите две пары?
На лице актрисы промелькнуло выражение высокомерного сожаления о низких умственных способностях некоторых. На мгновение она стала невероятно похожа на своего брата.
– Милая моя, что тут непонятного? – снисходительно уронила она. – У меня есть кружевные перчатки, Серафимович привез в подарок из Франции. Прелестная вещь, очень тонкой работы. Вам пока понятно?
– Понятно, – подтвердила Света.
– Петр вчера отчего-то решил, что я забыла их в гримерке, и принес мне. Очень мило, кстати, с его стороны. Но дело в том, что вчера я не надевала перчатки в театр.
«Значит, она все-таки не поняла! – мысленно ахнула Света. – Так до сих пор и не догадалась, что имел в виду Петр Иванович! Наверное, ей даже в голову не пришло задуматься над этим».
«Ну же, напряги память! – хотелось ей крикнуть. – Ты забыла их у Рыбакова! На твоем лице вот-вот промелькнет отблеск воспоминания, в глазах отразится тень страшной догадки – и ты не сможешь спрятать эти чувства. Какой бы прекрасной актрисой ты ни была, как бы ни владела собой, не в твоих силах так притворяться!»
Но лицо Стрельниковой было по-прежнему невозмутимым.
– Я так вымоталась вчера, что взяла эту вторую пару у Серафимовича, не возражая. Хотя у меня было ощущение, что здесь что-то не так. И, разумеется, вернувшись домой, что я обнаруживаю первым делом?
– Что? – подалась к ней Света.
Актриса пожала плечами:
– Собственные такие же.
– Как… Где? – ошеломленно забормотала Света.
– В перчаточном ящике, где же еще.
– Этого не может быть!
– Отчего же? Они лежали там, когда я выходила из квартиры. Не вижу ни одной причины, почему бы они могли переместиться в другое место.
– Но Петр Иванович отдал вам перчатки! Я видела своими глазами!
– Я вам и объясняю, что это не мои! – судя по тону, Анна Васильевна наконец потеряла терпение. Она сердито смотрела на глупую девицу, не желающую понимать очевидных вещей.
Ее раздосадованный голос оказал на Свету неожиданное воздействие: она вдруг успокоилась.
– Вы хотите сказать, пар было две?
– Боже мой, а я о чем вам талдычу уже пять минут! Две, совершенно одинаковых.
Света помолчала.
– Значит, это были не ваши перчатки…
Стрельникова только вздохнула. Кажется, она потеряла надежду что-то объяснить.
– В конце концов, не понимаю, почему вас так это волнует, – устало сказала она.
– Да потому что я не могу разобраться! – воскликнула Света, ни на йоту не лукавя. – Я чувствую себя полной идиоткой!
– Смиритесь, – посоветовала Анна Васильевна.
– Не хочу! Хочу избавиться от этого ощущения.
– Я знаю неплохой рецепт. Берете сто грамм текилы, добавляете…
– Откуда? – перебила ее Света. – Откуда у Петра Ивановича взялась вторая пара?! К тому же точно такая же, как первая?
Стрельникова неожиданно рассмеялась.
– Ах, вот где вы запутались! Теперь я вижу. Да, действительно, вы ведь не осведомлены о его привычках.
Она поднялась. Света тоже встала, напряженно ожидая ее ответа.
– Серафимович имеет обыкновение из всех поездок привозить одинаковые подарки мне и своей дочери, – объяснила Анна Васильевна. – Я ругаю его за это, но мужчины в некоторых отношениях неисправимы! Если Петя видит на витрине что-то подходящее, то приобретает в двух экземплярах. И ему наплевать, что мы ни в чем не похожи друг на друга, и, значит, не можем пользоваться одинаковыми вещами. Возможно, для любой другой женщины это было бы оскорбительно, но я слишком хорошо знаю Петра – он не имеет в виду ничего дурного.
Света пошатнулась.
Дочери?!
Как? Подождите, повторите! Наверное, Света неправильно расслышала. «Одинаковые подарки мне и своей дочери»?!
– Что вы сказали? – прошептала она. – Про дочь?
– Милая, повторять дважды – это весьма утомительно. Я сказала, что иногда Серафимович привозит нам одинаковые подарки. К счастью, не всегда. Но чаще, чем хотелось бы.
Свете захотелось снова сесть. И желательно было бы прислониться к какой-нибудь прочной стене, которая сможет выдержать вес ее распухшей головы.
– Дочери… – ошарашенным эхом повторила она. – Так это его дочери…
– Уж не знаю, где он их подобрал и почему решил что это моя пара, – Анна сделала небрежный жест рукой, означавший, что она не собирается ломать голову над подобной ерундой. – Хорошо, что вы напомнили мне о них. Надо вернуть. Терпеть не могу прикасаться к чужим вещам, они несут на себе ауру хозяев. Подумать только, я могла бы их даже надеть! Фи!
Стрельникову передернуло. Это было непроизвольное движение, не оставившее у Светы ни малейших сомнений в ее чувствах к дочери Серафимовича.
– Дочери… Простите, как ее зовут?
Но Света уже знала ответ. Знала до того, как Анна Васильевна уставилась на нее сверху вниз. До того, как актриса пространно высказалась о поразительной невнимательности некоторых. До того, как напомнила, что у обоих, старшего Серафимовича и младшей, совершенно одинаковые глаза – черные, будто перезрелые сливы, и Света могла бы заметить это.
– Неужели вы не знали, что Лера – дочь Петра Ивановича?
– Кто бы мне об этом сообщил… – пробормотала Света.
– Поздний ребенок, – не слушая ее, заявила Анна. – С ее матерью они в разводе. К счастью, это не тот случай, когда на детях гениев природа отдыхает.
Анна Васильевна милостиво улыбнулась. Вообще-то говоря, она была уверена, что в Лере нет и десятой доли таланта Серафимовича. Но почему бы и не поиграть в великодушие!
– Будет дождь, – известила актриса, глядя в чистое, как вымытая тарелка, голубое небо. – Простите, я вас покину. Этого пса нельзя оставлять надолго в одиночестве. Что бы вы ни говорили, он невыносим! Разбрасывает еду по всей кухне! Этого можно избежать, лишь поставив ему тридцать три плошки, а в каждую по чуть-чуть корма, буквально на дне. Тогда он ест аккуратно.