Их было трое. Это Хасан понял после того, как одного, словно мешок зерна на мельнице, перебросил через себя, другого метким ударом в висок рукоятью плети заставил отпрянуть в сторону и третьему, что кинулся на него с горящими, как у пантеры, глазами, ловко подставил ногу и свободной левой рукой ударил его наотмашь по шее, отчего тот растянулся у порога.
— Муртуз-Али, измена! Скорей на коня! — крикнул Хасан из Амузги, отбиваясь от наседающих на него людей, как от того раненого леопарда, с которым ему однажды пришлось схватиться в Ширинском ущелье, неподалеку от Амузги. Тогда он был один на один со зверем. Сейчас противников было трое, и тем не менее Хасан не сдавался. В доме уже, кажется, не осталось ни одной целой вещи: все перебито, раскидано. Хасан подобрался к самой двери — еще миг, и он выскользнет во двор. Но тут вдруг вскочил тот, что лежал распростертым у порога, и сзади нанес Хасану в затылок страшный удар чем-то очень тяжелым. Хасан зашатался и зажал голову ладонями. В глазах все поплыло. Он упал и потерял сознание…
Услышав крик, старик, что оставался во дворе, бросив ломоть арбуза, юркнул в камышовые заросли. Муртуз-Али, секунду помедлив, подчинился приказу Хасана и, вскочив на коня, умчался в степь… Вслед раздались выстрелы, но он, свесившись с лошади с невидимой для противника стороны, продолжал путь. А вскоре выстрелы прекратились, и Муртуз-Али хлестнул коня. Надо было спешить за подмогой, кто знает, сколько там в доме людей и что еще они сделают с Хасаном. «Эх, как мы на сей раз неосторожно поступили, — подумал Муртуз-Али, — надо было сначала понаблюдать за домиком…» А как понаблюдаешь в открытой степи? Противники наверняка видели их еще издали…
Хасан из Амузги пришел в себя, но глаза открыть не решался. Попробовал шевельнуть пальцами и понял, что руки у него связаны и он полулежит на саманном полу, прислонившись к стенке. Ни оружия, ни пояса на нем не было.
— Ты не очень его пришиб? — это сказал старик, Хасан узнал его голос.
— Жить будет, — ответил кто-то хрипло, со свистом.
— Вам от него, я вижу, тоже досталось? — усмехнулся старик.
— Сильный он, дьявол!
Хасан открыл глаза. За столом, на котором краснел арбуз, сидели кроме старика еще трое — все недюжинной силы, широкоплечие, небритые, здоровенные парни. Легко орудуя харбукскими ножами, они ели арбуз.
— Того зря упустили… — промолвил старик.
— Да вот он… — сказал хриплый, кивнув на сидящего слева от него.
Хриплый казался старше двух других. Одет он был в солдатскую шинель без погон, подпоясанную ремнем. На голове кубанка с красным верхом.
— У него конь, что ветер, — я думал, подстрелю… — оправдывался парень.
— Думал… Хорошо хоть, думать умеешь, — презрительно бросил хриплый и, взглянув на Хасана, добавил: — А он, похоже, очнулся. Развяжи-ка, сынок, ему руки. Пусть поест с нами арбуз. Как-никак гость.
Молодой светловолосый, голубоглазый парень, с офицерской портупеей через плечо, подошел и развязал Хасана.
— Садись к столу, — предложил хриплый.
Хасан сел и не без удовольствия стал есть приятно сладкий холодный арбуз, рассматривая при этом всех сидящих так внимательно, будто хотел на целую вечность запомнить их лица. Особенно ненавистен ему был этот тщедушный старик.
— Итак, дорогой гость, ты, наверное, сам понимаешь, времени у нас не много, а потому лучше не виляй хвостом. Разговор будет короткий. Кто тебя послал и зачем ты здесь?
— И это все, что вы хотите знать?
— Да.
— А мне сначала хочется узнать, кто вы? И сколько ваши хозяева платят вам за гнусные дела?
— Язык ты мог бы держать покороче. Нехорошо уподобляться женщине, — ухмыляясь, проговорил хриплый, вытер свой острый нож с блестящим лезвием о полу бешмета, но не вложил его в ножны, а воткнул перед собой в стол.
— Обыскать! — приказал старик.
— Оружия у него нет, — пробурчал один из молодых, как две капли воды похожий на того, что развязывал Хасану руки.
Но старик так глянул, что они молча подчинились и встали. И было удивительно, что трое здоровенных, молодых парней покорны этому дряхлому старику, которому достаточно одного тумака, чтобы отдал богу душу.
Втроем парни вывернули у Хасана карманы и нашли ключ. В эту минуту Хасан очень пожалел, что ключ был не у Муртуза-Али.
— Откуда у тебя этот ключ? — спросил старик, вертя его перед своим носом.
— Нашел, — ответил Хасан из Амузги, с трудом сохраняя самообладание.
— Где же это он валялся, чтоб ты мог его найти!
— Там, где я его нашел.
— Итак, еще раз спрашиваю, кто тебя послал и зачем ты здесь?
— Забрел случайно.
— Молодой, а неразумный. Неужели не видишь, что шутить мы не собираемся и потому язык тебе придется развязать.
— Ничего я вам не скажу.
— А жизни тебе не жалко?
— Жалко.
— Молод, красив, наверняка влюблен в дочь какого-нибудь генерала или купца-армянина?..
— Это вас не касается.
— …И она, конечно, ждет не дождется тебя? Ты и сам, видать, еще тот барсук. Одет, как индустанский раджа. Что же ты маскируешь под этой папахой, да еще с красной лентой?..
Хасан из Амузги молчал. Мысленно он перенесся в далекий от этих малярийных степей аул высоко в Зирех-Геранских горах, где ждут его не дождутся. Что там поделывает мать, как живет? Не сорвалась ли корова со скалы? Года полтора назад Хасан был дома. Мать-старушка стала какой-то непривычно маленькой, а в детстве она казалась ему большой, самой прекрасной и всемогущей… Затем Хасан подумал о Муумине, представил ее себе. Конечно же и она ждет, глаз с дороги не сводит — не появится ли белый всадник. А он опять так глупо попался, пренебрег советами комиссара Али-Баганда, не поостерегся. Теперь, похоже, живым отсюда не выбраться. А жаль, очень жаль прощаться с жизнью, когда впереди столько нового, неизведанного, столько дел… Неужели всем его светлым надеждам конец? Верить в это Хасану не хотелось. Но цена его жизни сейчас — предательство. Это не для Хасана, а значит, все…
— Кажется, он не хочет нас понять! — Старик встал и сделал хриплому знак, чтобы вывел пленника.
Прохладный ветерок ударил в лицо Хасану. В тени под высокими густыми акациями и раскидистыми ореховыми деревьями старик остановил всех и, словно бы что-то решая, стал ходить взад-вперед, заложив за спину руки. Парень в шинели, то ли от нечего делать, то ли с намерением попугать Хасана, бросал в ствол дерева алтан-дис, особый метательный горский харбукский нож. Самодельные из буйволиной кожи ножны от этого ножа висели у него на ремне рядом с кинжалом. Нож очень метко вонзался в обструганный отрезок толстого ствола орехового дерева. Бросал его парень с довольно большого расстояния, отступая от дерева аршин на двадцать.