Я кивнула:
– Я сама всю жизнь на пол грохалась. Не потерплю такого от моих королей, от отцов моих детей. Можешь извиняться, Мистраль, но не падай на колено, словно боишься, что я тебе сделаю плохо. Это не мой метод.
Он глянул на Дойла, тот коротко кивнул. Мистраль подошел к нам, улыбаясь слегка неуверенно.
– Мне, наверное, потребуется какое-то время, пока я привыкну к новому образу действий, но я горю желанием научиться всему, что позволит мне не бухаться на колени.
Я невольно улыбнулась.
– Ну, не знаю. Мне нравится, когда мужчины становятся на колени – ради хорошей цели.
Мистраль не понял.
– Она имеет в виду, что иногда приходится встать на колени, чтобы доставить ей удовольствие, – объяснил Дойл.
Мистраль буквально вспыхнул – никогда не видела, чтобы он краснел. Он отвел взгляд, но все же ответил:
– Я был бы счастлив повторить это с тобой, принцесса.
– Мередит, Мистраль. Зови меня Мередит или просто Мерри, когда мы одни.
Дверь открыли без стука, и я поняла, что за нею Шолто. Он вошел, лицо у него никак нельзя было назвать радостным.
– Что случилось? – спросил Дойл.
– Твоя мать прислала гонца. Она требует доказательств, что ты жива и здорова, в противном случае Благие перейдут от осады к более решительным действиям.
– Они на самом деле хотят вас атаковать? – спросила я.
– Не знаю, решатся ли они, но угрозы весьма правдоподобны.
– Они не понимают, чем рискуют? – спросил Дойл.
– Вокруг нет смертных, которые бы их выдали, а мы нередко позволяем себе небольшие стычки, если никто из людей нас не видит. Из нас никто людям не наушничает.
– Таранис это правило нарушил, когда обратился к людским властям, обвиняя моих стражей в изнасиловании.
– Это было... странно, – сказал Шолто.
– Если мы доберемся до людей, мы ему отплатим той же монетой, только повод у нас – настоящее преступление. – Даже на мой слух мой голос прозвучал мрачно.
Дойл меня обнял, я обвила руками его теплый нагой живот.
– Мы можем поговорить с твоей матерью через Большое зеркало двора. – Выражение на лице Шолто было странное.
– В чем дело? – спросил Мистраль.
– До меня вдруг дошло, что это будет мой первый разговор с тещей.
Дойл вздрогнул под моими руками.
– Я так привык считать Бесабу врагом... Но ты прав. Она мать Мередит.
– Нет. Она меня только родила, – возразила я. – Вы видели, как погибла единственная женщина в мире, имевшая право называться моей матерью. Меня воспитали Ба и отец. Бесабе я нужна лишь затем, чтобы она стала матерью королевы Благого двора. До того, как Таранис проявил ко мне интерес, я для нее была пустым местом.
– Она твоя мать, – повторил Шолто.
Я покачала головой, не пытаясь выйти из кольца рук Дойла.
– Я считаю, что это имя надо заслужить. Вот еще один результат воспитания среди людей. Я не верю, что одно только рождение ребенка дает тебе право так зваться.
– Христиане говорят, что мать и отца следует почитать, – сказал Дойл.
– Верно, но спроси любого американца, и большинство ответят тебе, что это почтение надо заслужить.
– Значит, ты хочешь оставить требование Бесабы без ответа? – спросил Шолто.
– Нет. Она хочет выглядеть пострадавшей стороной. Мы должны продемонстрировать, что повода у нее нет. – Я посмотрела на Дойла. – Надо ли, чтобы рядом со мной были Дойл и Мистраль? Или ты предпочтешь, чтобы разговор вели только я и ты, Шолто?
– Я думаю, нам следует побряцать мускулами, – сказал он и посмотрел на двоих стражей. – Если вы не возражаете, мы с Мередит станем впереди, как положено царю и царице, вы встанете по бокам от нас, а часть моей личной стражи – позади. Давайте им напомним, с кем они хотят драться.
Предложение было всеми одобрено. Шолто сказал с улыбкой:
– Полагаю, у меня найдется одежда для вас обоих, хотя Мистраль будет чуть пошире в плечах. Может быть, набросишь куртку на голое тело – этакий вождь варваров.
– Я надену, что захочешь, – сказал Мистраль. – Я благодарен, что ты позволяешь нам быть при Мередит в такой момент.
– Те Благие, что не боятся слуа, дрогнут при виде Королевского Мрака и Мистраля, Повелителя Бурь.
– Прошло слишком много лет с тех пор, как я обладал властью, заявленной в моем имени.
– У тебя теперь есть копье, когда-то принадлежавшее Громовержцу. Символ власти Тараниса теперь в твоих руках, Повелитель Бурь.
– Мне представляется, что эту информацию Благим выдавать не следует. Они начали осаду из-за чаши. А если Таранис узнает, что один из его атрибутов выбрал себе другого хозяина... – Дойл покачал головой и развел руками, словно ему не хватало слов.
Я закончила мысль за него.
– Таранис на говно изойдет.
– На говно изойдет?.. – переспросил Дойл, потом кивнул: – Я собирался сказать, что он нас убьет, но и этот термин вполне подходит.
Глава двадцать четвертая
Дойлу и Мистралю одежда Шолто оказалась почти впору. Впрочем, не считая Риса и меня, все мои знакомые сидхе были ростом около шести футов, а все мужчины – широки в плечах, узки в талии и хорошо сложены. Стражи, к тому же, с развитой постоянными тренировками или закаленной в боях мускулатурой. Но насчет плеч Мистраля Шолто был прав – они были чуть шире, чем у Дойла или у него самого. Не намного шире, но достаточно, чтобы рубашки Шолто на нем не сидели – слишком натягивались в рукавах. В таком случае лучше надеть на себя меньше и выглядеть хорошо, чем надеть больше и выглядеть глупо. Нам предстояло разговаривать с Благими, а для них внешность – все. Если что-то выглядит хорошо, то оно хорошо во всем. Вот такая ненормальная семейка.
Придворная портниха Мирабелла ходила вокруг Мистраля, поправляя плащ, который удалось отыскать на его широкие плечи. Потянула за полу тонкой бледной рукой, разгладила складку на синей ткани черно-белым щупальцем. Да, вместо правой руки у нее было щупальце. Она выглядела совсем как человек, если не считать этой детали. Щупальце было очень ловкое, как свойственно ночным летунам. Мирабелла обеими конечностями пользовалась, не задумываясь – ловкость, отшлифованная годами практики. Полукровка, дитя ночного летуна и человека? Плод ночного налета, или может, вполне добровольной встречи на сеновале? Мне хотелось спросить, но это было невежливо.
Мистраль в этом плаще выглядел потрясающе. Насыщенный синий цвет ткани и глаза его сделал синими, под цвет летнего неба. Серый мех оторочки на широком вороте сливался с серыми волосами Мистраля и трудно было различить, где начинаются волосы и где кончается мех.
Мирабелла заставила его повертеться, глядя, как развевается плащ. Сзади по плащу сверху донизу шла широкая полоса серого меха, и водопад серых волос по-прежнему смешивался с ней, продолжая иллюзию – созданную не магией, а искусством портнихи.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
