— Хорошо, что никто, кроме меня, не слышит твоих рассуждений, — сказал Мэнни. — Людей, произносящих такие речи, принято закидывать гнилыми яблоками и тухлыми яйцами, и это в лучшем случае. Потом у этой медали есть обратная сторона. Тебя ведь тоже никто не любит.
— Очень хорошо. Я не хочу быть объектом чьей-то эмоциональной нестабильности. И если ты не против, то я хотел бы вернуться к тому, с чего мы начали, и услышать, какие у тебя есть вопросы по дизайну кольца.
— Больно он простенький, — сказал Мэнни. — Другие кольца с наворотами, с камнями там и прочими финтифлюшками, а это — вообще без ничего. Одна только надпись, которую большую часть времени и не видно.
— На обручальное похоже, — сказал Горлогориус.
— Вот именно, — сказал Мэнни. — Что Саурон хотел сказать этим кольцом, похожим на обручальное?
— Что он верит в брак, — сказал Горлогориус. — Или что хорошее слово «браком» не назовут. А может быть, это был план, рассчитанный на долгосрочную перспективу, и подобным дизайном Саурон хотел дискредитировать саму идею брака в веках.
— Правды мы уже все равно не узнаем, — сказал Мэнни. — Саурона замочат, а даже если бы и не замочили, то вряд ли бы он стал что-то кому-то объяснять.
— А я бы с ним поговорил, — сказал Горлогориус. — Только как это сделать, когда твой собеседник представлен в реальном мире одним только глазом?
— И что бы ты ему сказал? — полюбопытствовал Мэнни.
— Мне нравится его стиль, — сказал Горлогориус. — Конечно, он темный, злобный, коварный и неоправданно жестокий, но стиль его мне все равно нравится. Он вызывает уважение. Воспылав желанием установить мировое господство, Саурон выбрал самый рациональный способ достижения результата и создал нечто, что позволяло бы ему контролировать уже имеющиеся в его мире могучие силы. Одним ударом он получал в свои руки мощь и отбирал ее у своих врагов. Это же чистое айкидо. Еще мне нравится его упорство. Его убили, а он воскрес. Не думаю, что на его месте я поступил бы так же. Неплох также подбор союзников — бессмертные назгулы, могущественный Саруман, орки, имеющие численное превосходство над другими расами Средиземья.
— Но в итоге он все равно проиграл, — напомнил Мэнни.
— Верно, — сказал Горлогориус. — Против законов вселенной не попрешь.
— Что ты имеешь в виду? — спросил Мэнни. — Что за законы?
— Вообще-то пока это тайна, — сказал Горлогориус. — Я собирался обнародовать свой доклад на очередном съезде гильдии, но раз уж мы заговорили об этом, то я тебе расскажу. Только ты мне пообещай, что об услышанном распространяться не будешь.
— Зуб даю, — сказал Мэнни.
— Я провел фундаментальные исследования и перелопатил информацию по огромному количеству миров нашей множественной вселенной, — сказал Горлогориус. — И вывел основной закон. У меня еще нет точной формулировки, но общий смысл сводится к тому, что в нашей вселенной добро всегда побеждает зло.
— Да ну? — удивился Мэнни.
— В длительной перспективе, — сказал Горлогориус. — Рано или поздно, но зло обязательно проигрывает. Не всегда окончательно, но всегда с треском. Не нокаутом, так по очкам.
— И что из этого следует? Зачем ты вообще проводишь такие исследования?
— Я пытаюсь создать психологический портрет Создателя, — сказал Горлогориус. — Из открытого мною закона следует, что он является добрым и, возможно, немного наивным существом.
— Практическое применение у твоего закона есть?
— Нет, — сказал Горлогориус. — То, что я называю длительной перспективой, может превышать срок жизни одного конкретно взятого волшебника, пусть даже этим волшебником буду я, и в этой жизни ничто не предрешено заранее. Но мне приятно сознавать, что я нахожусь на стороне правого дела, и оно все равно победит. Рано или поздно.
— Должно быть, это согревает тебя долгими зимними вечерами, — заметил Мэнни.
— Это и еще немного хорошего коньяка, — сказал Горлогориус.
В той климатической зоне, где могущественный маг разместил свою башню, с технической точки зрения зимы вообще не было.
Прошло уже три дня с момента трагической гибели Боромира. Все эти три дня заметно поредевший отряд двигался практически без остановки. Ели на ходу, а про сон вообще пришлось забыть. Арагорн гнал и гнал их вперед, опасаясь, что весть о смерти Боромира опередит их, Денетор объявит Киллера своим личным врагом и запретит ему вход в Минас-Тирит.
Арагорн знал Денетора, наместника Гондора, не понаслышке. Денетор был умным, жестким и очень амбициозным человеком. История о смерти Боромира от рук орков могла бы обмануть кого угодно, но только не его родного отца.
По странной случайности орки, пленившие Мерина и Пиппина, отступали тем же путем, а потому со стороны могло показаться, что отряд Арагорна преследовал именно их, а не королевские амбиции своего предводителя.
У гнома, привыкшего к тесным и затхлым подземельям, в бескрайних степях Рохана началась агорафобия, и теперь он вообще не снимал шлема с узкой прорезью, утверждая, что шлем сужает его восприятие окружающего пространства. Гарри держался исключительно на заклинании неутомимости и сознании того факта, что единственный в их компании волшебник не должен падать в грязь лицом. Он был уверен, что Гэндальф на его месте бежал бы впереди и задавал темп всему отряду.
Внезапно Леголас остановился и приложил руку козырьком ко лбу, всматриваясь вдаль. Вслед за эльфом притормозили и все остальные.
— Что ты там видишь? — спросил Арагорн.
— Белое пятно, — сказал Леголас. — Нетипичный для степи цвет.
— Это не просто белое пятно, — сказал Джек, чье зрение не уступало по остроте зрению эльфа. — Это человек в белых одеждах.
— Может, это галадрим? — предположил Арагорн.
— Не похож он на эльфа, — сказал Джек.
— Он старше средних лет, — сказал Леголас.
— Намного старше, — поправил его Джек. — Скорее, это почти старик.
— Я и пятна-то не вижу, — сказал Арагорн.
— Высокого роста, — сказал Леголас.
— Волосы тоже белые, — сказал Джек.
— Он движется в ту же сторону, что и мы, — сказал Леголас.
— У него белая борода, — сказал Джек. — Она развевается на ветру.
— Родинка на правой щеке, — сказал Леголас.
— Вообще-то он к нам спиной повернут, — сказал Джек.
— Ты прав, — сказал Леголас. — Про родинку это я приврал. Но у него в руке большая палка.
— Это посох, — сказал Джек. — С весьма нехилым набалдашником.
— Белые одежды, белые волосы, белая борода и посох с набалдашником, — задумчиво подытожил Арагорн, и его лицо озарила внезапная догадка. — Это Саруман!
— Что бы Саруману делать одному пешком в степях Рохана? — спросил Гимли.
— Не знаю, — сказал Арагорн. — Зато я знаю, что мы с ним сделаем. Вперед!
Волшебник в белых одеждах — Джек, Гарри и мы с вами точно знаем, что это был не Саруман, — никак не реагировал на топот, лязг и сопение за своей спиной. Он не прибавлял и не сбавлял темпа своего передвижения и даже не оборачивался.
То ли эльфов не учили, что нападать со спины нехорошо, то ли Леголас был неправильным эльфом, но он выпустил стрелу, как только они приблизились на достаточное для выстрела расстояние.
Волшебник шевельнул левым ухом,[33] и стрела ушла в небо по высокой дуге.
В тот же миг Гимли выронил из рук раскалившийся докрасна топор, а Арагорн проделал тот же трюк со своим мечом.
Отряд замер на месте. Трое его бойцов не ожидали подобного развития событий.
— Ну ты и гад, Саруман! — воскликнул Гимли. — Хорошо еще, что я в перчатках!
— Это кто тут Саруман? — спросил волшебник, оборачиваясь.
— Гэндальф! — воскликнул Арагорн.
— Да, это я, — сказал Гэндальф. — Как видите.
— Не иначе крылья себе отрастил, — пробормотал Гимли.
— Но ты стал белым теперь, Гэндальф! — воскликнул Леголас.
— Побелеешь с вами, — сказал Гэндальф. — То в бездну вместе с Балрогом бросают, то стрелами в спину тыкают.
— Глубока и никем не мерена пропасть под мостом Дарина, — сказал Гимли. — Но никогда я не думал, что мой народ издревле хранил там нехилые запасы мела.
РАССКАЗ ГЭНДАЛЬФА О ПАДЕНИИ В МОРИЙСКУЮ БЕЗДНУ
Друзья мои, вам, наверное, очень любопытно узнать, что было со мной после того, как я рухнул с моста и отправился в долгий и одинокий полет. Да, одинокий, ибо Балрог был гораздо тяжелее меня, и, согласно законам гравитации, падал быстрее. Догнать его мне удалось только на дне пропасти.
Не удивляйся, Гимли, и у пропасти под мостом Дарина существует дно.
Я упал в воду, и тут же на меня набросилось скользкое и противное чудовище. Сначала я убил его, а потом понял, что это был Балрог, который при соприкосновении с водой тупо потух.
