Но сегодня Чаны выглядят настоящими китайцами.
В ресторане слышатся треск и грохот фейерверка.
— Это магнитная запись, — поясняет Уильям, закатывая глаза, как это может делать шестилетний малыш, уставший от фокусов взрослых. — Это не по-настоящему.
— Фейерверк изобрели китайцы! — возбужденно сообщает ему Джойс.
— Я знаю, ба, я знаю, — кивает мальчик, успокаивая бабушку.
— Но властям не нравится, когда люди по-настоящему запускают фейерверки, — уже умиротворенно продолжает Джойс. — От этого шума и блеска голова может пойти кругом. Поэтому в настоящее время все чаще используются магнитофонные записи, для того чтобы отогнать прочь злых духов. Срабатывает не хуже настоящего фейерверка, между прочим.
Я представляю Ольге гостеприимное семейство, а Джойс тут же понимающе осматривает девушку, оценивая ее опытным глазом специалиста.
— Элфи не становится моложе, — говорит она Ольге. — Но он не может всю жизнь прожить как плейбой. Очень скоро ему понадобится настоящая жена.
Все, кроме Джойс, смеются. Однако я хорошо ее понял.
При других обстоятельствах Ольга, как самая молодая и симпатичная женщина среди присутствующих, обязательно стала бы царицей бала, центром всеобщего внимания и первой, кому было бы предложено попробовать вина. Однако во всех китайских семьях хозяева более всего уважают возраст своих друзей. Вот почему почетной гостьей становится моя бабуля.
Ее сажают во главе стола, уставленного блюдами, на которых лежат сырые заготовки то ли будущих клецек, то ли треугольных мини-пельменей. Но ими мы будем заниматься потом, после ужина. А пока что бабушка подозрительно разглядывает готовые кушанья в надежде увидеть хоть что-нибудь привычное вроде рыбных палочек или сдобы с заварным кремом.
Уильям и Диана приносят ей зеленого чая. Бабуля осторожно пробует его, после чего бойко вскидывает вверх большой палец.
— Немного похоже на наш чай, — одобрительно кивает она.
На ужин сегодня цыплята. Цыплята и рис, а еще тут имеются такие блюда, на которые я даже смотреть спокойно не могу. Это, к примеру, шелкопряды, сверху почерневшие от готовки, но внутри все равно белые и жидкие. Правда, тут же, на столе, много и такой еды, которую я просто обожаю. Взять хотя бы колбаски, такие крохотные, что, кажется, удобней было бы их поглощать, накалывая на коктейльные шпажки.
Я сижу рядом с Джойс, и она время от времени бросает в мою тарелку с рисом маленькие кусочки куриного мяса. От этого я сам себе кажусь птенцом, которому мамаша кидает червей прямо в гнездо. Ольга говорит, что не голодна, поскольку успела перекусить у себя на работе, в «Эймон де Валера». Правда, лично мне кажется, что таким образом она просто вышла из неловкого положения, поскольку совершенно не умеет пользоваться палочками для еды. Но ей нет нужды чувствовать себя неловко, ведь Чаны твердо уверены в том, что западному человеку для еды обязательно нужно подать обычный прибор, такой, к которому он привык с детства. Моя бабушка тоже не справляется с палочками для еды, а потому спокойно откладывает их в сторону и разделывается со своей порцией курятины при помощи ножа и вилки.
— А мой муж очень любил красное мясо, — говорит она, обращаясь к Джойс. — С кровью, вот как он любил. Бывало, скажет мне: ты, мол, отрезай кусок прямо от коровы и сразу подавай мне. Вот какой был шутник!
После ужина мы готовим клецки, чтобы полакомиться ими в полночь. Они похожи на то, что Йуми и Хироко называют «гёза», но Джойс авторитетно заявляет, что мы готовим «джаози». Мы расчищаем место на столе, ставим на него множество тарелок, начиняем заготовки из теста свиным фаршем, лепим клецки и передаем Джойс и Джорджу для жарки.
Ольга никак не может освоить лепку клецок, а потому тихо садится в сторонке, закуривает сигарету и улыбается, глядя, как мы суетимся вокруг. Джордж сообщает нам, что три клецки будут особенными, с сюрпризом. Одна будет начинена сахаром, другая — овощами, а в третью он положит монетку.
— Для любви, для богатства и для ума, — поясняет он.
Мы начинаем поедать джаози сразу после того, как часы пробивают полночь и год Тигра уступает место году Кролика.
Диане достается джаози, которая принесет ей любовь. Гарольд получает джаози, символизирующую богатство. А я — ту самую, которая сделает меня умнее.
Таким образом, все складывается как нельзя лучше.
— Это примерно так же, как мы когда-то клали в рождественский пирог шестипенсовую монетку, — вспоминает моя бабуля. — Но так уже давно никто не делает.
Затем настает время прощаться.
— Кун хей фэт чжой, — говорю я Джорджу уже в дверях и протягиваю руку.
Он отвечает на мое рукопожатие. Хотя, как правило, не любит этого жеста. И я снова не могу не отметить удивительную мягкость его руки. Позади слышны голоса моей бабули, мамы и Ольги, прощающихся с семейством Чан. Снаружи холодно, морозно. Февраль, часы показывают далеко за полночь. Красные фонарики в «Шанхайском драконе» напоминают приветливые костерки.
— Кун хей фэт чжой, — отвечает Джордж. — Как спина?
— Уже все отлично.
— Только не принимай никаких таблеток от боли, договорились?
— Конечно, Джордж.
— Они не всегда полезны, эти таблетки. Иногда лучше прочувствовать боль. Иногда это даже лучше для здоровья. Чтобы побыстрее выздороветь.
Я не могу понять почему, но у меня создается впечатление, что сейчас Джордж имеет в виду не только мою больную спину. Он говорит об Ольге.
И еще я осознаю, что зря привел ее с собой. Разумеется, семейство Чан радушно приняло гостью, да и она сама наслаждалась угощениями и радовалась тому, как мы все дружно празднуем встречу Нового года по-китайски. Но вместе с тем все проходило с чуть заметным напряжением, нам не хватало естественности.
Надо полагать, Ольга чувствовала бы себя гораздо комфортнее в баре «Эймон де Валера» в компании с каким-нибудь крутым парнем с пирсингом, обожающим Робби Уильямса. Она не получила того удовольствия, которое бы доставила эта встреча китайского Нового года, например, Хироко.
И я впервые замечаю, что, несмотря на длиннющие ноги, милое личико и завидную юность, Ольга все же не создана для меня, как, впрочем, и я для нее.
И вот, вооруженные этим откровением, мы смело отправляемся ко мне домой, чтобы… сделать ребенка.
26
Они только что поссорились.
Джеки и Изюмка заходят в мою квартиру, и повисшая между ними напряженная тишина говорит об этом лучше всяких слов. Джеки сразу быстро направляется к столу, за которым мы с ней работаем. Сегодня она надела сапожки «под леопарда» на высоких каблуках. Джеки нервно расстегивает плащ, и я не могу не заметить, что в каждом ее жесте сквозит раздражение.
Изюмка неловко замерла посреди комнаты. Она уныло разглядывает свои поношенные кроссовки, а грязная челка по-прежнему спадает на глаза, словно закрывая от девочки этот жестокий мир.
И тут я произношу самую дурацкую фразу, которую только можно придумать в данных обстоятельствах.
— Что-нибудь произошло?
Джеки резко поворачивается ко мне:
— Что-нибудь произошло? Ничего себе — «что-нибудь»! Мадам, оказывается, умудрилась отдать свои деньги на школьные обеды! И заодно деньги на проезд в автобусе. Так уж, до кучи, если хотите. Неплохо, правда?
Изюмка смотрит на мать сквозь завесу сальных волос, и лицо ее искажает злоба.
— Никому я ничего не отдавала!
— Только не надо мне врать!
Джеки угрожающе делает шаг вперед, и мне становится страшно: а вдруг она сейчас ударит собственную дочь? Девочка в страхе отходит назад, а мать продолжает:
— Она позволяет им ездить на себе верхом! Этим уродам из школы, своим одноклассникам!
— Ничего подобного! Я потеряла деньги, я тебе уже сто раз говорила!
— А ты знаешь, сколько мне нужно потратить сил и времени, чтобы заработать эти деньги? Ты представляешь себе, сколько полов мне нужно отдраить, чтобы получить их, те самые деньги, которые ты так беззаботно отдала им? Представляешь?
Изюмка не выдерживает напряжения и начинает плакать. Горькие слезы ручьями текут по ее пухлым щекам.
— Я потеряла их. Правда же! Правда потеряла…
— Она позволяет им издеваться! Если бы они попробовали вести себя так со мной, я бы их всех поубивала!
— Но я же не ты, как тебе этого не понять?! — выкрикивает Изюмка, и ее слова весьма похожи на то, что я мог бы сказать собственному отцу. Мне искренне жаль этого неуклюжего ребенка. — Я потеряла эти деньги!
Эта перепалка, похоже, может длиться до бесконечности. Я решительно встаю между враждующими сторонами, как представитель ООН, ведущий переговоры между израильтянами и палестинцами и действующий исключительно в качестве посредника.
— Джеки, чем мы с тобой занимались на прошлой неделе?
