не намного старше, если смотреть правде в лицо.
– О, глава Янь, порой я ощущаю себя прожившим пару тысячелетий, вот только путь совершенствования вел меня не на Небеса, а в сам Диюй. – Молодой глава улыбнулся, его плечи расслабились. – Что ж, если уж мы решились на подобный разговор, мой черед быть путником, раз не получается стать генералом[248]. Я слушаю вас.
Изящно придерживая рукав, Янь Хайлань разлила чай. Закончив, она пригубила ароматный напиток и, лишь дождавшись, пока Вэй Юншэн сделает то же, заговорила:
– Я позвала вас поговорить, глава Вэй, так как в ходе Совета мне стало ясно, что вы не питаете особой любви к клану Чу Юн и конкретно к его главе. Также ваша реакция на его исключительно эмоциональный уход совпала с моей – по крайней мере, внешне. Я ошибусь, если скажу, что и внутренне вы не слишком к нему расположены?
– Не ошибетесь.
– А если я добавлю, что причина вашей нелюбви кроется не в событиях последних лет, а в далеком прошлом, когда случилось Сошествие гор?
– И тут вы правы.
– Глава Вэй, – Янь Хайлань опустила пиалу на стол с отчетливым стуком: признак нешуточного напряжения, – откровенность за откровенность. У вас пока нет повода полностью доверять мне, и я не смею упрекать вас в этом, но надеюсь, что сказанное мной поможет убедиться в моем желании узнать правду и в умении хранить секреты.
– Глава Янь, ваш деловой подход производит впечатление. – Вэй Юншэн медленно оглаживал пиалу пальцами, следуя контуру. – С нетерпением жду возможности увидеть тигра целиком, вместе с хвостом[249]. Моя откровенность – за вашу… Такая цена мне подходит.
Янь Хайлань глубоко вздохнула и какое-то время молчала; когда же заговорила, голос ее был глух и тих:
– О том, что я сейчас расскажу, из ныне живущих не знает никто, кроме старейшин моего клана и нескольких старших адептов. Даже моему сыну это неизвестно. – Она бросила в сторону Шуньфэна короткий взгляд, который можно было счесть извиняющимся, и молодой заклинатель подобрался, стараясь не обращать внимания на словно сжатое ледяной рукою сердце. – То, что мы все договорились называть «волной», появилось не вчера. Подобное уже имело место в конце кровопролитной войны между кланами. В то время у Янь Цзи помимо полного сил главы было два достойных наследника – моих старших брата. Когда один из кланов в попытке переломить ход войны в свою пользу совершил непоправимое, такие же «волны», но несравнимо более сильные, накрывали одна за другой все окрестные земли. Мои братья, попав под воздействие «волны», сошли с ума и скончались где-то на границе горной страны; домой они вернулись в виде праха – большего не удалось спасти в том кошмаре, в который превратилась юго-восточная часть земель Сяньян. А мой отец впоследствии, когда приходил в себя, все повторял, что и ему лучше было умереть тогда вместе с сыновьями. Он выжил, но был искалечен тяжело, непоправимо… Глава Янь, сильный совершенствующийся, талантливый заклинатель, не утратил способностей до конца – и потому искажение ци, убивающее иных за месяцы, для него растянулось на годы. Я родилась через двадцать лет после Сошествия гор и знала отца только таким: то тихо гаснущим в глубине покоев, то подверженным приступам неконтролируемой ярости, а лет с пяти мать приучила меня носить с собой снадобья и чистое полотно, чтобы унимать кровотечение из цицяо[250], которым страдал отец в последние годы жизни. На меч он встать не мог уже тогда. Я потеряла отца в пятнадцать лет, вскоре умерла и мать, и с тех пор ответственность за клан лежит на моих плечах. Теперь вы оба понимаете, почему я не осталась в стороне, услышав новости о появлении «волны»: мне невыносима сама мысль о том, что мой сын или кто-то еще из заклинателей может пострадать так же, как и члены моей семьи.
Она замолчала; молчал и Вэй Юншэн. Потом тихо произнес:
– Глава Янь, значит ли это, что ваш досточтимый отец – да исцелят Небесные сады его раны – рассказывал вам о причинах Сошествия гор не совсем то, что известно всем?
– Мне сложно судить. Либо он не хотел говорить больше, либо и сам многого не знал. Все, что я слышала от него: основная вина лежит на клане Чу Юн, который нарушил запреты и полез куда не следовало, а клан Цинь Сяньян виноват разве что в том, что пытался потушить пожар хворостом[251]. Судя по исходу войны и дальнейшим событиям, на пожар все прочие кланы смотрели с противоположного берега[252] и даже не пытались докопаться до истины. Глава Вэй, – ее взгляд потяжелел, – а что знаете о тех временах вы?
Вэй Юншэн отставил пиалу и выпрямился, сложив руки на коленях: непривычно благопристойная поза для того, кто весь – порыв ветра над степью.
– Глава Янь, – его зрачки расширились, сделав и так темные глаза совсем черными и шальными, – глава Чу Юн и некоторые старейшины – единственные живые свидетели тех дней, если только в каких-то кланах не остались еще просветленные совершенствующиеся, хранящие ужасные тайны. И они убили бы нас с братом на месте, дойди до них слухи, что нам известна вся правда.
– Кто же поведал вам эту правду? – В синих глазах Янь Хайлань плескалось штормовое море. Шуньфэн, все еще потрясенный откровением матери, ощущал разлившееся в воздухе напряжение, разреженный воздух, в котором вот-вот должны были сверкнуть молнии. Янь Хайлань была тяжелой и неотвратимой волной, Вэй Юншэн – бесстрашным до безумства моряком, решившимся выйти в море не вопреки, а благодаря ей.
– Госпожа Вэй Чаньчунь, сестра отца. После гибели наших родителей на божественной охоте она приняла клан и воспитывала нас как родных сыновей вместе со своей дочерью Чуньшэн. Когда мы достигли совершеннолетия, она передала нам власть в клане и отправилась в странствие на поиски бессмертия, перед уходом рассказав нам о том, что в действительности стало причиной Сошествия гор, и дальнейших событиях.
Он умолк, не отводя взгляда от собеседницы, и Янь Хайлань продолжила сама:
– Глава Вэй, вы ничего не делаете просто так. Если вы молчите, значит, не хотите говорить дальше или не можете?
– Не могу, – криво усмехнулся молодой глава. – Хотел бы, видят боги, но не могу. Я должен обсудить все с братом, это наша общая тайна и опасность для всей нашей семьи. Но я держу слово – откровенность за откровенность – и скажу так: клан Чу Юн виноват во всем случившемся, и у нас есть тому доказательства – как и тому, что именно он совершил непростительное. Однако всю степень его вины я пока не могу вам раскрыть.
– Значит ли это, что мы еще встретимся и продолжим разговор? – нетерпеливо подалась вперед Янь Хайлань, и Шуньфэн, оглушенный, мимоходом отметил, что впервые видит мать такой несдержанной. Похоже, пора привыкать к тому, что теперь, после бесед глав, опрокидывается небо и переворачивается земля.
– Несомненно, глава Янь. И в залог того, что разговор состоится, примите вот это. – Вэй Юншэн, потянувшись руками к прическе, ловко вынул шпильку и, выпутав гуань из густых волос, подал женщине. Та слегка побледнела при виде того, как легкомысленно молодой заклинатель обращается со знаком взрослого мужчины и символом положения в клане.
– Глава Вэй, что вы творите?! Я не могу взять…
– Можете и возьмете. Если вас волнует реакция моих адептов – не тревожьтесь, они видели и не такое. Зато вы будете уверены в том, что я вернусь за ним. И обязательно захвачу хорошего вина – раз уж мне придется уподобиться закупоренному кувшину[253], пусть хоть напиток будет достойным. – Он ярко улыбнулся, поднимаясь, словно и не стоял только что против бушующего шторма, словно и не казался готовой вспыхнуть спичкой, способной породить пожар. – Чувствую себя заговорщиком – и это занятное чувство. Спокойной ночи, глава Янь, я вскоре свяжусь с вами. Благодарю за советы об использовании внутренней энергии. Спокойной ночи и вам, молодой господин Янь. Добро пожаловать
