— Благодарствуйте, благодарствуйте и еще раз благодарствуйте. Последовав вашему бесценному совету, я на днях получил свои деньги сполна вместе с процентами.
Такой кладезь мудрости, как вы, просто находка для нашего «Общества одного моммэ».
Затем, уже собравшись уходить, он добавил:
— Да, помнится, я обещал преподнести вам штуку шелка цумуги. Быть может, на сей раз вы соблаговолите удовольствоваться этим…
С такими словами он разложил перед своим благодетелем штуку дешевой бумажной материи «камико» из Сираиси.
— Что же до ваты для набивки одеял, то об этом мы потолкуем после Нового года.
Сказав ему так на прощание, он отправился восвояси.
Дом, где даже соврать нельзя даром
Под Новый год все мужчины, «лоб выбрив полумесяцем,[240] с прической щегольскою», надевают праздничное платье и выходят на улицу. Глядишь на них и думаешь: вот и пришел радостный праздник! А между тем, хоть это и не всегда заметно постороннему, каждый встречает его по-своему.
Взять хотя бы вон того незадачливого купца. Перед праздником он оказался в весьма затруднительном положении и потому решил вовсе не отдавать долгов. В последний день года, наспех позавтракав, он накинул хаори, заткнул за пояс короткий меч и обратился к жене, которая с утра уже была не в духе, с такими словами:
— В любом деле надобно иметь терпение. Подожди немного, вот разбогатею, и ты у меня будешь разъезжать в паланкине. А сейчас возьми немного утятины что осталась с вечера, приправь ее сакэ и полакомись. Когда начнут приходить сборщики долгов, отдай первому же из них все деньги, что у нас есть, оставь только один кан для игры в «счастливую веревочку».[241] А остальным скажи, что денег нет, пусть уходят ни с чем. Ложись в постель и отвернись к стене, чтобы не глядеть на них.
Наскоро отдав жене такие распоряжения, он вышел из дому. Да разве станут водиться деньги у такого человека? Изо дня в день он торговал с убытком и, хотя сам понимал, что так вести дела не годится, ничего путного придумать не мог. Бедная его жена еще и матерью не стала, а уже успела состариться. Видно, такой уж жребий выпал ей в этой жизни.
И вот в канун Нового года, когда каждый медяк на счету, этот купец сунул в мешочек две или три золотые монеты, а также почти тридцать моммэ серебром и отправился в чайный домик, где никогда прежде ему бывать не случалось.
— Похоже, вы еще не расплатились с заимодавцами; куда ни поглядишь, повсюду разбросаны счета, — сказал купец хозяйке. — Но в сумме ваши долги, верно, не так уж велики: каких-нибудь два-три кана. Да, в каждом доме свои расходы. Мне, к примеру, в одну только мануфактурную лавку пришлось заплатить шесть канов пятьсот моммэ. Жена моя ужас как любит наряжаться, так и норовит меня разорить. Уж лучше бы мне вовсе с ней расстаться и тратить свои деньги на дзёро. Одно только меня останавливает: в третьем месяце она понесла, а нынче утром — ну и выбрала же времечко! — у нее начались схватки. В доме у нас все делается прямо по пословице: ребенка еще нет, а пеленки уже готовы. И кормилицу привели, и трех или четырех повитух позвали, и монаха-ямабуси пригласили; он уже читает молитву, чтобы родился мальчик. Но этого мало — надобно еще раздобыть «пояс тысячи поколений»,[242] ракушку коясугай, а также морского конька,[243] которого роженицам полагается держать в левой руке. В соседней комнате наш домашний лекарь занят приготовлением зелья, ускоряющего роды. Да, я, кажется, забыл упомянуть о ножках грибов мацутакэ:[244] их заблаговременно доставили, хотя я, признаться, и понятия не имею, для чего они нужны. А тут еще явилась теща и всюду сует свой нос. Ну и суматоха же у нас сейчас! К счастью, оставаться дома во время родов мне не полагается. Вот я и забрел к вам. Только не думайте, что я пришел сюда в надежде скрыться от заимодавцев. Имейте в виду, я человек богатый и в этой округе никому не задолжал и медяка. Дозвольте мне побыть здесь, покуда не родится ребенок. Я за все расплачусь наличными… Что я вижу! У вас тут на крюке висит совсем маленькая макрель. Это жалкое зрелище меня прямо-таки огорчает. Вот вам золотая монета, немедленно купите другую!
— Какая радость! — воскликнула женщина, принимая от него подарок. — Я утаю эти деньги от мужа и куплю на них пояс для кимоно, о котором давно мечтаю… Ну, раз уж в конце старого года, — продолжала она с улыбкой, — нас изволил навестить такой щедрый гость, новый год наверняка будет счастливым. Однако такого благородного человека, как вы, не пристало принимать на кухне. Пожалуйте в залу!
— Только глядите, чтобы угощение было отменное, не то, что вы подаете другим! Я ужасный привередник.
Просто смех разбирает при виде того, как хозяйка суетится, подогревая сакэ, налитое из только что откупоренной бочки. Затем она принимается гадать посетителю.
— Вот уже три раза бросила заколку,[245] — восклицает она, — а выходит все одно: у вас наверняка родится сын!
Так предсказания хозяйки и хвастливые слова гостя сливаются в единый поток хитроумного вранья.
Приятно накануне новогоднего праздника во весь голос затянуть песню, особенно когда тебе подыгрывает на сямисэне куртизанка; это удовольствие можно себе позволить лишь в веселом заведении. «В печали и грусти проходят дни и месяцы жизни моей…» — поется в песенке, и правда, нашему купцу есть отчего печалиться и грустить. Не потому ли этот день кажется ему таким длинным? Обычно он жалел, что дни пролетают слишком быстро, нынче же — совсем другое дело.
Куртизанка, которую хозяйка вызвала к гостю, напустила на себя празднично-оживленный вид и, хотя радоваться ей было нечему, с улыбкой заговорила:
— Один за другим уходят годы. Как это печально! Прежде я всегда радовалась наступлению Нового года, думала — придет праздник, можно будет поиграть в волан. Но вот мне уже девятнадцать минуло. Скоро зашью разрезы на кимоно,[246] обзаведусь семьей, детишки станут называть меня матушкой. Всего только год осталось мне ходить в фурисодэ.
У гостя, на беду, оказалась прекрасная память:
— Помнится, когда я последний раз пировал в заведении «Ханая» в столице, на тебе было платье со скругленными рукавами, и тогда ты тоже говорила, что тебе девятнадцать. Но с тех пор уже лет двадцать прошло. Выходит, тебе тридцать девять лет, а ты все строишь из себя молоденькую и ропщешь на судьбу. Да тебе просто повезло, что ты коротышка и поэтому выглядишь моложе своих лет.
Так, вспоминая прошлое, купец изобличал женщину, пока та не взмолилась:
— Простите меня.
Прекратив на этом неуместный разговор о летах, они поладили между собой и сдвинули изголовья.
Но вскоре явилась какая-то старуха, — по всей видимости, мать этой женщины, — тихонько ее окликнула и, о чем-то пошептавшись с нею, с горечью произнесла:
— Я пришла взглянуть на тебя в последний раз. Из-за того, что мне не хватает каких-то четырнадцати или пятнадцати моммэ, я должна буду утопиться.
Услыхав это, дочь разрыдалась, поспешно сняла с себя косодэ из дорогого шелка и, завернув его в фуросики,[247] отдала матери. Растроганный купец подарил старухе золотую монету.
Как раз в это время в чайный домик заглянули двое юношей, по виду слуги актеров Кабуки.[248] Услышав громкий голос довольного собственным великодушием купца, они без труда его отыскали.
— Так вот где вы прячетесь! — вскричали они. — Мы с утра уже несколько раз наведывались к вам, а вас все нет и нет. Хорошо, хоть здесь застали! — После недолгих препирательств они забрали у купца все деньги, что были при нем, а также хаори, меч и кимоно. — С уплатой остального долга мы, так и быть, подождем до пятого числа, — сказали они напоследок и удалились.
Очутившись в столь незавидном положении, купец все же попытался вывернуться.
— Когда тебя так просят о помощи, трудно отказать… Да, в последний день года нельзя отлучаться из дома, — пробормотал он и отправился восвояси.
А все принялись над ним потешаться:
— Такого набитого дурака, как этот гость, поискать надо!
Разумные советы о том, как выгоднее вести хозяйство
Согласно закону о разделе имущества, при женитьбе или замужестве детей надлежит поступать следующим образом. Если у вас есть, к примеру, состояние в тысячу каммэ, то старшему сыну и наследнику вы отдаете свой дом и четыреста каммэ в придачу; второй сын получает три сотни каммэ и усадьбу; третьему сыну вы вручаете сто каммэ, жените его и отправляете жить к тестю. Если же у вас есть еще и дочь, то вы даете ей в приданое тридцать каммэ и на двадцать каммэ одежды и всякой утвари; при этом лучше всего пристроить ее в семью с меньшим достатком, нежели ваша собственная. В прежние времена на приданое невесте принято было тратить сорок каммэ и сверх того давать за нею десять каммэ наличными. Нынче же деньги интересуют людей больше всего, поэтому неплохо в сундук для одежды класть серебряные тёгины, а сундук для домашней утвари набивать медяками.
