Она резко глянула на меня, но потом ее лицо смягчилось.
– Не сочтите за дерзость, царица Мередит, я слышала, что он сделал с вами, и сочувствую вам всей душой. Его много лет назад надо было окоротить.
– Я так понимаю, что он и за вами ухаживал в том же стиле.
– Ухаживал! – Она это слово почти выплюнула. – Нет, он посреди примерки попытался взять меня силой. Меня зазвали в волшебные холмы, обещая уважение и безопасность. Он на время примерки все свои иллюзии убрал, так что на меня не действовала магия, которая заставляет всех женщин видеть его красавцем. Я знала, что он в середке подгнил, знала все пороки в его иллюзиях. Правда была на моей стороне, и соблазнить меня волшебством он не мог.
– Наверное, у тебя при себе были к тому же иголки и булавки из холодного железа, – предположил Дойл.
Она взглянула на него и кивнула.
– Верно. Сами орудия моего мастерства не давали мне попасть в его ловушку. И тогда, в ярости, он отрубил мне правую руку.
Она подняла оканчивающуюся щупальцем конечность вверх – щупальце грациозно извивалось в воздухе, похожее на некую подводную тварь.
– А потом он выгнал меня из ситхена, поскольку в однорукой портнихе нет проку.
– А сколько лет ты к тому времени провела в волшебной стране? – спросил Дойл.
– Лет пятьдесят.
– Изгнать тебя из ситхена – это значило, что все твои годы обрушились бы на тебя в одночасье, – сказал Мистраль.
Она кивнула.
– Как только я ступила бы на землю. Но не все придворные одобрили его поступок. Несколько придворных дам отнесли меня в Неблагой двор. Они просили за меня королеву, а та сказала почти теми же словами, что и Таранис: «Что толку мне в однорукой портнихе?»
В ее глазах блестели непролитые слезы.
Шолто шагнул к ней – в красивой черно-серебряной тунике и штанах, в блестящих сапогах, которые она сшила или заказала для него. Он поднял ее с колен – взяв одной рукой за руку, а другой – за щупальце.
– Я помню ту ночь, – сказал он.
Она подняла к нему голову.
– И я тоже, ваше величество. Я помню все ваши слова. «Слуа примут ее. Мы о ней позаботимся». Вы даже не спросили, на что я гожусь или что умею. Придворные дамы заставили вас пообещать, что вы меня не обидите, потому что они страшно боялись слуа.
Шолто улыбнулся:
– Пусть Благие нас боятся. Это наша защита.
Она кивнула.
– Вы приняли меня однорукую, не зная, что Генри сумеет найти для меня способ снова вернуться к труду. Я никогда не задавала этот вопрос, ваше величество... Что было бы со мной, окажись я совсем бесполезной?
– Мы нашли бы тебе работу, которую можно выполнять одной рукой, Мирабелла. Мы – слуа. Среди нас есть и те, у кого всего одна конечность, и те, у кого их сотни. Мы ко всему приспособимся.
Она кивнула и отвернулась, чтобы мы не видели слез, все-таки полившихся из ее глаз.
– Вы добрейший из правителей, ваше величество.
– Только не говори об этом никому за пределами нашего двора, – засмеялся он.
– Это будет нашей тайной, ваше величество.
Я переспросила:
– Вы сказали, что новую конечность вам дал доктор Генри?
– Да, – сказала она.
– Но как?
– Одна из ночных летуний была так добра, что позволила взять у нее щупальце. Вы же знаете, что щупальца у летунов отрастают заново?
– Да.
– Ну вот, и Генри уже думал о том, что можно взять щупальце у летуна, который способен отрастить его заново, и пересадить тому из слуа, кто на такое неспособен. Ему не удавалось еще успешно это совершить, но он предложил мне попытаться, если я захочу. – Она повела двумя своими конечностями. – Я захотела.
– Людям для пересадки органов приходится искать генетически совместимого донора. Они только начинают опыты с пересадкой кистей рук и тому подобного, но чаще всего организм отвергает пересаженную конечность. Как Генри преодолел проблему совместимости?
– Я не все поняла в ваших словах, ваше величество, но Генри сумеет ответить вам лучше. Вот если вы пожелаете узнать, как я шью ему пиджаки, чтобы скрывать недостатки его фигуры, я вам скажу, но как он сотворил чудо, дав мне новую конечность, я не понимаю даже сейчас. Я пользуюсь ею много-много лет, и до сих пор ею восхищаюсь.
Она принялась собирать в корзинку свои швейные принадлежности. Уна ей помогала. Управившись, они повернулись и тщательно нас оглядели.
– Вы все выглядите достойно, как я и надеялась, хотя мне и неловко самой себя хвалить.
– Не стоит ли нам поискать случай упомянуть, кто сшил нам одежду? – спросил Дойл.
Она бросила на него быстрый взгляд в своей манере.
– Ему известно, что я здесь живу, лорд Дойл. И пусть Таранис меня не ценил, но при его дворе есть те, кто жалеет о моих ловких пальцах и умелой игле. Несколько женщин из его двора и сейчас, бывает, приходят ко мне с заказами. Те самые, что носили меня на плаще от холма к холму, пытаясь спасти мне жизнь той темной ночью. Они приходят ко мне и платят за мою работу. Царь Шолто милостиво позволяет мне это.
Я глянула на Шолто – он несколько смутился.
– У одного-единственного царя не хватит работы для мастерицы твоего уровня. Двор слуа не так много внимания уделяет одежде.
Она рассмеялась.
– Истинное разочарование для портнихи – что твои подданные чаще всего ходят голыми. – Она посмотрела на меня и на прочих присутствующих. – Хотя это может измениться, полагаю.
Она присела в реверансе, Уна поклонилась, и они ушли.
– Тараниса надо убить, – сказал Мистраль.
– Согласен, – поддержал Дойл.
– Мы не станем начинать войну ни из-за того, что случилось со мной, ни из-за того, что он сделал с Мирабеллой.
– Это далеко не единственный случай, Мередит, – сказал Дойл.
– О да, – поддержал Мистраль. – Он прежде был любимцем дам, но когда та пора миновала, никогда не стеснялся применить силу.
– Он всегда был настолько жесток?.. Я о том, что он лишил ее руки?
– Нет, не всегда, – ответил Дойл.
Мне частенько рассказывали, что когда-то Таранис крепко выпивал, крепко любил, вообще был мужчиной из мужчин, но я сама этого не видела. В моем нынешнем дяде осталось слишком мало настоящего. В прежние времена он пытался бы затащить меня в свою постель, соблазняя. Собственно, до того, как он изнасиловал меня, прибегнув к магии, я думала, что он никогда не поверит, будто я могу его отвергнуть. Самоуверенность у него была легендарная. Какие же мои действия заставили его думать, что я не поддаюсь его иллюзиям?
– А почему Таранис меня околдовал, вместо того, чтобы положиться на свою собственную привлекательность? Я имею в виду, что самомнение у него невероятное. Почему он не верил, что в конце концов я скажу ему «да»?
– Может быть, он решил, что у него нет времени ждать, – предположил Шолто.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
