Богач привык о каждой мелочи думать заблаговременно, и потому дом его постепенно обрастает пристройками: крыша еще не прохудилась, а он ее подновляет, столбы еще крепкие, а он подводит под них каменное основание. Медный желоб на карнизе еще не требует починки, а он из года в год следит за ценами на медь и покупает ее загодя на самых выгодных условиях. Шелковому кимоно ручного тканья, сшитому на каждый день, сноса не будет, потому что движения богача размеренны, степенны. В такой одежде он даже в будни выглядит нарядным, но поступает при этом вполне по-хозяйски. От отца он унаследовал драгоценную утварь для чайной церемонии, которая передается в его семье из поколения в поколение, так что стоит ему позвать гостей по случаю проводов старого года, как тотчас о нем расходится молва: этот человек отличается изысканным вкусом. А ведь никаких дополнительных затрат от него при этом не требуется!
Если даже такой богач во всяком деле проявляет бережливость да расчетливость, то о купце с небольшим достатком и говорить не приходится. Вместо подушки он подкладывает под голову счеты и даже во сне не забывает, что близящийся конец года может принести ему либо барыши, либо убытки.
Вместо того чтобы любоваться алыми листьями осенних кленов, он толчет в ступке дешевый красный рис, воображая, будто цвет его ничуть не хуже. Окунями, которых в пору цветения сакуры вылавливают в море прямо у него на глазах, такой купец лакомиться не станет. Он живо смекнет: эта рыбка в большом почете у столичных жителей, так пусть раскошеливаются, — и каждую ночь будет отправлять в Киото большие корзины со свежевыловленными окунями. Кефаль он выставляет на стол только для гостей, сам ее не ест, ссылаясь на то, что уж очень она отдает тиной. Жители столицы, окруженной горами, в изобилии едят свежих тунцов, в то время как здесь, неподалеку от моря, люди довольствуются мелкой прибрежной рыбешкой. Недаром в пословице говорится: «Маяк далеко светит, а у самого его основания темно».
В канун Нового года, едва стемнело, один из богов счастья незаметно проскользнул в дом какого-то, как ему показалось, удачливого торговца, чтобы в его семье встретить праздник. Оглядевшись по сторонам, он увидел, что хотя полочка эходана и висит на положенном месте, светильники не зажжены и повсюду царит запустение. Но поскольку этот дом он облюбовал для себя сам, то покинуть его и отправиться еще куда-нибудь было неудобно, да к тому же там мог оказаться другой бог счастья. Поэтому он решил остаться в этом доме и поглядеть, как его обитатели будут встречать Новый год.
Всякий раз, как раздавался стук в дверь, хозяйка вздрагивала от страха и каждому, кто приходил, говорила извиняющимся тоном:
— Хозяин еще не вернулся. Какая жалость, что вы опять обеспокоили себя понапрасну!
Незаметно миновала полночь. А едва забрезжил рассвет, у дома купца снова собрались заимодавцы.
— Ну что, вернулся хозяин? — грозно вопрошали они.
В это время откуда-то прибежал приказчик и, едва переводя дух, затараторил:
— Когда мы были уже на подступах к Скэмацу, на хозяина напали верзилы, человек пять или шесть, и с криком: «Давай деньги, если жизнь дорога!» — потащили его в сосновую рощу. Но я притворился, будто не слышу, и со всех ног помчался сюда.
Хозяйка воскликнула:
— Ты покинул в беде своего господина! Презренный трус! А еще зовешься мужчиной, — и залилась слезами. При виде ее горя заимодавцы поспешили удалиться.
Тем временем совсем рассвело. Как только непрошеные гости разошлись, на лице хозяйки не осталось и следа горя. Приказчик вынул из-за пазухи мешочек с деньгами и сказал:
— В деревне сейчас тоже дела идут туго. Вот кое-как выколотил тридцать пять моммэ серебром да шесть сотен монов медяками.
Да, послужишь в доме, где так лихо умеют обманывать, — и сам плутом станешь!
Хозяин все это время сидел, затаившись в углу кладовки, и в который уж раз перечитывал «Повести о карме».[262] В одной из них рассказывалось о бедном ронине, который жил на почтовой станции Фува в провинции Мино. Попав перед Новым годом в тяжкое положение, ронин выхватил меч и заколол жену и детей. Дойдя до этого места, самого горестного во всей книге, наш купец опечалился еще больше. «Когда так бедствуешь, остается лишь умереть», — сказал он и, проникшись глубоким состраданием к несчастному ронину, тихонько заплакал. И тут вдруг услышал голос жены:
— Сборщики долгов разошлись!
У хозяина отлегло от сердца, и он несмело выглянул из своего укрытия.
— Один этот день стоил мне нескольких лет жизни! — проговорил он и тяжело вздохнул, вспомнив о былом своем благополучии. Затем он отправил приказчика за рисом и дровами, — и это в ту пору, когда в других семьях новогодний пир шел уже полным ходом. В первый день Нового года в доме купца на стол подали самую что ни на есть будничную еду и лишь наутро второго дня наконец-то приготовили дзони[263] и принесли пожертвования буддам и богам.
— Вот уже лет десять, — оправдывался хозяин, — как у нас в семье Новый год празднуют на второй день. Поднос для священных приношений совсем старенький, но вы уж, пожалуйста, не обессудьте.
Но даже и в этот день на ужин нечего было есть.
Уж на что мудрым был бог счастья, но и он не мог предположить, что купец до такой степени беден. Едва-едва дождался он конца праздников и на четвертый день Нового года выбрался из этого дома и направился прямо в Имамию к Эбису-доно.
— Ох, и не повезло мне на этот раз, — посетовал бог счастья. — Я принял убогий дом за богатый и там встречал Новый год.
Выслушав его печальный рассказ, Эбису молвил:
— Вам, столь мудрому богу, не к лицу попадать впросак. Прежде чем остановить свой выбор на каком-либо доме, к нему надобно хорошенько приглядеться. В доме, где двери к празднику не вымыты, где хозяйка заискивает перед прислугой и где края циновок вытерлись от времени, не приходится рассчитывать на хороший прием. Велик город Сакаи, а таких бедных домов там отыщется всего четыре, ну, от силы — пять. Вам и в самом деле не повезло, коли вы угодили в один из них! А вот обо мне славно позаботились купцы из разных провинций, взгляните, сколько бочонков сакэ и окуней в связках натащили! Подкрепитесь как следует, а потом уж возвращайтесь в землю Идзумо.
С этими словами Эбису принялся потчевать своего незадачливого собрата, а потом оставил его у себя ненадолго погостить.
Обо всем этом стало известно от одного человека: рано утром в десятый день первой луны он явился на поклон к Эбису-доно и невольно подслушал разговор, который боги вели во внутреннем святилище храма.
Выходит, даже боги делятся на бедных и богатых, о людях же и говорить нечего. А поскольку мы живем в суетном мире, где все переменчиво, нам надлежит без устали заботиться о процветании унаследованного от предков дела и трудиться не покладая рук, дабы богу счастья, который навещает нас всего раз в году, не пришлось испытать в нашем доме ни малейшего неудобства!
Посиделки в Наре вокруг кухонного очага
Забавно устроен мир! Бывает, что много лет кряду изо дня в день вам встречается один и тот же человек.
Жил в Сакаи купец, который чуть ли не два с половиной десятка лет приходил торговать в Нару. Торговал он одними лишь осьминогами, за что получил прозвище «Хатискэ — Продавец осьминогов». Решительно все знали его в лицо, и постепенно у него появилось много покупателей, так что он вполне мог прокормить семью из трех человек. И все же ему ни разу не удалось скопить к Новому году хотя бы пятьсот медяков. Самая большая роскошь, какую он мог себе позволить в праздник, — это накормить своих домочадцев дзони.
Смолоду торговец этот привык жить с расчетом и никогда ничего не делал даром. Даже когда старуха мать просила его купить грелку для рук, он брал с нее плату за хлопоты. А о чужих и говорить не приходится. Случись кому-нибудь попросить его сбегать за повитухой, — а в этом деле дорога каждая минута, — он с места не двинется, покуда перед ним не поставят чашку политого чаем риса. Много на свете скаредов, но такого, как он, не часто встретишь. Даже отправляясь за полотном на саван для умершего собрата по поручению молитвенной общины, он требовал вознаграждения за услуги. В народе о таких говорят. «И за счет покойника рад поживиться». Но хотя думал он только о собственной выгоде, разбогатеть ему никак не удавалось. Недаром говорят, что есть справедливость небесная.
Осьминога потому и зовут осьминогом, что у него восемь ног. Однако наш торговец с самого первого дня появления в Наре отрезал у всех своих осьминогов по ноге. Никто, на его счастье, этого не замечал, и плутовство сходило ему с рук. Отрезанные ноги он сбывал владельцу какой-то харчевни в городке Мацубара. Вот до чего доводит корысть!
